ВЕЛИКИЕ РЕЖИССЕРЫ ВОСТОКА

По правде, тот факт, что сразу три его фильма входят в первую десятку этих самых кассовых аниме — кроме «Твоего имени», еще «Дитя погоды» (2019) и «Судзумэ, закрывающая двери» (2022) — делает неисправимыми романтиками уже нас, людей сегодняшних. Хотя в перечисленных фильмах есть место приключениям, но самые любимые картины подлинных фанатов Синкая, «Пять сантиметров в секунду» (2007) и «Сад изящных слов» (2013), обходятся повседневностью — куда большее место в них занимает то томление 15-летних, что можно выразить фразой «где-то есть сердце». 15 — любимый возраст производителей аниме, возраст первой любви, первых эскапад, поступков, бегства на клич своего призвания. Но ровесники героев Синкая из прочих аниме летают на звездолетах, раскрывают убийства, сражаются с нечистью. Жизнь же пятнадцатилеток Синкая — цепочка испарившихся снов, разомкнутых объятий и неотправленных сообщений. Вместо разговоров — внутренний монолог, вместо собственных слов о любви — старая песня, наугад выхваченная радиоволной. Камера, уподобляясь робкому взгляду подростка, почти не поднимает объектива на глаза напротив, а прячет взгляд под ногами, на полках магазинов, в небе, пересеченном высоковольтными линиями передачи, на датчике пароварки, на поручне метро.

Свой фирменный прием — смотреть «куда угодно, только не туда» — Синкай нашел сразу, 23-летним сотрудником компании по производству «визуальных романов», в которой он выполнял функции графического дизайнера, в свободное от работы время рисуя буквально на коленке черно-белые 2-минутные мультики, где не то что диалогов, а и внутренних монологов не было, их заменяли надписи. В силу основной занятости на один такой мини-фильм уходило два года. Один из них, «Иные миры» (1998), листал образы планеров, птиц, пролетающих за окном пригородной электрички, вперемешку с картинками жаркого летнего дня взаперти в квартире. Солнце пригвождено к полу под краем едва покачивающейся занавески, да и покачивалась она не от ветра, а от отчаянно вращающегося вентилятора. В комнате на полу изнывала от духоты девушка. В электричке она жалась к погруженному в свою печаль парню. Фильм завершался надписью: «Однажды ты найдешь свою настоящую половинку. А пока — я буду с тобой». Это казалось опытом чистой меланхолии: ведь у самого Синкая еще не было будущих фильмов и не было публики, чтобы узнать из них, что в мире Синкая нет ничего более постоянного, чем временное, более верного, чем недолговечное.

«Иные миры» были пущены под «Гимнопедию №1» Эрика Сати, фортепианную вещицу, которая стала хронически мила киноавторам Востока: ее можно услышать и у Ким Ки Дука в «Адрес неизвестен» (2000), а в самой медитативной из дорам, «Я приду, когда будет хорошая погода» (2020), она и вовсе превратилась в главную тему. Возможно, эту универсальную тему, где палец, касаясь клавиш высокой октавы, то ли перебирает воспоминания, то ли листает фотографии, то ли провожает уходящие нетронутыми времена года, им «продал» именно Синкай, подобравший теме идеальную визуальную интерпретацию. Во всяком случае, уже в следующем, 1999 году эту и другие его ранние любительские вещицы начал затягивать в эпицентр всеобщего любования локомотив его уже более длинной, 5-минутной черно-белой вещицы «Она и ее кот», принявшейся собирать награды на нишевых фестивалях аниме и мультипликации. Там беспорядочная жизнь квартиры, в которой с течением времени теряла свою любовь молодая женщина, увидена глазами кота, которого она подобрала весной. Фильм разбит на главы, соответствующие временам года. Впоследствие Синкай часто будет использовать этот прием, листая порой отдельные месяцы, так или иначе — календари. Четко обозначенное время, сезон — повествовательная неизбежность у японцев, которые даже письма начинают с указанием дня, времени суток и погоды за окном. Уже в этой мелочи сказалось то, что в скором времени станет очевидным: Синкай — автор нутряно японский. Много лет спустя, когда он станет делать свои кассовые хиты, где найдется место элементам сказочным, фантастическим, станет очевидно, что чувство опоэтизированности реальности, одушевленности обыденности в них продиктовано тем, что элементы эти растут не из буйства индивидуальной фантазии автора, а из философии синтоизма1¹Синтоизм традиционная политеистическая религия Японии, основанная на анимистических верованиях с его представлениями о единосущности и одухотворенности всего.

«Она и ее кот» завершаются зимой — в кинематографе Синкая отныне и навсегда зима, заставляющая найти пристанище, искать согрева, станет спутником осуществленной любви, разделенного чувства. Кот говорит: «В темноте, которой нет конца, вращается наш маленький мир. Сменяются времена года, и вот уже наступила зима. Ее запорошенная снегом фигурка, гул мрачных облаков в темном поле, ее душа, мои чувства и наша комната — снег скрадывает все это. Лишь шум электрички, на которой она уезжает, доносится до моих чутких ушей. Мне и, наверное, ей тоже этот мир — кажется, мы любим его».

Зима — ловушка для двоих, а любовь — настолько робкая и неуловимая субстанция, что ей требуется другая ловушка, чтобы осуществиться, — такова одна из первых мыслей, которыми Синкай будет делиться со своим зрителем по мере такого, как овладевание техникой аудиовизуального повествования о вещах трудновыразимых позволит ему все-таки формулировать их, ловить в сачки сюжетов. Вскоре ему предлагают сделать клип для поп-дивы Хироми Ивасаки, чей невероятно чистый, сильный голос еще с середины 1970-х дарует японцам то утешение, какое мы получаем от колыбельной матери и народных напевов, донесшихся из деревни, которую мы проезжали на закате (песенку Покемона в легендарном мультсериале доверили записать именно ей). «В синем, синем небе твое улыбающееся лицо плывет ко мне, и эта улыбка придает мне сил» — так начиналась та песня Ивасаки, и на экране рисованный хомячок начинал бег по степи, мимо озера, в поле, под голубым небом, овеянном белыми облаками, чтобы, когда камера отъезжала, обнаружилось, что весь этот мир для него — в колесе, где он бежит под ласковой улыбкой своей уставшей от внешних, за пределами этой квартиры, стола, хомячьего колеса забот хозяйки. «В мыслях вся о тебе».

Эти маленькие и яркие успехи обращают на Синкая внимание компании CoMix Wave, программным обеспечением которой занималась фирма, где режиссер до сих пор работал. Она предоставляет ему бюджет для производства OVA — так в мире аниме называют спецвыпуски анимационных телефраншиз продолжительностью, как правило, 25 минут, предназначенных не для показа по ТВ, а для продажи на дисках. Разумеется, поскольку Синкай ни над какой франшизой не работал, ему предоставляли карт-бланш на уникальный сюжет среднеметражного аниме, а диск собирались дополнить теми миниатюрами, что Синкай уже создал. По сути, готовилась к выпуску первая антология фильмов Синкая. Сразу скажем, что это стало началом хорошей дружбы. Предприятие имело такой успех, что уже для производства второго полнометражного фильма Синкая, «Пять сантиметров в секунду», от компании отпочковалась студия CoMix Wave Films, которая является персональным кинопредприятием Синкая — хотя, начиная с «Твоего имени», ее мощностей все же не хватает, чтобы обеспечить тот широкий всемирный прокат, которым наслаждаются теперешние постановки режиссера, и этой частью заведует крупнейшая и старейшая кинокомпания Японии — «Тохо».

OVA-шкой Синкая становится «Голос далекой звезды» (2002) — мультик о СМС, которыми обмениваются два влюбленных старшеклассника, только он — с Земли, где продолжает обучение и со временем вступает во взрослую жизнь, она — из космоса, куда ее взяли пилотом в составе армии, преследующей агрессивных космических пришельцев, тарсиан. Чем дальше гонит отряд тарсиан, тем на больше световых лет приходится героине отскочить от Земли. Вот уже ее сообщения приходят с задержкой на год, а потом он и вовсе перестает их получать: «И тогда я решил, что мое сердце будет холодным и сильным. Эта дверь никогда не откроется. Я не буду стучать в нее вечно, повзрослею, даже в одиночку». Надо ли говорить, что — за исключением пролога, где на закате герои наблюдают на небе белые следы от взлетевших ракет и девочка делится желанием однажды полететь на такой, — фильм лишен диалогов. История рассказана через тексты СМС, иногда возникающие в первозданном, набранном виде, чаще — в форме закадровых монологов, в то время как в кадре — поднимающиеся шлагбаумы железнодорожных переездов, узенький проезд под мостом, покачивающиеся поручни метро, солнце, утекающее, как вода, на закате с балкона — то, что видит все эти годы перед глазами он, то, что видит все эти годы она во снах.

«Голос далекой звезды» нельзя отнести к безусловным шедеврам Синкая. На треть картина состоит из космических образов, сражений, и эта треть монотонна. До сих пор фантастические видения Синкаю не поддались. Он — величайший поэт повседневности и волшебник, овеществляющий неуловимые чувства, которые в жизни мы и словами-то затруднимся описать. И в этом смысле «Голос» — та капля воды, в которой сполна отразилась и вся будущая образность, и многие магистральные темы Синкая. Здесь начала формироваться его Вселенная. Среди въедливых поклонников режиссера есть немало таких, что утверждают, будто все истории всех фильмов Синкая происходят единовременно (тем более, что относительность времени — одна из тем Синкая) в некоем едином пространстве. Их мнение не бездоказательно. Возникший во сне героини узенький проезд под мостом 17 лет спустя возникнет в «Дитя погоды» — правда, почти до неузнаваемости преображенный затяжным дождем: в «Голосе» он предстает разморенным в кружеве предзакатного солнца. Шлагбаумы крохотного железнодорожного переезда будут фигурировать в каждой второй его ленте, а сам переезд станет сценой лирической кульминации «я оглянулся посмотреть, не оглянулась ли она…» в «Пяти сантиметрах в секунду».

Сценой такой же лирической кульминации «Твоего имени» станет лестница, по которой в «Дитя погоды» мы пронесемся уже на мопеде. Как и пробежим по вообще-то закрытому для пешеходов метромосту над перекрестком Сибуя, пропускающим три тысячи пешеходов одномоментно и являющимся еще одним рефреном его фильмов. Но тут приходится говорить уже о всамделишном Токио, который является частью Вселенной Синкая. Он вдохновенно и охотно, фильм за фильмом, рисует и рисует, в разные времена года и при разном освещении, свои излюбленные места, вроде сталинской высотки Ёёги, чей мрачноватый колорит Синкаю удается схватить как особенно зловещий, тревожный, когда изображает ее под дождем — в «Саду изящных слов» и «Дитя погоды».

Уже после выхода «Пяти сантиметров в секунду» возникла своеобразная игра: люди, не только японцы, выискивали в Токио места, запечатленные Синкаем, фотографировали, стремясь в точности повторить ракурс и освещение, в каких они предстали в том или ином кадре режиссера, и выкладывали в интернет. После «Сада изящных слов», увековечившего парк Синдзюку со всеми его беседками и мостиками над прудами, эта игра стала столь массовой, что начали организовывать экскурсии по местам Синкая. И хотя, повторимся, речь идет скорее о Токио как едином пространстве жизни персонажей Синкая, сам он подливает масла в огонь, давая в своих последующих фильмах гостевые роли главным героям лент предыдущих: так, кот Тёби из короткометражки «Она и ее кот» вернулся в полнометражном «За облаками», а герой «Пяти сантиметров в секунду», снова встретив его, даже расспрашивает о его подружке из первой картины, Мими.

Эта привязанность к одним и тем же местам в Токио — открыточным, оживленным и тем, что известны только жителям отдельных микрорайонов, к одним и тем же лицам и даже — в случае котов — мордам у Синкая растет не из желания превратить свое творчество в набор сайдквелов.2²Сайдквелл (sidequel)то же, что и спин-офф, новый фильм, действие которого протекает в вымышленном мире ранее вышедшей картины Места и прохожие у него — слагаемые любви, свое понимание которой Синкай точно и сполна сформулировал уже в «Голосе далекой звезды», в последнем СМС из космоса в этом фильме. Оно все-таки придет, только через восемь лет. Дело в том, что тарсиане бегут к Сириусу, и землянам потребуется скачок через восемь световых лет, чтобы их нагнать — вот оно и задержится. На восемь лет. А говорится в нем вот что: «Привет, 24-летний Нобору. Нобору, ты знаешь, я вспоминаю так много вещей. В конце концов, оказалось, что здесь у меня ничего нет. Ну, например, летних облаков и холодного дождя, запаха осеннего ветра, звука капель, барабанящих по зонту, весенней земли, уютного кафе среди ночи. И еще, знаешь, ледяного ветра после школы». До этой поры СМС из-за кадра зачитывает голос героини. Но отсюда реплики будут подавать по очереди он и она, чтобы последнюю произнести вместе, в согласии — и это еще один прием, который Синкай сохранит навсегда.

Любовь — это вместе проживать день за днем, друг с другом и с землей, со шлагбаумами и мостами, кошками и прохожими, солнцем и дождем, всем, что живет, меняется и исчезает. Как исчезла, например, через две недели после премьеры фильма «Дитя погоды» построенная в 1969 году семиэтажка Кайкан в квартале Ёёги. Зная, что вскоре в стену одного из любимых мест его отрочества вломится шар-баба, Синкай еще при жизни здания увековечил его с теперешними ржавыми лестницами, поместив на крышу красные ворота-тории, служащие в этой сказке о дождливом лете порталом для вызова солнца. Любовь у Синкая, хотя так он это никогда не называл, — это любовь к родине, которую проживают вдвоем.

В этом плане показательно сотрудничество Синкая с крупнейшей строительной корпорацией «Тайсэй», для которой в период с 2008 по 2014 год режиссер создал 4 ролика. Поклонник рукотворного пейзажа, создаваемого людьми по мере возникновения новых нужд, он не мог не ухватиться за это предложение. С тем же погружением в чувства, с которым он оплакивает уходящие здания и инфраструктуры, казавшиеся ему в детстве такой же незыблемой частью мира, пейзажа, как деревья или солнце (хотя деревья тоже недолговечны, да и вечность солнца над нами всякий новый виток исторической спирали вновь ставит под вопрос), он воспевает и воздвижение новых, которым предстоит в свою очередь стать незыблемой частью пейзажа для тех, кто родится позже нас.

В этих роликах он запечатлел строительство тоннеля под Босфором, соединившего Азию и Европу, первого скоростного шоссе на Шри-Ланке и нового аэропорта в Ханое. Первый в серии роликов тоже рассказывал о строительстве аэропорта в столице Катара Дохе. Рабочий, чей внутренний монолог сопровождал этот ролик, говорил, что в эти дни часто смотрит в небо, на облака, которые, в отличие от него, скоро поплывут и над его родиной. И о слезах, которые, он уверен, выстелят небо перед его глазами в день, когда эта стройка будет окончена и можно будет вернуться домой.

После «Голоса далекой звезды» Синкай приступил к созданию своего первого полного метра — «За облаками» (2004). С высоты достигнутого им сегодня фильм воспринимается как разочарование, но в свое время он по праву был принят на ура. Несмотря на драматургические несовершенства, было очевидно, что в большом аниме случилось нечто новое, прекрасное. История дружбы двух старшеклассников, их любви к однокласснице и мечты, к которой они стремились, помещена в такую осязаемую среду, что чувства можно потрогать руками. Как когда героиня задерживается в тамбуре электрички, и после темной его прохлады на контрасте слепит глаза и заставляет взмокнуть пекло солнечного перрона, на который минутой раньше выскочили друзья. Как трава у их ног, которая, во всей свой сочной зелени, за счет послеполуденного солнца лишена четкости силуэтов. Эти сцены повторит уже в игровом формате Рюсукэ Хамагути (о нем мы вскоре поговорим отдельно) в «Счастливом часе» (2015), когда героиня узнает, что одноклассница беременна от ее сына, и будет так же идти среди зеленых деревьев с отсутствующими силуэтами по полуденной жаре, неожиданно понимая, что вдруг, не будучи старой, стала свободна от роли матери, что сын ее сам готов стать отцом, и совсем по-иному, как с симпатичным прохожим, заговорит с ним.

В «За облаками» действие происходит в альтернативной реальности, где после войны Япония оказалась разделенной: часть осталась оккупированной Штатами, в то время как северный остров Хоккайдо отошел Советскому Союзу, остающемуся Союзом и по сей день. С 1974 года Союз строит на острове башню, верхушка которой давно ушла в небо. Друзья, живущие на американской территории и только вздыхающие «Умеют же строить в Союзе!», мастерят самолет, чтобы облететь вокруг башни и посмотреть, что она из себя представляет. По мере взросления они оказываются связаны с органами госбезопасности. Последние сцены фильма разворачиваются, когда ребятам уже известно, что через пять дней Америка нападет на Союз. Полны волнующей тревоги сцены, где герой пьет, возможно, свой последний мирный кофе в Токио, пока по мосту за его спиной составы с военной техникой стучат по шпалам на север. Уже в этом фильме Синкай пытается поженить квантовую физику с синтоизмом, однако синтеза, какого он добьется в «Твоем имени», не происходит: финал оставляет зрителя с холодным лбом.

Почувствовав это, Синкай отступил в повседневность, и этот шаг подарил миру два фильма, которые по сей день остаются самыми любимыми у преданных поклонников Синкая; по правде, мы и нынче надеемся, что однажды он снова отложит сказки и расскажет хотя бы еще одну такую «историю каждого дня». Неизбежно возникают споры: какой же из этих двух фильмов — «Пять сантиметров в секунду» (2007) или «Сад изящных слов» (2013) — главнее. Я и сам не раз вовлекался в них, один раз даже с хозяином лавки комиксов. И вот что интересно: эти споры, по сути, — не споры, а способ мгновенно узнать человека напротив. Потому что абсолютное совершенство обоих картин не обсуждается: тут скорее — какая из них окажется ближе к твоему очень трепетному опыту.

И хотя моему близки и та и другая, все же я выбираю «Сантиметры», пожалуй, потому, что сразу после школы поступил в московский институт и часто возвращался зимой в свой городок на ночной электричке. 13-летний герой едет электричками в захолустье, куда переехала из Токио со своей семьей девочка, с которой он дружил в начальной школе. А теперь и его семья переезжает на остров Танэгасима, откуда ему уж совсем сложно будет добраться до ее Тотиги. 3 марта они условились встретиться на ее станции в семь вечера. Но начался сильный снегопад, и все поезда стали задерживаться, да и просто застревать на трассе. Синкай невероятно узнаваемо нарисовал это состояние подростка, увлекаемого в непроглядную холодную пустыню, в конце которой ему обещан теплый огонек любви. Самая оживленная пересадочная станция Синдзюку с ее витринами, циферблатами и строками электронных расписаний, тысячами пар элегантной обуви и портфелями сменяется полустанками, где стайки мужиков жмутся к единственному желтому окну, откуда им наливают и дают горячие бутерброды. Вместо хромированных составов — зеленые вагоны с наледью в тамбуре и пустыми рядами деревянных сидений. А на часах семь вечера трагически становятся фактом прошлого. За окном, кроме ночи и снега, 1995 год, и нет возможности ни позвонить, ни отправить сообщение. Когда ближе к полуночи он все-таки выходит, по щиколотку в снегу, на совсем уже одинокий перрон, в крошечном здании вокзала буквой «П» составлены 12 пластмассовых кресел, красных и синих, тех, какими комплектовались чехословацкие трамваи в 1980-х. В одном из них ждет она. Его сиротливость сменяется покоем, бесценнейшим из чувств, совместным ужином и поцелуем, из которого он поймет, «что значит вечность, что значит сердце, что значит душа».

Рефреном в фильме в небе пролетает птица, но, не в силах одолеть ветер, поддается его власти и дает ему увлечь себя. Так же герои дадут увлечь себя жизни, в которой важнее учеба, работа, поиски «своего места», а сюжет, уподобившись и героям, плывущим по волнам жизни, и птице, летящей по воле ветра, позволит себе сменить протагониста. Внутренний монолог перейдет к совсем новой девочке, которая будет влюблена в нашего героя уже на пьяной от морского ветра и ночных цикад Танэгасиме.

Действие переносится в Токио 2007-го. Блуждающее око камеры Синкая здесь выхватывает не поручни и сиденья электричек, не серферские доски Танэгасимы, а пивные банки и сигареты. Наш герой делает карьеру, но: «Все эти годы я бежал вперед, хотел обрести что-то важное, что-то недостижимое. И, кажется, в конце концов остался ни с чем. Я не знал, откуда вырвалась эта тревожная мысль, и боялся признаться себе, что это правда. И продолжал работать. Потом я заметил, что мое сердце ожесточается, а жить становится все невыносимее. Однажды утром я с ужасом осознал то, что до сих пор не мог принять. Мне стало ясно, сколь многое я утратил. Я уволился из компании. Я понял, что стою на краю пропасти».

Его рука протягивается к магазинной полке. И тут по радио начинает звучать песня Масаёси Ямадзаки. Дальше уже говорить, точнее — петь, будет он, потому что тут фильм и герой доходят до края, где «я о любви хочу успеть — да не сказать… Нет, не сказать, а просто спеть». Синкай объяснял, что взял эту песню не только потому, что она, бесконечная, с волнами одинаковых, тяжело-ритмизированных куплетов, идеально подходит к состоянию и к возвращающимся в день, когда он любил и его любили, мыслям героя. Причина в том, что она была тогда на слуху у каждого японца, и нет нужды вслушиваться в слова, их знали наизусть:

Синкаю было важно, чтобы слова выплывали у японцев из подкорки, потому что на протяжении долгой пятиминутной песни он прибегает к одному из своих любимых приемов (на котором, например, были построены «Иные миры»), когда воспоминания сменяют друг друга посекундно. Среди этих воспоминаний такие, что зрителю еще неведомы, например, что однажды в Токио Он увидел Ее из окна электрички сидящей за книгой на станции. С поры зимнего поцелуя прошло 12 лет. На том перекрестке, через который они ходили детьми из школы, вновь поднимаются шлагбаумы и они, неузнанные, 25-летние, проходят друг мимо друга. Но чувствуют что-то и останавливаются, каждый по свою сторону переезда, чтобы оглянуться. Однако, когда встречные поезда разъедутся и шлагбаумы поднимутся вновь, ее там уже не будет. Но за кадром, как водится у Синкая, заговорят двое, по очереди, дополняя другу друга так, чтобы их голоса слились на финальной фразе: «Однажды мы будем снова идти и любоваться сакурой вместе. Ни я, ни он не сомневаемся в том, что все будет именно так».

«Пять сантиметров в секунду» — чистый образец поэзии и отсутствия уверенности в том, что ты и твоя жизнь — достаточно хороши, чтобы взять в нее того единственного, с кем тебе спокойно. «Сад изящных слов» — это проза, линейный рассказ. «Пять сантиметров» — сине-бело-желтые, то от ночи, снега и электричества, то от волн, пены и цветков куриной слепоты. «Сад» — зелено-серый. Зеленый — от деревьев, кувшинок, осоки парка Синдзюку-гёэн в июне. Серый — от глаз, дождя по лужам, башни Ёёги в грозовых тучах: в Токио июнь — сезон дождей. 15-летний герой в дождливое утро не может заставить себя идти в школу. В дождь его тянет бродить по городу. В облюбованную им в Синдзюку-гёэн беседку, где он сидит и делает карандашные наброски туфель (его привлекает ремесло башмачника), с некоторых пор зачастила 27-летняя женщина. Она пьет с утра пиво, а когда он укоряет ее, что закусывать бы тоже надо, вываливает в ответ из сумки дюжину плиток шоколада. Она утратила вкус пищи, понимает только алкоголь и шоколад. Ходить, по ее признанию, она тоже разучилась. Пьяные одинокие утренние вылазки в парк — ее попытка вернуться к жизни. Загадочная взрослая жизнь с романтикой утреннего пьянства и нервных срывов притягивает подростка. Он снимает мерку со ступни женщины. Ступни, возможно, самая эротичная и интимная часть наших тел. Наши ступни оказываются в ладонях только тех, кому мы доверяем и с кем спокойны. И еще — в ладонях башмачников. Потом, когда выглянет солнце, он встретит ее в школе, и она окажется учительницей литературы, в которую влюбился один старшеклассник, а его девушка от ревности вымазала учительницу грязью, устроила скандал.

В этом фильме Синкай скальпельно точно воспроизводит флирт подростков со старшими. Самоуверенные остроты, сдобренные самоиронией («Откуда фингалы?» — «Хотел быть похожим на вас, так что выпил пива и грохнулся с платформы Яманотэ»), задиристые выходки, призванные одновременно и указать спутнице на ее «преклонный возраст», и напомнить, кто здесь мужчина, и получить в ответ ее едва прикрываемое превосходством интеллектуального и эмоционального опыта восхищение. Поскольку протагонистом «Сада» является паренек, то для финальных титров словно бы он выберет для своей возлюбленной песню, что напомнит ей ее 12 лет, — беспечную, как беготня по лужам, звучавшую в Японии из всех радиоприемников в 1988 году:

Флирт юного паренька с женщиной постарше — еще одна область, в которой Синкай — мастер высшего пилотажа. В его самом свежем фильме «Судзумэ, закрывающая двери» линия флирта «почти сорокалетней» тетушки главной героини и 22-летнего парня, вызвавшегося отвезти ее из Токио в Кобэ, — единственное живое в неполучившемся фильме, живое настолько, что ради этого стоит проглотить два часа вторичной и нудноватой ленты. В ход помимо вышеперечисленного идут и песенки 1960-х по радио — в отличие от героя «Сада», с песней угадавшего, этот парень не понимает, что даже для его спутницы они безнадежное ретро, как и бесконечные сигареты, призванные не столько подчеркнуть его мужественность, сколько напомнить о кумирах времен молодости тетушки, когда герои Кэна Такакуры и Бунты Сугавары3³Кэн Такакура (1931–2014), Бунта Сугавара (1933-2014)японские актеры с сигаретой не расставались. Парень презабавно путает 40 и 60, однако тетушке хватает опыта узреть в этом своеобразное проявление галантности.

Раз уж мы перепрыгнули к последнему фильму Синкая через головы двух его самых всемирно признанных кассовых хитов, закроем тему. «Судзумэ» не получилась по простой причине: Синкаю не удаются девчачьи сказки. Между «Пятью сантиметрами» и «Садом» он уже попытался сделать одну — «Ловцы забытых голосов» (2011). И сразу полезла совершенно ему противопоказанная, неорганичная милота. Например, спутник-котик, растопыривший уши над плечами девочки-героини; в «Судзумэ» к котику присоединился самостоятельно ковыляющий и говорящий трехногий детский стульчик, в который превратился прекрасный принц. Принц этот, как и все прочие парни в «Судзумэ» и «Голосах», носит на голове гладкую гриву, как самцы с обложек дамских романов издательства «Арлекин», — при том, что обычный герой Синкая взъерошен, но стрижен коротко, по-мальчишески.

В этих лентах Синкай очевидно пытается играть в Миядзаки. В прологе «Судзумэ» принц увлекает заглавную героиню в вальс-полет — совсем как принц в прологе миядзакиевского «Ходячего замка» (2004) — только нет у синкаевского ни моднючего камзола в розовых ромбах, ни вальсового аккомпанемента Дзё Хисаиси, под который и без всякой картинки закружишься под облака. В «Ловцах» Синкай пытается также навести миядзакиевской европейской красоты: парижские улочки, рыцарский плащ, седла, убранные как на гобеленах, и наряды поселянок, как в румыно-итальянских пеплумах конца 1960-х вроде «Даков» и «Битвы за Рим». Но Миядзаки собирает такие ингредиенты и совмещает их в тех пропорциях, что на экране впрямь возникает сказочное время, единое для Шарля Перро и Памелы Трэверс. Мир девчачьих сказок Синкая — это мир школьника, насмотревшегося в кино старых костюмных авантюр и нарисовавший все подряд, что его впечатлило: это выглядит как Жан Маре, скачущий верхом на Гойко Митиче.

Но самое характерное в этих провалах Синкая — в обоих случаях он отказался от двух своих главных приемов: субъективной камеры, больше выхватывающей предметы, чем глаза напротив, и внутреннего монолога. Истории раскрываются через прямые диалоги, снятые традиционно — двое болтают друг напротив друга. Это ли не лучшее саморазоблачение: он просто не в состоянии влезть в девчачью голову, увидеть мир девчоночьими глазами.

То, что жанром современной сказки он не просто овладел, а стал одним из величайших рассказчиков, доказывает «Твое имя» (2016). Мы уже упоминали, что это лента за стандартной формулой флирта — «Мы раньше нигде не встречались?» — разглядела глубоко скрытую истину. Потому что чаще всего, когда мы так говорим человеку, с которым и правда нас потянуло сойтись поближе, мы что-то такое чувствуем. И это что-то пускает корни в другой банальности из фильма, которой он открывается: «Последнее время я часто просыпаюсь в слезах с чувством, что забыл что-то очень важное». В пространстве снов Синкай открыл и доказал действительность — если не материальную, то оказывающую такое давление на материальный мир, что в силах изменить ход истории, сводку новостей. Фильм начинается с навязшей в зубах преамбулы: школьник и школьница меняются телами. Он, разумеется, долго и основательно трогает себя за сиськи, чем приводит в оторопь ее младшую сестру; потом, когда они поймут, что с ними происходит, они будут оставлять друг другу в телефонах сообщения, и она возьмет с него слово себя за сиськи не лапать. Это все действительно забавно, но это присказка. Сказку пересказывать не буду. Она слишком изобретательно придумана, чтобы сдавать ее тем, кто ленту еще не видел: самым кассовым аниме она стала неспроста.

Одно лишь замечание о синтоизме. Героиня готовит сакэ на сельском празднике. Она пережевывает рис и сплевывает кашицу в сосуд, где ему предстоит бродить. Это так эротично, что Синкай предугадал неловкость, какую испытают иные зрители, и ввел в сцену одноклассниц, которые шушукаются: «Как ей только не стыдно!». В синтоизме, принимая что-то внутрь себя, в пищу, например, мы принимаем и душу того, что едим (а душа в синтоизме есть у всего, даже у старого зонта — у этой и имя свое есть: каракаса). Так вот, в кульминационной сцене, чтобы войти в контакт с героиней, герою предстоит найти закрытые сосуды с забродившим пережеванным рисом и выпить сакэ, на треть состоящее из ее слюны. Безостановочный нарастающий интерес, азарт «Что дальше?» в этом фильме у зрителя поддерживают типичные приемы Синкая — внутренние монологи, субъективные камеры, долгие эпизоды из короткого монтажа вспышек-воспоминаний. Синкай лучшие фильмы делал в том числе и о верности себе. Он любовался и нашей податливостью, слабостью, ведомостью, что не дают нам быть с теми, с кем нам спокойно, и тем, что эта верность нас не оставляет, а если оставляет все же, то мы испытываем такое чувство потери, что срываемся и перестаем вести себя достойно. Так что все равно в итоге ведем себя как хотим. «Твое имя» — триумф Синкая потому, что, ведя себя как хочет, сполна сохраняя верность себе, он из своих импрессионистических приемов создал одну из самых востребованных людьми всех возрастов сказок нашего века.

Выпущенный после «Имени» «Дитя погоды» (2019) сперва оставил с чувством некоторого разочарования. Это тоже современная сказка, но в ней отсутствовало то безостановочное действие и непредсказуемые кульбиты, что делали «Твое имя» таким особенно зрелищным. Действительно, собственно сказка в «Погоде» линейна и односложна. Однако, пересматривая фильм сегодня и уже зная, чего ожидать от его сюжета, неожиданно с огромным интересом погружаешься в его «реальную» историю. А история эта о подростках 13–16 лет в Токио, сиротах или беглецах, так или иначе —о подростках, живущих без родителей.

Годар сетовал, что у нас никогда не будет справедливых выборов и достойных правительств, коль скоро старикам, живущим в деменции и на дотации, разрешено голосовать, а детям, к которым в нашем обществе причисляют половозрелых эрудированных людей 12–17 лет, – нет. Двухчасовой фильм Синкая подробно исследует ощеренность, среди которой приходится лавировать этим самым половозрелым, эрудированным и очаровательным в силу своей свежести существам, коли судьба их обрекла или они сами выбрали жить самостоятельно. Им не получить работы с пакетом соцзащиты, за ними охотятся органы опеки, пристегивая за собой полицию. Поэтому единственный пока раз Синкай выстроил фильм в жанре и образности нуара. Японский нуар родился в конце 1950-х с приходом в детективную литературу непревзойденного и насквозь своеобразного мастера социального детектива Сэйтё Мацумото («Точки и линии», 1958, «Земля — пустыня», 1962, «В тени», 1964). Последующие два десятилетия он оказывал прямое воздействие на японское кино: его экранизировали (Ёситаро Номура — «Нулевой фокус», 1961, «Крепость на песке», 1974, Ёдзи Ямада — «Флаг в тумане», 1965), им вдохновлялись (Киндзи Фукасаку — «Гордый вызов», 1962, «Битвы без чести и жалости», 1973, Дзюнъя Сато — «Опасная погоня», 1976, «Испытание человека», 1977), даже Акира Куросава переписал под японскую действительность тех лет шекспировского «Гамлета» так, как написал бы его Мацумото (в фильме «Злые остаются живыми», 1960).

Поэтому над Токио в «Дитя погоды» уже два месяца идет нуаровский дождь, полицейский инспектор награжден прической ленинградского ковбоя и точеным профилем Алена Делона (главного идола японской аудитории эпохи Мацумото), среди главных героев фигурирует вечно пьяный редактор бульварного издания, которому теща не разрешает свиданий с дочерью, потому что он непрерывно курит, одним из главных мест действия становится стрип-клуб, а в руках 16-летнего героя окажется заряженный пистолет, из которого ему предстоит выстрелить дважды.

Нуар стал новой неожиданной аранжировкой для магистральных тем Синкая — сиротливости и тяги к тому, рядом с кем твое сердце успокоится. В этой ленте Синкай поставил перед героем дилемму: либо он лишится любви и покоя, либо центр Токио уйдет под воду, дождям не будет конца. Герой выбирает любовь. И в финале получает индульгенцию от бабушки Таки, главного героя «Твоего имени»: «200 лет назад, когда Токио назывался Эдо, эта его часть тоже была под водой. Потом люди отвоевали землю у воды и понастроили здесь небоскребов. Так что не было никакой катастрофы, все просто вернулось на круги своя».

Так что, коль скоро мы разобрали все фильмы Синкая и оставляем его 51-летним, в расцвете сил и потенции еще не раз нас удивить и вдохновить, в свете бабушкиной эпитафии уже созданному им вспомним слова старой песни Валерии, здесь они уместны:

«Пять сантиметров в секунду» (2007): «Евгений Онегин» — роман в стихах, а это — фильм в стихах, сложенный из субъективных ракурсов, внутренних монологов и клипового монтажа, чтобы внятно и подробно рассказать историю 12 лет засасывающей повседневности.

Как о рассказчике

«Твое имя» (2016): самая непредсказуемая сказка, в которой Синкай с убежденностью синтоиста доказывает материальность самого дорогого и неуловимого, что у нас есть, — снов.

Как о мужчине

«Сад изящных слов» (2013): энциклопедия флирта старшеклассника и взрослой женщины под шум дождя. Также: «Судзумэ, закрывающая двери» (2022), линия «почти сорокалетней» тетушки и старшекурсника, взявшегося подвезти ее из Токио в Кобэ.

Как о романтике

«Голос далекой звезды» (2002): фильм, сложенный из СМС, которые посланы влюбленными между Землей и космосом, через восемь световых лет.

Как о гражданине

«Дитя погоды» (2019): неонуар, отстаивающий право подростков на самостоятельную жизнь.

«Выпуск 1: Болотбек Шамшиев» читайте здесь

«Выпуск 2: Мохсен Махмальбаф» читайте здесь

«Выпуск 3: Ким Ки Дук» читайте здесь