ВИЗАНТИЯ И ТЮРКИ: ГИБЕЛЬ И РОЖДЕНИЕ ЦИВИЛИЗАЦИЙ

Удивительным образом, но и у сельджуков в тот же период не наблюдается единства. На рубеже 12—13 вв. Сельджукский султанат, наиболее мощное государство в мусульманской Анатолии, вступил в период нестабильности и внутренних неурядиц. Могущественный султан Кылыч-Арслан II (1156-1192) незадолго до своей смерти разделил свои владения между девятью сыновьями, братом и племянником. Султан раздал земли в соответствии с дедовскими законами наследования, бытовавшими среди тюркских кочевников-степняков, но вряд ли пригодными для социума оседлого типа, тем самым обрекая султанат на годы внутренних распрей. Признаки стабилизации наметились лишь в начале 13 столетия, когда один из его сыновей Рукн ал-Дин Сулайман (ум. в 1204) смог воссоединить под своей властью почти все уделы.

Но и грекам в Анатолии? благодаря ускоренной консолидации власти как в Никейской, так и в Трапезундской империи, удалось стабилизировать и укрепить границу, ослабленную в предыдущие десятилетия, и поставить крепкий заслон кочевым рейдам в глубь своей территории. Однако модели взаимоотношений с тюркскими соседями в двух центрах византийской власти существенно разнились. Трапезундская империя с самого начала своего существования находилась в конфликте с Сельджукским султанатом, затронув торговые и политические интересы султаната на Черном море. Напротив, никейцы находились по большей части в союзных отношениях с сельджуками. Для развития преимущественно мирных отношений между никейцами и сельджуками было много причин, в частности, глубокие персональные связи между греческой и сельджукской элитами и даже культурная близость между ними. Однако дружественные отношения между византийской и сельджукской знатью никак не смягчали воинственности кочевников в пограничье, грабительские атаки которых на византийские земли продолжались, хотя и не с такой интенсивностью, как в первой половине 12 в. Кочевники по-прежнему составляли главнейшую проблему для безопасности византийской границы.

Несмотря на относительно низкую военную активность на границах и успешную консолидацию локальных центров власти в Никее и Трапезунде, именно в первые два десятилетия 13 в. произошел важный перелом в стратегическом положении анатолийских тюрок, который во многом предопределил полное вытеснение византийцев из Анатолии в будущем. Сельджукам удалось прорваться к Средиземноморскому и Черноморскому побережьям и укрепиться там. В 1207 г. Гийас ал-Дин Кайхусрав I внял жалобам обиженных купцов и захватил Атталию,iСовременная Анталья принадлежавшую эллинизированному итальянскому семейству Альдобрандини примерно с 1204 г. Сельджуки, покорив Атталию, прорвались к Средиземному морю и окончательно разрушили тем самым смычку между греками и армянами Киликийской Армении на юге Анатолии.

В 1214 г. сельджуки отнимают у трапезундцев стратегически важный военный и торговый порт Синоп в Южном Причерноморье. В результате потери Синопа впервые сфера господства византийской власти в Анатолии оказалась расколотой на два изолированных друг от друга крупнейших анклава — западноанатолийский и понтийский.iПонт Эвксинский - древнее название Черного моря. Византийцы уже никогда не смогут угрожать мусульманским городским центрам на анатолийском плато — Конье, Кастамону, Гангре, Анкаре. Напротив, в бывшей пограничной зоне, в середине 13 в. консолидируются новые эмираты туркменских кочевников, все более усиливавшие давление на византийские владения. Анатолийское плато с главными городскими центрами становится абсолютно недостижимым для византийцев. Таким образом, западно-анатолийский и восточно-анатолийский анклавы византийской цивилизации оказались прочно блокированы туркменскими кочевыми уджами, а греки окончательно лишаются шансов для реконкисты Анатолии, столь реальной на протяжении всего 12 века.

К началу 13 в. разрушительные последствия кочевой вольницы первой волны начали постепенно сходить на убыль, многие из кочевников перешли к оседлой жизни, другие понесли фатальный ущерб в борьбе с византийцами на западе и севере Анатолии, с армянами на юге и грузинами на северо-востоке, равно как и c самими сельджуками в оседлых районах материковой Анатолии. Однако новый виток кочевой миграции в пределы Анатолии начался примерно в 30-е гг. 13 в. в связи с монгольскими завоеваниями. Вытесненные монголами из Восточного Туркестана, Средней Азии и Ирана многочисленные туркменские и иные тюркские племена вновь наводнили Малую Азию. Их приток в Малую Азию был одинаково разрушителен как для оседлых мусульман в земледельческих районах, так и для местных греков, армян и грузин. Волны кочевых племен прокатились через всю Анатолию с востока на запад, дезорганизуя традиционные формы жизни и приводя к номадизации территорий, как это было за столетие до этого. На сельджукско-никейской границе весьма высокой степени концентрации кочевники достигли в 50—60-х гг. 13 в., где они как бы уперлись в конец "анатолийского коридора", в византийскую границу.

Появление монголов на восточных границах Анатолии в 1230-х гг. существенно изменило и никейско-сельджукские отношения. Перед лицом наступавших монголов две державы сближаются. В 1243 г. никейский отряд участвовал на стороне сельджуков в битве с иранскими монголами при Кёсе-Даг (26 июня 1243 г.), однако объединенные силы потерпели сокрушительное поражение. Сельджукский султанат весьма скоро превратился в марионеточное государство иранских монголов, образовавших в 1256 г. так называемое Государство Ильханов с центром в Северо-Восточном Иране (Марага, Султания, Табриз). В этой ситуации никейцы, не избегая контактов с монголами, продолжают оказывать поддержку сельджукскому султанату, рассматривая его как заслон между собственными владениями и монгольским Ираном.

Эти новые тенденции в византийско-тюркских отношениях совпали с кардинальным изменением в приоритетах византийской политики. В июле 1261 г. видный никейский полководец кесарьiгр. Καῖσαρ, то есть цезарь. В Византии титул цезаря давался высшим сановникам империи. Алексей Стратигопул с небольшим отрядом византийцев и скифов неожиданным рейдом захватывает Константинополь у латинян. В августе 1261 г. никейский император Михаил VIII Палеолог торжественно вошел в город, а вслед за императорским двором туда вернулся и патриарх. Возвращение греков в Константинополь было воспринято как восстановление Византии.

После возвращения в Константинополь византийцы все меньше уделяют внимания восточным провинциям империи, стремясь восстановить позиции империи на Балканах, а также вернуть ее престиж в западноевропейской политике. Влившиеся в Анатолию и сконцентрированные в византийском пограничье кочевники усилили давление на греков и стали активно занимать плодородные долины на западе Малой Азии. Византийцы в союзе с сельджуками и монголами Ирана с 60-х гг. 13 в. предпринимали попытки расправиться с кочевниками уджей, однако это приносило только временные результаты: кочевников становилось все больше, а справиться с ними становилось все труднее. В конце 13 и в начале 14 в. запоздалые попытки Константинополя отбить стратегически важные пункты в Западной Анатолии закончились катастрофой, в течение первого десятилетия 14 в. Западная Анатолия, за исключением небольших анклавов, была потеряна для Византии.

Монголы Ирана превратили Сельджуков в своих марионеток, а мощная волна переселений из Ирана в Анатолию кардинально изменила демографию, а вслед за ней и культуру Анатолии. В последние десятилетия 13 в. сельджукский период в анатолийской истории завершается. Почти двухвековая история взаимоотношений византийцев с анатолийскими тюрками оставила яркий след в византийской традиции. Это и длинная вереница анатолийских персонажей, сыгравших заметную роль в византийской жизни, это и влияние на высокую культуру и повседневный быт греков, это и многие десятки тюркских слов, вошедших в греческий язык. Наша сегодняшняя беседа не место для подробного анализа этих влияний, которые должны стать предметом особого разговора. Тут я лишь обозначу типологию персон и значимых контактных феноменов, иллюстрируя некоторыми примерами.

Византийцы были весьма впечатлены предводителями анатолийских мусульман: некоторые из них посещали византийские территории.2²Сельджуки в гостях у василевсовЕще в 1093 г. гостем Алексея I Комнина в Константинополе оказался могущественный и воинственный сельджукский эмир Абу ал-Касим, имевший своею столицей Никею и контролировавший западную и центральную части Анатолии между 1084 и 1096 гг. Сельджукский султан Маликшах (1110—1116) посетил Константинополь после заключения мира с Алексеем I Комнином. А следующий султан, Масуд I (1116—1155), был первым из длинного ряда мусульманских анатолийских правителей, бежавших в Константинополь в качестве политических эмигрантов.

Хрестоматийным примером является яркое описание византийскими историками сельджукского султана Изз ал-Дина Кылыч-Арслана II и особенно его официального визита ко двору императора Мануила I Комнина. Византийцы безусловно признавали удачливость и управленческие таланты султана, расценивая его как весьма серьезного противника. Но Хониатiвизантийский историк 12-13 веков. видел в нем скрытного, двоедушного и коварного правителя, жестокого к своим царственным родственникам, жадного до богатств и весьма охочего до грабежа и захвата византийских земель.

Итак, в 1161 г. Изз ал-Дин Кылыч-Арслан решил посетить Константинополь и заключить с василевсом Мануилом I долговременный мирный договор. Мануил расценил этот визит как большую свою удачу, которая послужит прославлению империи. Предполагалось, что Мануил и Кылыч-Арслан вместе войдут в Константинополь в рамках пышной церемонии триумфа, в которой обычно бывали задействованы чуть ли не все жители города. Однако задуманный триумф не удался. Патриарх Лука Хрисоверг воспротивился участию мусульманина-султана в церемонии, ибо в ней по византийскому дворцовому протоколу должна присутствовать христианская символика — образы святых и Христа, хоругви и другое. Как бы небесным подтверждением правоты патриарха оказалось сильное землетрясение, произошедшее незадолго до церемонии в Константинополе, что было расценено как плохое предзнаменование. Византийцы были весьма чувствительны в вопросах веры, и отказ от триумфа с участием мусульманина вполне для них типичен.

Как бы то ни было, прием Кылыч-Арслана в Константинополе был обставлен с невиданной роскошью, приличествующей беспрецедентности события. Мануил дал первую аудиенцию султану сидя на роскошном золотом троне, весьма возвышающимся над полом и ярко сияющим от изобилия драгоценного металла и украшавших его драгоценных камней. Сам император был одет в багряное платье, густо декорированное рубинами и жемчугами, а на груди его красовался драгоценный камень величиною с яблоко, свисавший с шеи на золотой цепи. По сторонам престола стояли рядами высшие сановники в надлежащем им порядке, одетые, как можно полагать, в роскошное церемониальное платье. Пораженный великолепием Кылыч-Арслан, как утверждает один из византийских авторов, удовольствовался лишь низеньким сиденьем, да и то решился сесть на него только после долгих уговоров. Мануил в этом эпизоде продолжал давнюю стратегию византийских государей, первая аудиенция всегда считалась самой важной и предполагала безоговорочное психологическое подавление визитеров-иностранцев.

Два государя весело проводили время вместе, пируя в большом дворце в южной части города, сжигая греческим огнем3³Греческий огоньГорючая смесь, применявшаяся византийцами в морских сражениях и при штурме крепостей. Пламя греческого огня не гасилось водой. Его рецепт утрачен. ботики для забавы и до пресыщения развлекаясь конскими скачками и другими зрелищами на константинопольском ипподроме. В связи с ипподромом византийцы упоминают об удивительном случае. Некий анатолийский мусульманин решил спрыгнуть с большой высоты в специальной очень широкой рубахе, перехваченной во многих местах ивовыми кольцами, что создавало многочисленные широкие складки. По мысли мусульманина, этот костюм позволил бы ему плавно спланировать над ареной ипподрома (т. е. около 400 м или больше). Он явно намеревался получить тот же эффект планирования, которого добиваются сейчас с помощью костюма-крыла (wingsuit). Прыгал агарянин с башни над carceres,iкарцеры — стартовые ворота, через которые въезжали колесницы на арену ипподрома той самой, которая была украшена "Квадригой" Лисиппа, с одной из самых высоких точек ипподрома. Он долго ждал подходящего ветра, поднимал руки, как бы набирая ветер в складки рубища. Зрители отнеслись с большим недоверием к затее и встретили ее шутками, а Мануил I через слуг пытался отговорить смельчака. Наконец агарянин прыгнул, распластавшись как птица, и… предсказуемо разбился. Хотя опыт современных прыгунов с костюмом-крылом позволяет думать, что агарянин в своих прежних попытках (если они были) мог добиться успеха — слишком большое сходство между его экипировкой и современным wingsuit. Жестокая константинопольская толпа осмеяла неудачника и продолжала издевательски напоминать свите султана о смертельном провале агарянина.

Мануил I стремился демонстративной роскошью психологически обезоружить султана. Наполнив один из покоев дворца дорогими подарками (драгоценные монеты, одежды, посуда), он привел султана туда и спросил, что бы тот пожелал из этого богатства. Султан скромно ответствовал, что ему хватит и того, что подарит император. Мануил продолжил розыгрыш, осведомившись, может ли хоть кто-нибудь из врагов противостоять Римской империи, если ему, Мануилу, вздумается на все эти сокровища нанять и снарядить армию? Султан с удивлением отозвался, что будь у него самого эти сокровища, он бы расправился со всеми своими врагами. Услышав этот вполне ожидаемый ответ, Мануил победоносно объявил все содержимое этих покоев своим даром султану. Меж тем Кылыч-Арслан в его ответе василевсу, похоже, не лукавил. Вернувшись из Константинополя, султан, возможно, благодаря и этим непомерным дарам, весьма скоро расправился со своими мусульманскими соперниками в Анатолии, вышел на границу с Сирией и объединил огромные территории под своей властью.

Константинопольцы были весьма остры на язык. В связи с приездом Кылыч-Арслана более всех отличился императорский кузен и будущий василевс Андроник Комнин — блестящий аристократ, интеллектуал, удачливый воин, сердцеед и остроумец. Кылыч-Арслан страдал физическими недостатками. Похоже, у него были больны суставы рук, и он сильно хромал. Андроник, насмехаясь над этим, переиначил византийское произношение его имени Клицарслан на Куцарслан, т. е. Хромой Арслан.

Византийцы донесли до нас описания и других сельджукских правителей, а наиболее подробно — двух султанов, нашедших политическое убежище в Константинополе: Гийас ал-Дина Кайхусрава I (с 1196 г.) и его правнука Изз ал-Дина Кайкавуса II (с 1262 г.). Гийас ал-Дин Кайхусрав, оказавшись в Византии, был крещен (или перекрещен) императором и женился на дочери византийского аристократа Маврозома. Изз ал-Дин Кайкавус II переселился в Византию со всей своей семьей и многими тысячами своих подданных, включая кочевых тюрок. В Константинополе Кайкавус прославился своими частыми попойками. Его дети (как может быть, и он сам) были крещены, и трое из них остались в Византии после бегства их отца в Золотую Орду. Другой его сын Масуд стал одним из последних султанов Сельджукской династии.

В византийское общество вошло много знатных мусульман, перешедших на сторону греков и ставших, как я их называю, византийскими тюрками. Один из первых знатных перебежчиков — высокопоставленный тюркский эмир Арисги, именовавшийся византийцами Хрисоскулом, который приходился свояком великому сельджуку султану Алп-Арслану (он был мужем его сестры). В 1070 г. в стычке при Севастии он пленил византийского полководца куропалатаiВизантийский придворный чин, что-то вроде европейского камергера. Мануила Комнина, старшего брата будущего василевса Алексея I Комнина. Однако Арисги находился в конфликте с султаном Алп-Арсланом и по совету своего пленника Мануила Комнина перешел на сторону византийцев. Арисги отправился в Константинополь вместе с Мануилом, где был принят императором и облечен титулом проэдра.iЧин проэдра давался высшим сановникам при константинопольском дворе и мог не быть связанным с какими-либо административными функциями. Его внешность вызвала интерес у византийцев, он был молод, низкоросл, как пигмей, а лицом походил на скифа. Несмотря на это, он, как видно, легко влился в византийскую жизнь. Чуть позже он прославился участием в восстании будущего императора Никифора Вотаниата в 1077—1078 гг.: действующий василевс Михаил VII отправил против мятежников наемных анатолийских тюрок, а Хрисоскул, вступив с ними в переговоры, убедил их не вмешиваться в это дело.

Во второй половине 11 в. при Алексее I на сторону византийцев в ходе одной из кампаний перешло сразу несколько эмиров. Эмир Ильхан (Ἐλχάνης), захвативший важные твердыни в Западной Анатолии, потерпел сокрушительное поражение от византийцев и перешел на сторону императора. Два других тюркских эмира из окружения Ильхана, увидев, как щедро последний был одарен, также перешли к грекам, за что получили чины и дары. Один из них, по имени Скалиар, стал византийским полководцем и участвовал во многих кампаниях, а другой, чье имя не сохранилось, получил высокий титул в византийской провинциальной администрации. Скалиар служил верой и правдой императору, пока не погиб от рук нормандцев Боэмунда Тарентского при осаде ими Диррахия в 1108 г.

В 13 в. появляется несколько знатных фамилий анатолийского происхождения, а именно Султаны и Мелики, вошедшие в высшую элиту византийского общества. Они были породнены с правящим домом Палеологов и другими аристократическими фамилиями, владели обширными землями. Они легко вошли в византийскую элиту благодаря своему происхождению из султанского рода анатолийских Сельджуков.

Это только несколько примеров адаптации иностранной знати в византийском обществе и, что примечательно, в византийской элите. Переходы знатных мусульман на сторону византийцев были нередкими. Тюрки и другие чужаки стремились обрести в империи не только высокое положение в обществе и связанное с ним благосостояние, но и окунуться в другую, рафинированную и утонченную жизнь. Во всех этих случаях главным и непреложным условием адаптации для иноверцев, будь то язычники или мусульмане, был переход в христианство.

Среди анатолийцев, успешно адаптировавшихся в византийском обществе, было немало людей из низших классов. Яркими примерами этому являются бывшие рабы, сделавшие головокружительную карьеру при империи. Пожалуй, наиболее примечательный пример — знаменитый царедворец Иоанн Аксух (ум. ок. 1150), захваченный ребенком в Никее, когда город взяли византийцы и крестоносцы в 1097 г. Алексей I поселил Аксуха у себя и определил его сотоварищем своему сыну и наследнику Иоанну. Аксух достигает самой верхушки византийской иерархии при Иоанне II, почтенный достоинством севастаiОдин из высших почетных чинов при константинопольском дворе. и назначенный великим доместиком всего Востока и Запада,iГлавнокомандующий армией в Византии. кем он оставался и при Мануиле I. Иоанн Аксух проявил себя как опытный политик и талантливый командир, воевавший практически на всех границах империи и даже совершивший морские походы к Сицилии и Керкире. Он не был чужд интеллектуальной жизни и водил дружбу с константинопольскими богословами и риторами. Печатей Иоанна Аксуха сохранилось несколько, что вполне понятно в силу его выдающегося положения в империи на протяжении многих десятилетий. Судя по печатям, покровителем Иоанна был св. Дмитрий, всегда изображавшийся на аверсе. Печати Аксуха несут на себе идентичные надписи: на аверсе — "Св. Дмитрий", а на реверсе — "Иоанн, севаст и великий доместик всего Востока и Запада".

Иоанн Аксух стал родоначальником прославленного аристократического рода Аксухов, породненного с правящим домом Комнинов. Его сын протостраторiТо есть главный конюший, придворный чин, к 12 в. дававшийся главнокомандующим. Алексей Аксух был видным полководцем и ближайшим сподвижником Мануила I. Его, правда, осуждали за то, что он почему-то украсил свой дом росписями воинских побед Кылыч-Арслана. Сын Алексея — Иоанн Комнин Толстый в июле 1200 г. едва не сверг императора Алексея III Ангела. Род этот знаменателен также и тем, что его кровь текла в жилах великих Комнинов, государей Трапезундской империи. Основатель Трапезундской империи Алексей I Великий Комнин был женат на Феодоре Аксух, дочери или племянницы Иоанна Комнина Толстого, а их старший сын, трапезундский император Иоанн I именовался современниками Аксухом.

Значительное число бывших анатолийских тюрок встречается среди офицеров среднего звена, а также рядовых воинов, из которых, в частности, формировали особые подразделения, именовавшиеся в 13 в. персидскими. Причем некоторые из них служили под началом знатных византийских тюрок первого поколения или их потомков. Византийские тюрки в 11—12 вв. по большей части становились военными. Только меньшинство из них пошли по интеллектуальной и духовной стезе. Это объясняется их относительно низким образовательным уровнем. Иммигрантам труднее было получить хорошее образование, да, похоже, и византийцы не особенно стремились их выучить, предназначая скорее для неинтеллектуальных профессий.

В 13 в. приток персов в византийское общество продолжится. В византийскую моду входят многочисленные восточные (персидские и даже монгольские) элементы, включавшие в себя кафтаны, халаты и разные головные уборы — чалмы (персидские) и сарагучи (монгольские).

Конечно, в общем количестве анатолийских переселенцев знать составляла меньшинство, простых поселенцев было подавляющее большинство. Однако именно они, так сказать, "безгласное большинство" наименее всего изучено в науке, и особенно для 11—12 вв. Как правило, византийские власти стремились рассеять незнатных инородцев в толще собственного населения для ускорения их ассимиляции. Однако в некоторых случаях пленные и иммигранты из Анатолии могли быть расселены либо компактными группами, либо на некоей ограниченной территории. Для 12 в. существует хрестоматийный пример такого компактного расселения: в районе Фессалоники ок. 1178 г. жила большая группа персиянок из Анатолии. По-видимому, это были порабощенные и вывезенные из мусульманской Анатолии женщины-работницы, занимавшиеся каким-то ремеслом. В скобках отметим, что захват и вывоз мирного населения, в первую очередь детей и женщин, был широко распространённой практикой в Византии. Мирные пленники обращались в рабов и либо распродавались на невольничьих рынках, либо служили домашними рабами у своих хозяев.

С конца 13 в. сведений о компактном расселении анатолийских иммигрантов много больше. Их расселяли в отдельных регионах Македонии. Это могли быть и свободные крестьяне, и зависимые крестьяне-парики, и получившие в этом регионе пронию военные.

Сельджукское нашествие на Анатолию в 11—12 вв. значительно отличалось от привычных парадигм варварских завоеваний, известных византийцам прежде. Парадигма персидских и арабских войн (4—10 вв.) представляла собою столкновение с оседлыми завоевателями, обладавшими профессиональной армией того же типа, что у византийцев. Вторжения варваров на Балканах (готов, славян, аваров, печенегов, половцев и т. д.) представляли собою кочевнические рейды и массовые миграции кочевых и полукочевых народов. В лице тюрок-сельджуков Византия столкнулась со сложным сочетанием кочевой миграции и оседлых завоевательных техник. Византии противостояла не столько профессиональная вражеская армия, сколько кочевые племена, неконтролируемо растекавшиеся по обширным территориям в поисках пастбищ и добычи. Однако, существенная черта, отличавшая тюркские нашествия на Анатолию от обычных кочевых набегов (известных, например, по Балканам), заключалась в большей структурной сложности сельджукских завоеваний. Кочевники составляли лишь один из элементов миграционной волны. Помимо кочевников в Анатолию влились иранцы, арабы и оседлые тюрки, расселявшиеся в городах и обладавшие существенным потенциалом социальной и политической самоорганизации.

Завоеватели с Востока отнюдь не избегали городов и городской жизни, как это было в случае печенегов, узов и половцев на Балканах. Уже в последних десятилетиях 11 в. сельджуки, опираясь на покоренные городские центры, приступили к строительству мусульманской оседлой государственности в Анатолии. Присутствие в Анатолии мусульманского городского по типу государствообразующего субстрата, несомненно, чрезвычайно осложнило для византийцев задачу отвоевания потерянных земель. Мусульманские оседлые государства в Анатолии придавали особую силу кочевым захватам, направляя векторы кочевых завоеваний и фиксируя их успех благодаря инкорпорированию новых земель в структуры оседлых государственных образований. Недооценка структурной сложности тюркского нашествия на Анатолию и была одной из причин неудачи византийской реконкисты Анатолии.

Первая волна кочевой миграции накрыла Анатолию в конце 11 в. и привела к депопуляции, номадизации и последующей тюркизации обширных областей Анатолии, в особенности по периметру Центрально-Анатолийского плато. Однако в 12 в. Комнинам удалось остановить экспансию кочевников и вернуть многие захваченные ими землями.

Вторая волна кочевой миграции, вызванная монгольскими завоеваниями, наполнила Анатолию как новыми ордами кочевников, так и оседлыми иранцами, осевшими в городах. Причем, судя по всему, кочевники численно превосходили не только современных им оседлых иммигрантов, но и тех тюрок, что влились в Анатолию в 11 в. Кочевники привнесли мощный дезорганизующий импульс, в одночасье разрушивший привычные формы жизни, а главное, господствовавший тут ирано-греческой симбиоз. Этой разрушительной волне не могла противостоять ни сельджукская власть, предельно ослабленная иранскими монголами, ни Палеологовская Византия, только начавшая восстанавливать империю после изгнания латинян из Константинополя. С конца 13 в. в Анатолии складывается абсолютно новая для этого пространства ситуация: огромные территории оказываются поделенными между мелкими и средними эмиратами, во главе которых стояли тюрки, вчерашние кочевники. Малая Азия переживает глубинный кризис, проявившийся в обширной номадизации, экономическом и культурном регрессе, смене прежних этнических и демографических парадигм. Началась так называемая эпоха бейликов,iБейлик -- феодальное владение, эмират сельджуков и османов. которая в конце концов тюркизирует большую часть Анатолии. В истории региона открывается новый этап, положивший начало современной Турции.