ВИЗАНТИЯ И ТЮРКИ: ГИБЕЛЬ И РОЖДЕНИЕ ЦИВИЛИЗАЦИЙ

Участь византийских владений в Малой Азии была окончательно предрешена в правление Андроника II (1282—1328), сына Михаила VIII. Именно в его эпоху византийцы предприняли последнюю отчаянную попытку спасти положение в Анатолии. На 80-е и 90-е гг. 13 в. приходится беспрецедентное усиление давления тюркских кочевников на византийские владения в Западной Анатолии. Дело было не только в том, что значительные массы тюрков уперлись в византийскую границу в своем бегстве от монголов. Помимо этого, монгольские ханы Ирана (Ильханы) всерьез озаботились кочевыми набегами и грабежами в зависимом от них Сельджукском султанате, которые наносили существенный урон местному оседлому хозяйству и тем самым подрывали способность султаната собирать налоги. Иранские монголы совершили серию походов в западные и северные уджи Сельджукского султаната, нацеленные на физическое уничтожение кочевников. Один из таких походов возглавил даже сам монгольский хан Гайхату (1291—1295), настолько важной виделась монгольской администрации проблема кочевников. Карательные экспедиции монголов проводились в присущем им стиле — методами "выжженной земли" с массовыми убийствами и обращением в рабство выживших. Это привело к тому, что кочевники массами хлынули из мусульманской Анатолии на византийские территории, прорываясь к самому Эгейскому побережью.

Андроник II серьезно относился к проблеме и отправлял лучших своих полководцев в Западную Анатолию. Наибольшего успеха достигли анатолийские походы легендарного полководца Филантропина в 1293—1295 гг. Филантропин был чрезвычайно удачлив и ясно показал, что тюркская проблема в византийской Анатолии отнюдь не является неразрешимой. Один из византийских писателей того времени упоминает о множестве пленных тюрок, присланных Филантропином в Константинополь; рабов было так много, что их цена упала ниже стоимости овец. Воинские таланты Филантропина и огромные богатства, захваченные им в ходе войны, привлекли на его сторону и кочевников, которые переходили к нему целыми родами. Однако соратники склонили Филантропина к мятежу против Андроника II. Филантропин был арестован, ослеплен и отправлен в заключение в Константинополь. Союзные ему тюрки были частью уничтожены, частью бежали.

За мятежом и разгромом Филантропина последовала новая волна кочевых набегов. В Западной Анатолии усиливается хаос. Византийцы стремительно теряли контроль над плодородными долинами вне городов и фортов, которые им удавалось пока удерживать, опираясь на фортификацию, а также и благодаря общей разобщенности кочевников. Однако это не означало, что византийское присутствие в Анатолии было обречено. Как показал Филантропин, у византийцев оставался шанс отвоевать потерянные пространства, развернув контрнаступление с опорой на города и форты, находившиеся в их распоряжении. И казалось, византийцам такой шанс вскоре представился. Последняя масштабная попытка отбить анатолийские земли относится к самому началу 14 в.

В сентябре 1303 г. в Константинополь прибыла так называемая каталонская компания — т. е. войско наемников-каталонцев. Возглавлял каталонцев Рожер де Флор — полунемец и полуитальянец, бывший офицер ордена тамплиеров1¹Орден тамплиеров. Духовно-рыцарский орден, основанный в 1119 году после первого Крестового похода в Святой Земле. Тамплиеры или "храмовники" (в переводе с французского) названы так по имени Храма Соломона в Иерусалиме. Официальное название ордена — О́рден бе́дных ры́царей Христа́. Просуществовал до 1312 года, когда был разгромлен папой римским Климентом V по инициативе французского короля. Деятельность и наследие тамплиеров окружены легендами, многие из которых не находят никакого подтверждения в источниках. и пират, — который еще в 1302 г. предложил свои услуги Андронику II, обещая вернуть Анатолию под власть империи. Каталонцев было всего около 6—8 тысяч, тяжелая конница, моряки, их семьи и слуги. Несмотря на скромную численность, это была серьезная сила, каталонцы прославились на все Средиземноморье как исключительно умелые воины, на их услуги был большой спрос. Альмогавары сражались пешими и были вооружены лишь коротким копьем, метательными дротиками и коротким тесаком.2²Альмогавары. От арабского ал-мугавир, "удалец", "разведчик". Так называли легкую пехоту Иберийского полуострова, которая выполняла функцию "штурмовых отрядов". Они проявили высокую эффективность в борьбе с кавалерией (включая тяжеловооруженную), поражая в первую очередь коня, а затем добивая тесаком всадника.

Ко времени высадки каталонцев, как говорил Мунтанер, хроникер каталонской экспедиции и участник событий, в узких частях Мраморного моря с европейского берега были видны тюрки на азиатской стороне, а угроза тюркского нашествия нависла над самими европейскими провинциями. Византийская Анатолия, как выражался Мунтанер, была занята кочевниками "на 30 дней пути". Каталонцы совершали стремительные броски, иногда на довольно большие расстояния по всей византийской Анатолии, неизменно громя тюрок. Тюрки отступили к Анатолийскому плато. Однако в этот момент Андроник II, не дав каталонцам закрепить успех, отозвал их назад в Европу.

Причин для отзыва каталонцев было много, а в первую очередь явное намерение Рожера править самостоятельно в Анатолии как в собственном королевстве. Кроме того, экспедиция каталонцев носила более чем двойственный характер для местного греческого населения. Их успехи сопровождались насилием над местными греками и непомерными денежными поборами с греческих городов, нуждавшихся в защите.

Примерно к концу 1304 г. каталонцы вернулись в европейскую Византию и оккупировали Галлиполи. После покушения на Рожера де Флора и его убийства византийцами в Адрианополе каталонцы в отместку стали опустошать Фракию и Македонию, перешли в ФессалиюiИсторическая область на северо-востоке современной Греции. и в конце концов захватили латинское Афинское княжество (1311),iОдно из государств латинян, основанных после захвата крестоносцами Константинополя в 1204 г. где осели на несколько последующих десятилетий.

Несомненно, что каталонцы нанесли значительный урон тюркским эмирам в Анатолии и продемонстрировали непрочность тюркских побед в регионе. Однако византийская власть не смогла воспользоваться плодами победы. Греки контролировали только крупные города и крепости, и у них больше не было сил восстановить пограничную линию и защитить пространства за пределами этих оплотов. Как только каталонская компания покинула Анатолию, тюрки обрушились на византийские территории, казалось, с удвоенной силой. Тюрки не только вновь вернулись в занимаемые ими прежде долины, но и начали активно захватывать города и крепости. Это был конец византийской Анатолии, в которой в последующие десятилетия сохранялись лишь отдельные византийские анклавы.

Натиск кочевников сопровождался ускоренным формированием в западной части Малой Азии независимых тюркских эмиратов — по-турецки "бейликов". Столь быстрое сложение новых государственных образований указывает на значительные людские силы кочевников, задействованных в освоении византийских территорий, а также их сотрудничество с оседлыми анатолийскими мусульманами и византийскими греками.

Одними из первых, еще в начале 1280-х гг., консолидировались тюрки под предводительством Ментеше-бега (ум. до 1294 г.), которые стремились к контролю над долинами в районе рек Малый МендересiПо-гречески Каистр. и Большой Мендерес.iПо-гречески Меандр. Они оказали упорное сопротивление Филантропину и каталонцам. Эмират Ментешеогуллары окончательно складывался к концу 13 в. В начале 14 в. северная часть зоны, на которую претендовали Ментешеогуллары, переходит к тюркам Айдыногуллары, сформировавшим мощный морской эмират, включавший в себя ИзмирiПо-гречески Смирна. и Эфес.

Другой ранний бейлик, сформировавшийся к 1286—1287 гг., тюрок гермиян во главе с эмиром Якубом Али-Шером. Эмират Гермиян консолидируется вокруг крепости Кютахья.iПо-гречески Котиэй. Эмиры Гермиян впоследствии стремились расширить свои владения на юг к Большому Мендересу, на запад к Эгейскому побережью и на север к Мраморному морю и Босфору. Территории Гермиян распространялись на восток вплоть до Анкары включительно. Эмират Гермиян становится наиболее мощным тюркским княжеством в Западной Анатолии, вассалом которого были и тюрки Айдын, а также, возможно, и Османский эмират, о котором будет сказано отдельно чуть ниже.

Немного позже происходит формирование эмирата Сарухан: в первое десятилетие 14 в. Сарухан-бег покорил Магнезию,iПо-турецки Манису. а его брат Али-паша занял НимфейiНыне Кемальпаша. у Измира. Вероятно, тогда же оформляется наиболее северный из эмиратов — Караси на берегу Мраморного моря и на юг до Пергама.iПо-турецки Бергама. Эмиры Караси вели свою родословную от древнего рода Данишмандидов. Довольно скоро эмират был захвачен турками-османами и превращен в одну из провинций Османского государства (1330-е гг.).

Самое удивительное заключалось в том, что тюрки, прорвавшиеся к Эгейскому морю, довольно скоро создали собственный флот, военный и торговый. В строительстве судов и навигации им активно помогало местное греческое население. Возможно, уже тогда в начале 14 в. греческих участников тюркских отрядов стали называть "мартолос" от греческого "амартолос" ("грешник"), так же именовались греческие ренегаты в эпоху османского завоевания Балкан в 14—15 вв.

Освоение тюрками морского дела привело к появлению феномена, уникального для истории этой части света: возникает своего рода "морской номадизм", тюркское корсарство.iКорсары в широком смысле слова — пираты на службе у правителя. Западно-анатолийские тюрки пересели на корабли или же, точнее, взошли на корабли вместе со своими конями. Они продолжили стратегию опустошительных кочевых набегов, но теперь, вооруженные морским флотом, они направили свои атаки на острова Эгейского архипелага и прибрежные районы Фракии и Македонии. Парадоксальность ситуации заключается как раз в этом: номадический этос набега, воинской победы и венчающий их захват добычи в виде ценностей и пленников воплощается уже не на суше, а на море. Это притом, что тюрки никогда не были морским народом; и тогда в начале 14 в., и впоследствии в османскую эпоху они с недоверием и опаской относились к морю.

Это парадоксальное перенесение степной ментальности на морские пространства вряд ли изменило базовые степные мыслительные структуры тюрок, как это хорошо видно в "Дюстур-намэ" Энвери, автора эпической истории эгейских тюрок Айдын. Моря как значимой, самоценной, самостоятельной стихии не найти в "Дюстур-намэ". Море — это продолжение суши, земной тверди, материализованной корабельной палубой. Или, скорее, море — это пропасть, провал в небытие, через который тюркский герой-степняк переходит по корабельной палубе как по мосту. В этом этос тюркских морских разбойников первой половины 14 в. противоположен этосу средиземноморских "морских наций" — пиратов-европейцев: греков, итальянцев, испанцев, французов, англичан, видевших в море источник силы и благополучия.

Тюркское корсарство затронуло интересы не только Византии, но и западноевропейцев в Восточном Средиземноморье. Серьезным препятствием на пути тюрок стало водворение в 1306—1309 гг. Ордена госпитальеров3³Орден госпитальеров. О́рден бра́тьев Иерусали́мского го́спиталя св. Иоа́нна Крести́теля или Иоанниты — первый духовно-рыцарский орден, созданный в 1080-е гг. еще до Крестовых походов для заботы о христианских паломниках в Иерусалиме. После начала Крестовых походов у ордена появляются и военные задачи, например, по охране рубежей латинских королевств. Современным наследником госпитальеров является Мальтийский орден. на некоторых островах Эгейского моря и, в особенности, на Родосе, откуда они изгнали тюрок Ментеше. Госпитальеры нанесли на море первые чувствительные удары тюркам Ментеше, в результате которых эмират несколько раз терял свой флот и, казалось, начал клониться к упадку.

Решающее значение в борьбе против тюркского корсарства сыграла деятельность Священной лиги, созданной усилиями Венеции в сентябре 1332 г., в которую вошли помимо Венеции Византия и Орден госпитальеров, а также кипрский король Гуго IV (1324—1358). Основной удар Священной лиги пришелся против эмиратов Айдын, Караси и Сарухан. В 1334—1338 гг. участники лиги многократно топили и сжигали флоты эгейских эмиров, принудили их пойти на мирное соглашение и, более того, вообще воздержаться от постройки новых судов. С этих пор мощь эгейских эмиратов склоняется к упадку, хотя в последующие годы они продолжали оставаться грозной военной силой в регионе. Упадок эгейских тюрок косвенно способствовал быстрому усилению Османского эмирата, не участвовавшего в битвах на море и позиционировавшего себя скорее как материковое государство.

Неудачи на анатолийском фронте подталкивали Константинополь к поиску новых стратегий по отношению к тюркам. Идея заключалась в том, чтобы, используя где-то силу, а где-то дипломатию, блокировать нарастающее давление тюрок на Фракию, Македонию и эгейские островные владения империи, а также вернуть казне доходы с тех анатолийских территорий, которые Византия еще была в состоянии удерживать. В выстраивании новой программы активное участие принял великий доместик Иоанн Кантакузин, с конца 20-х гг. 14 в. де-факто второе лицо в государстве.

Константинополь пытался наладить союзнические отношения с эмиром Караси Тимур-ханом, эмиром Сарухан-бегом, айдынским эмиром Мухаммад-бегом. Византийцы собирались выстроить некий защитный дипломатический конструкт в западной части Малой Азии: признавая де-факто легитимность эмиров Айдына, Сарухана и Караси, империя стремилась превратить их в союзные княжества, своего рода буфер по отношению к потенциальной угрозе из внутренней Анатолии, а также противовес латинскому присутствию в Эгейском море.

Чуть позже главным союзником византийцев стал айдынский эмир Умур-бег. Дружба великого доместика Кантакузина с Умур-бегом завязалась через переписку. Личная встреча в Клазоменах (анатолийском городке недалеко от Смирны), состоявшаяся в 1335 г., продолжалась 4 дня и окончательно расположила их друг к другу. С тех пор и в течение более десятилетия айдынские союзники во главе с Умуром, как флот, так и сухопутные части, активно воюют на стороне византийцев. Тюрки Умура участвовали в гражданской войне на стороне Иоанна Кантакузина, который объявил себя императором и начал вооруженную борьбу против законного императора Иоанна V. Именно помощь Умура в 40-х гг. 14 в. позволила Кантакузину избежать разгрома и полного краха его политической карьеры.

Союзные тюрки использовались византийцами во всех войнах, которые они вели на Балканах в то время: это и гражданские столкновения между самими греками, это и борьба с болгарами, сербами и албанцами. Эмир Умур-бег был задействован и в борьбе с золотоордынцами, которые нередко выступали как союзники болгар (вспомним о половецких корнях Второго Болгарского царства) и периодически совершали разорительные набеги на Фракию.

Политика союзов с анатолийскими эмирами, несомненно, дала положительные результаты прежде всего для Иоанна Кантакузина лично. Однако беспрецедентная активность западно-анатолийских тюрок, а также стремление византийцев ею манипулировать, привели к еще одному вполне логичному, но весьма небезопасному результату. Тюркские контингенты теперь практически постоянно находились на византийской европейской территории.

У византийцев был еще один важный тюркский друг — Османский эмират. Ранняя история взаимоотношений Османского эмирата и Византии является продолжением темы тюркских союзников. Родоначальником османской династии был эмир Осман I ибн Эртогрул (1281—1324) из племени кайы. Его отец Эртогрул и сам Осман консолидировали вокруг себя разношерстную массу кочевых тюрок и оседлых греков в материковой части Северо-Западной Анатолии в районе Сёгюта, в непосредственной близости от стратегически важных для византийцев ПрусыiПо-турецки Бурса. и Никеи.iПо-турецки Изник. Османы позиционировали себя как сухопутный эмират, активно распространяя свою власть за счет материковых владений соседних тюркских эмиров.

Османский эмират превращается по-настоящему в серьезного игрока в Западной Анатолии уже при новом эмире Орхане ибн Османе (1324—1362) с захватом крупных византийских стратегических оплотов на северо-западе Анатолии — Прусы в 1326 г., Никеи в 1331 гг. и НикомидииiПо-турецки Измит. в 1338 г. Османы, овладевая богатой и глубоко урбанизированной областью, именовавшейся греками Вифинией, получали в свое распоряжение мощный экономический ресурс, который, несомненно, значительно способствовал становлению османского эмирата как полноценного государства. Византия же тут понесла еще одно судьбоносное поражение — Вифиния была, пожалуй, наиболее важным византийским оплотом, поскольку прикрывала выход к узкому Босфору, на европейской стороне которого располагался сам Константинополь.

После катастрофических поражений от османов император и Иоанн Кантакузин идут на контакт с эмиром Орханом. Но полноценный мир с Орханом удается заключить лишь Иоанну Катакузину, ставшему в 1341 г. регентом при малолетнем Иоанне V. С этого момента османская военная помощь Кантакузину становится постоянной, во Фракии высаживаются османские контингенты. Именно с помощью воинов Орхана Кантакузину удалось нанести решающее поражение политическим соперникам в гражданской войне, развернувшейся в конце 40-х гг. 14 в. между Кантакузином и императрицей Анной Савойской — матерью Иоанна V.

С самого начала эмир Орхан предложил особую модель отношений с Иоанном Кантакузином, которая предполагала равенство партнеров. Союз с Орханом был закреплен женитьбой эмира Орхана на Феодоре, дочери Кантакузина, летом 1346 г. Инициатором брачного союза, скорее всего, был сам Кантакузин, который опасался сближения между Анной Савойской и Орханом. Орхан, по словам одного византийского писателя, был без ума влюблен в Феодору, хотя и знал ее лишь по людской молве. Феодора действительно славилась красотой. О ней рассказывали еще одну историю. За несколько лет до того Кантакузин предложил своему другу Умур-бегу Айдыногуллары жениться на одной из его дочерей; Умур-бег, однако, смутился и отказался, ибо он считал Кантакузина своим братом, а на дочерях брата по мусульманским законам жениться нельзя. Тогда сама Феодора, встретив Умур-бега на охоте, призналась эмиру в любви и предложила ему себя в жены, что также было с негодованием отвергнуто эмиром.

Феодору все-таки выдали замуж за тюрка, эмира Орхана. Первая часть свадебной церемонии проходила под СелимвриейiНыне турецкий город Силиври на побережье Мраморного моря. при участии представителей Орхана. Церемония была построена в согласии с византийскими обычаями и следовала протоколу так называемого прокипсиса. В назначенный час Феодора взошла на платформу (именуемую прокипсис), скрытая от зрителей шелковыми и златоткаными занавесами. Затем занавесы распахнулись, присутствовавшие увидели невесту. Справа и слева от нее коленопреклоненные евнухи зажгли в руках лампады, звучала музыка. Присутствующие возгласили славословия Феодоре. После завершения празднеств девушка отправилась на территорию Османского эмирата к своему жениху.

Случай Феодоры был беспрецедентным. Этот брак, хотя и было неканоническим, не вызвал никаких протестов со стороны церкви, которая начиная с 12 в. строго запрещала союзы между мусульманами и христианами. В случае Феодоры церковь понимающе промолчала. Помощь османов позволила Иоанну Кантакузину провозгласить себя императором в 1347 г.

Брак между Орханом и Феодорой не положил, однако, конец тюркским набегам на византийскую территорию. Пиратские кампании тюрок продолжали опустошать Македонию и Фракию. По всей видимости, Орхан был не в состоянии блокировать для других тюрок подходы к византийским владениям.

Военный союз с Орханом, послуживший победе Кантакузина в гражданской войне, вскоре перестал давать желаемые результаты. В 1348 г. Кантакузин решает положить конец ширящейся сербской экспансии. Завоевания сербского короля Стефана Душана (1331—1355) распространили сербскую власть практически на всю Македонию за исключением Фессалоники. Прибывшие более 10 тысяч турок во главе с СулейманомiСын и один из военачальников султана Орхана (1316–1357). вскоре отказались воевать и стали грабить территорию, которую должны были освободить от сербов, и захватывать в рабство местных жителей. История повторилась и в следующем году.

Именно в это время между Кантакузином и Орханом назрело отчуждение. Турки не собирались исполнять взятые на себя обещания и совершали грабительские походы. Они превратились в самостоятельную силу на Балканах, существенно корректирующую расстановку сил. Турецкие контингенты перестали покидать Фракию, стремясь закрепиться в захваченных стратегических точках.

Дело в том, что в ходе гражданских войн Иоанн VI Кантакузин осуществил важную инновацию в уже привычных способах применения тюрок во внутриполитической борьбе, которая имела поистине катастрофические последствия. Кантакузин расселил значительное количество турок вместе с семьями в южной части Фракии в качестве пронии,iЗемельное пожалование в Византии за государственную или военную службу оплачивавшей их услуги. 2 марта 1354 г. произошло сильнейшее землетрясение в Южной Фракии, принесшее многие разрушения. Спешно переправившийся из Азии во Фракию Сулейман, опираясь на осевших в регионе соотечественников, занял ключевой пункт на Дарданеллах — Галлиполи, также пострадавший от землетрясения. Османы немедленно приступили к развитию и закреплению своего успеха — к 1355 г. они установили контроль над всем побережьем Мраморного моря вплоть до Константинополя.

Таким образом, Кантакузин не только использовал тюрок как наемников, но и поспособствовал их массовому расселению в Европе. Византийцы отчетливо осознавали масштабы внешнеполитической катастрофы, разразившейся с оккупацией турками прибрежных территорий Фракии. Водворение турок во Фракию, в особенности их демонстративный переход к самостоятельной политике там, сулило империи скорую гибель.

В Константинополе в связи с захватом Галлиполи началась настоящая паника, константинопольцы стали переселяться в Италию и даже Испанию. Константинопольское население справедливо обвинило именно Кантакузина в столь неблагоприятном развитии событий. Развязка наступила скоро. В ноябре 1354 г. Иоанн V Палеолог, легко войдя в Константинополь, низверг Кантакузина. Кантакузин принял монашество под именем Иоасафа Христодула; он занимался отныне литературным трудом по преимуществу, но временами вновь вмешивался в политику. Византия вступила в новую эпоху — существование под сгущавшейся сенью османской власти на Балканах.

Сближению тюрок-османов и византийцев в немалой степени способствовала высокая степень эллинизированности как населения Османского эмирата, так и правящего эмирского дома. Это не удивительно, ибо Османский эмират располагался на культурно и демографически значимой византийской территории, ядром которой была Вифиния с Никомидией, а также и города Никея и Бурса. Хотя доминирующей религией эмирата являлось мусульманство, греки-христиане и принявшие ислам греки играли важную роль. В марте 1354 г. знаменитый богослов и фессалоникийский архиепископ Григорий Палама в ходе своего морского путешествия с острова Тенедоса в Константинополь был захвачен тюркскими пиратами и около года оставался в плену в Северной Анатолии. Палама посетил многие города и деревни и провел несколько дней в летней резиденции Орхана под Бурсой. По свидетельству самого Григория Паламы, на анатолийских территориях, которые он посетил (Лампсак, Пеги, Бурса, Никея), жило множество греков-христиан (а также греков — новообращенцев в ислам), причем некоторые из христиан были весьма влиятельными людьми. На всех этих территориях продолжали функционировать церкви и монастыри. На всех этих территориях диспуты между мусульманами и христианами, иногда переходящие в стычки, были частью повседневности.

В связи с этим следует помнить и о том, что в жилах самих Османских эмиров текла греческая кровь. Гречанками были три жены Орхана — Аспорча (возможно, мать Сулеймана), Нилюфер (мать султана Мурада I), Феодора (мать Халила). Гречанка Гюльчичек-хатун родила Мураду I будущего султана Баязида I. Мать Мехмеда I звали Девлет-хатун — обращенная в ислам христианка, а матерью Мехмеда II, захватившего в конце концов Константинополь, была греческая рабыня Хюма-хатун. Происхождение и имена далеко не всех матерей Османов известны, но очевидно, что подавляющее их большинство в 13—15 вв. были гречанками и другими иностранками.

На территории сельджукских дворцов располагались церкви, предназначенные для христианских жен и наложниц султана, а также для христианских придворных и слуг. К дворцовым относились два храма — несохранившаяся церковь св. Амфилохия (Эфлатун-месджит) в Конийской цитадели и стоящая поныне церковь в сельджукском дворце в Аланье. Церковь св. Амфилохия находилась на холме Алаеддин в Конье. Располагалась она внутри Конийской цитадели на территории сельджукского дворцового комплекса, в 50 м от знаменитой мечети Ала ал-Дина Кай-Кубада I (1219–1236). Церковь, вероятно, была возведена в 10 — нач. 11 в. и разрушена в 1920-е гг. В церкви находились чудотворные мощи св. Амфилохия, знаменитого Иконийского епископа (ум. после 394 г., день памяти 23 ноября). В сельджукское время мусульмане видели в мощах св. Амфилохия останки философа Платона (откуда и следует мусульманское именование церкви Эфлатун-месджит). По меньшей мере вплоть до 15 в. церковь почиталась святым местом как христианами, так и мусульманами. Однако впоследствии ее посчитали несчастливой для мусульман, мечеть в ней закрыли, и в последний период своего существования она служила как часовая башня и склад. Этот небольшой по размерам храм идеально подходил для нужд дворцовой христианской общины, состоявшей из женщин-христианок и, по-видимому, христианских слуг и придворных сельджукских султанов. Церковь была обращена в мечеть, скорее всего, лишь в османское время, в 1460—1470 гг., более ранние отчеты путешественников говорят о ней только как о христианской церкви. Следовательно, в сельджукские времена церковь св. Амфилохия, вероятно, не обращалась в мечеть и использовалась как дворцовая церковь.

Другая церковь в Аланье, ныне известная как Arap Evliyası ("Арабский святой"), вероятно, также служила нуждам придворных христианок и христиан. Аланья (Калонорос) была сдана Ала ал-Дину Кай-Кубаду I местным греческим правителем киром Вардой предположительно в 1221 г. Через несколько лет после этого на месте городской цитадели был построен дворец Кай-Кубада I. На территории дворца у его внешней восточной стены находится купольный трехконховый храм.iКонха, перекрытие в форме полукупола над полуцилиндрическими частями здания - апсидами (от греч. раковина). Церковь либо была возобновлена одновременно с постройкой дворца, либо построена вместе с дворцом, что мне представляется более вероятным. Интерьер церкви в Аланье не сохранил никаких следов михраба, а фрагменты фресок в нефе остались нетронутыми. Эта церковь вообще никогда не обращалась в мечеть, а в 13 в. служила гаремным храмом.

Церкви в Конье и Аланье обслуживали гарем именно сельджукских султанов. На востоке Анатолии присутствуют еще две гаремные церкви, однако определить, какой именно мусульманский правитель их возвел, сейчас уже невозможно. Обе церкви могут быть датированы периодом от начала 13 до третьей четверти 15 в.

Испи́рская церковь находится в цитадели, возвышающейся над современным городком с запада. Цитадель возведена на высокой скале на правом берегу реки ЧорохiПо-гречески Акампсис. и контролирует плодородную долину реки, протянувшуюся на юго-запад. Испир выполнял важную стратегическую функцию на пути, ведущем из Эрзерума на север к Понтийскому побережью. Ныне от цитадели сохранились мечеть Султан-Мелик с минаретом, построенная либо в сальтукидское, либо в сельджукское время, предположительно в 13 в., часть фортификационных стен, а также в нескольких десятках метров от мечети фрагменты апсиды и нартекса церкви.iНартекс, пристройка перед входом в храм. Эта довольно просторная церковь, сложенная из камня и представляющая собой тип храма "вписанный крест", предположительно с куполом на четырех свободных опорах и с нартексом.

Байбуртская церковь находилась внутри городской цитадели на холме, прилегающем к северо-западной части современного Байбурта. Байбурт был важным перевалочным пунктом на торговом пути с черноморского побережья из Трапезунда и Офа к Эрзинджану и далее во Внутреннюю Анатолию и в Западный Иран. Причем Байбурт, оказавшийся в руках тюрок уже в 1072 г., в 13—14 вв. служил опорной военной базой мусульманских правителей, а изредка — столицей мелких эмиратов. Так, в 1348 г. городом владел некий независимый или полунезависимый эмир Махмат Икептарис, а в период примерно с 1355 по 1361 г. — эмир Ходжа Латиф. Остатки храма в Байбурте столь незначительны, что нельзя точно сказать, был ли он купольным. Церковь сложена из каменных блоков, которые превышали обычные размеры, распространенные в прибрежной трапезундской архитектуре. Возможно, в церкви была крипта.

Испирская и байбуртская церкви восходят ко времени Трапезундской империи Великих Комнинов, просуществовавшей на Понтийском побережье с 1204 по 1461 г. Они представляют собой типичный трапезундский тип церквей, широко распространенный на территории империи. По аналогии с церквями в Конье и Аланье весьма вероятно, что Байбуртская и Испирская церкви предназначались для христианских жен, наложниц и христианской прислуги мусульманских правителей. Это предположение наилучшим образом объясняет, почему эти церкви оказались построенными именно в цитаделях, месте пребывания правителя. Особенно это показательно в случае Испира — цитадель его слишком мала по площади, чтобы вмещать дома простых жителей: Испирская крепость предназначалась именно для правителя и его двора. Конечно, должны были существовать церкви и для простых жителей-христиан Байбурта и Испира, не сохранившиеся до сегодняшнего дня. Очевидно, что эти крепостные церкви строились для православных обитательниц гарема, для которых армянские и грузинские типы церквей могли казаться чуждыми, непривычными и, следовательно, нежелательными.

Невозможно дать однозначные привязки этих церквей к той или иной греческой деспине,iГосударыня (греч.). выданной замуж за мусульманского правителя. Более того, не следует также думать, что трапезундское происхождение церквей обязательно указывает на то, что строились они именно для комниновских принцесс, они вполне могли быть возведены для других знатных трапезундских дам или жен-гречанок из других регионов.

Очевидно, что эти церкви были построены теми мусульманскими правителями, центр владений которых находился в этом регионе и которые достаточно часто посещали Байбурт и Испир вместе со всем своим двором и гаремом и, что не менее важно, которые были достаточно богаты, чтобы оплатить постройку церквей.