В 19 веке Центральная Азия стала ареной масштабных имперских преобразований. Российская империя создала Туркестанское генерал-губернаторство, включив в него общины с глубоко укоренившейся исламской традицией, кочевой культурой и особыми политическими структурами. Одновременно в регион пришло православие как часть новой административной системы — и сразу вызвало недовольство среди местного населения, привыкшего жить по совершенно иным нормам. В интервью для Qalam историк Дэниэл Скарборо объясняет, как Русская православная церковь пыталась приспособиться к новой для себя среде, почему имперская власть с осторожностью относилась к миссионерству, и что означало соседство церквей и мазаров для людей, живших в сложном религиозном пространстве.
Дэниэл Скарборо / Qalam
Завоевание «Русского Туркестана»
То, что когда-то называлось «Русским Туркестаном», представляло собой обширную территорию, завоёванную Российской империей в 19 веке. Туркестанское генерал-губернаторство было официально учреждено в 1867 году, после того как российские войска захватили значительную часть нынешних территорий Узбекистана, юга Казахстана, Кыргызстана и части Таджикистана. При этом границы Туркестана постоянно менялись.
Туркестанское генерал-губернаторство на карте Российской империи / Wikimedia Commons
Так, регион Семиречье (Жетысу) первоначально вошёл в состав Туркестана, затем был передан Степному генерал-губернаторству. Позднее он был возвращён в Туркестан, когда в 1899 году к провинции присоединили Закаспийскую область, охватывавшую главным образом территорию современного Туркменистана. В результате территория генерал-губернаторства значительно разрослась и, как отмечали современники, превышала по площади Францию и Германию вместе взятые.
Население региона было весьма разнообразным. Русские составляли относительно небольшое меньшинство, и к рубежу веков коренных жителей Центральной Азии здесь было примерно в десять раз больше, чем русских переселенцев.
Православие в Туркестане: каким оно было?
Православная церковь в Туркестане представляла собой чрезвычайно сложную структуру, которую невозможно описать как единый и однородный институт. В 1871 году в регионе была создана Ташкентско-Туркестанская епархия во главе с назначаемым из центра епископом, а также действовала система высшего церковного управления. Наряду с этим существовала повседневная религиозная жизнь переселенцев, приехавших в Туркестан из разных частей империи.
Колониальная администрация сознательно поощряла миграцию именно православных поселенцев, а не протестантов или старообрядцев, полагая, что православные будут более лояльны царской власти. В результате большинство переселенцев, прибывавших из Сибири, Украины, центральных регионов России и других областей, действительно были православными.
Храм святителя Николая в Кульдже. Разрушен в 1960-х годах / Wikimedia Commons
Однако после переселения в Туркестан власти быстро столкнулись с тем, что разные группы понимали православие по-разному. Различия в религиозной практике нередко приводили к конфликтам уже внутри самих переселенческих общин. Кроме того, в регион приехало немало старообрядцев, которых церковные власти считали «раскольниками», что ещё больше усложнило задачу епархии — поддерживать единство православного населения.
Как сосуществовали ислам и православие?
Особенность Центральной Азии заключалась в том, что она была завоёвана сравнительно поздно. На протяжении всей истории Российской империи Православная церковь служила важным символом царской власти. Во многих покорённых территориях она получала особое привилегированное положение: пользовалась государственной защитой и могла институционально укрепляться, получая в собственность земли.
Однако к тому моменту, когда Российская империя продвинулась в Центральную Азию, её политический курс уже начал расходиться с миссионерскими устремлениями Церкви. Некоторые чиновники в правительстве опасались спровоцировать недовольство среди многочисленного мусульманского населения, которым им предстояло управлять. Поэтому Православной церкви не разрешили вести в регионе широкую миссионерскую деятельность.
Когда Святейший правительствующий синод уведомил первого генерал-губернатора Туркестана Константина фон Кауфмана о намерении учредить Ташкентско-Туркестанскую епархию с центром в Ташкенте, он отказал. Хотя Ташкент был административным центром края, реакция фон Кауфмана была предельно ясной: он не хотел, чтобы православная епархия находилась в главном городе региона. Вместо этого он призвал Церковь разместить епархиальный центр в Семиречье, в Верном (Алматы), где доля русского населения была выше и где было меньше мусульманских святынь.
Константин Кауфман. 1873 год / Wikimedia Commons
В таких условиях укрепление православного присутствия, по его мнению, было менее раздражительным для местного населения. В результате на протяжении долгого времени — до 1916 года — фактической «столицей» Ташкентско-Туркестанской епархии оставался Верный, а не Ташкент. Таким образом, между Православной церковью и колониальными властями Туркестана сформировались определённое недоверие и напряжённость.
Мазары и православные святыни
Пересекались ли пространства мусульманских и православных святынь? Да, безусловно. Казахстан и Центральная Азия в целом имеют богатую историю взаимодействия разных религий, где ислам был доминирующей традицией, а святые места были разбросаны по всему региону. Это взаимодействие между религиозными традициями и их святынями включало как элементы конфликта, так и элементы сотрудничества.
Чтение Корана. «Туркестанский альбом», 1872 год / Library of Congress
Колониальные власти опасались провоцировать открытые столкновения. В то же время некоторые представители администрации активно поддерживали создание православных святынь как способ укрепления русской идентичности в определённых частях империи. Логика была простой: если здесь основан монастырь или построена святыня, то — в глазах тех, кого можно назвать православными русскими традиционалистами, — эта территория считалась не просто завоёванной, но и символически закреплённой за Россией. Такое стремление порождало точки напряжения внутри имперского проекта, но в определённых обстоятельствах оно могло совпадать и с административными задачами.
В ходе моих исследований я встречал множество примеров добрососедских отношений между православными и мусульманами. Отчасти это объясняется огромной территорией региона: православные общины часто находились далеко друг от друга, и Церковь испытывала трудности с обеспечением их достаточным количеством священников. Поэтому священникам приходилось постоянно перемещаться между поселениями и приходами, преодолевая большие расстояния, нередко верхом, чтобы добраться из одной общины в другую. Во многих случаях такие поездки становились возможными благодаря помощи местных кочевников, которые предоставляли им приют в пути.
Константино-Еленинский собор, Астана / Wikimedia Commons
В ряде случаев мусульманские купцы даже участвовали в строительстве церквей. Частично это было способом продемонстрировать лояльность властям, а частично — практической стратегией, направленной на снижение риска возникновения конфликтов.
Один пример, который я обнаружил в архивах, относится уже не к самому Туркестану, а к Степному генерал-губернаторству: это современная Астана, тогдашний Акмолинск. Константино-Еленинский собор был построен мусульманским плотником. Так что короткий ответ таков: существовали и конфликты, и формы сотрудничества.
Как обстояло дело с переходами в другую веру?
Такие случаи действительно встречались и по разным причинам. Но именно обращения в другую веру нередко становились той искрой, которая усиливала напряжение. Когда появлялось известие о том, что житель региона — будь то казах, сарт, кыргыз или представитель другой группы — принял православие, окружающее мусульманское сообщество часто реагировало настороженно. Колониальная администрация считала это одним из наиболее опасных факторов: религиозный переход мог легко стать поводом для более широкого конфликта. По этой причине власти придерживались политики осторожности и ограничения контактов.
Время намаза. «Туркестанский альбом», 1872 год / Library of Congress
Бывали и обратные случаи, когда православные переселенцы переходили в ислам. Нередко такие решения были связаны с браком: переселенец мог жениться на местной женщине, или, наоборот, местный мужчина вступал в брак в среде переселенцев, и один из супругов принимал веру другого в процессе формирования новой семьи.
Но переходы в другую веру случались и по иным мотивам. В одном случае, который я обнаружил в архиве, переселенец оказался в тяжёлом положении: он был разорён, не получал никакой поддержки от своей общины и в итоге был принят казахами. После этого он фактически объявил себя мусульманином. Подобные истории нередко перерастали в небольшие общественные скандалы. Газеты описывали такие эпизоды как тревожные и призывали к реакции, делая для церковного руководства неприятный вывод: систему помощи нуждающимся необходимо усилить, поскольку в этих ситуациях мусульмане заботились о бедных эффективнее, чем православная община.
Такое соперничество имело и положительные последствия: оно побуждало обе стороны расширять благотворительные инициативы и делать их более заметными и последовательными. Но существовали и риски. Когда религиозную конкуренцию начинали воспринимать как борьбу за лояльность, идентичность и власть, ситуация быстро становилась нестабильной и при неблагоприятных условиях могла привести к открытому конфликту.
