ПИРАТЫ, СЕКС И УТОПИЯ

Мадагаскар в конце 17-го — начале 18 века был центром пиратства в Индийском океане, а пиратские корабли, в свою очередь, по Грэберу, служили «лабораториями демократии». Пиратское сообщество всегда было в высшей степени разношерстным — от беглых рабов до людей с происхождением, вспомнить хотя бы легендарного Стида Боннета, так называемого «джентльмена пиратов». Люди самых разных сословий и верований в замкнутом корабельном пространстве поневоле устанавливали некие общие для всех нормы правления. Оговариваясь, что пираты бывают разные, в том числе банальные душегубы, Гребер тем не менее рассматривает их как людей, которые «внесли свой вклад, пусть скромный, в становлении своеобразной протестной культуры и цивилизации, во многих смыслах безусловно жестокой, в рамках которой вырабатывался свой моральный код и свои демократические институты». О своеобразных выборных процедурах и импичменте у пиратов («низложен») мы, в конце концов, приучены помнить хотя бы по стивенсоновскому «Острову сокровищ».

Возникновение пиратских поселений на Мадагаскаре привело к череде революций, в результате одной из которых король по имени Рацимилаху, сын пирата и местной женщины, основал на восточном побережье конфедерацию Бецимисарака («множество неразобщенных»). Ее участники не стали создавать классическое национальное государство — что, в общем, было затруднительно в условиях раздробленного племенного устройства острова, где заправляли мелкие князьки, ведущие между собой бесконечные войны. Но именно этот отказ от системы Грэбер и ставит им в заслугу — взамен аборигены, частично при попустительстве пиратов, частично вдохновленные ими, предприняли новаторский исторический эксперимент по созданию децентрализованного общества всеобщего равенства. Это в буквальном смысле был берег утопии, как выразился бы Том Стоппард.1¹Том Стоппард(род.1937) — знаменитый британский драматург; одна из его поздних пьес называется «Берег утопии» и посвящена по преимуществу русским просветителям

Грэбер в данном случае пишет о Просвещении как о вполне конкретной исторической эпохе, а не глобальной модели сознания, споры о которой не прекращаются. То ли оно продолжается всем на радость вместе с прогрессом и гуманизмом, как утверждает, к примеру, Стивен Пинкер2²Стивен Пинкер (род.1954) — канадско-американский ученый, психолог-когнитивист, автор книги «Просвещение продолжается» (2018) в защиту разума, науки и гуманизма и иные оптимисты и улучшайзеры, то ли, наоборот, тянет мир в пропасть, как полагают традиционалисты и консерваторы (и первыми забившие тревогу романтики-ницшеанцы). Так, сегодняшний страх перед ИИ с его потенциальной способностью отменить человечество — это классический пример «саморазрушения Просвещения», на которое еще в 1947 году указали мыслители Франкфуртской школы Теодор Адорно и Макс Хоркхаймер в работе «Диалектика просвещения», где речь, в частности, шла о том, что лютая польза прогресса в конечном итоге и привела мир к концлагерю.

Грэбер, впрочем, как раз не оспаривает ценности Просвещения и не садится на популярную риторику о том, что где Просвещение, там насаждение и прочее бремя белого человека. Он лишь оспаривает его европейскую прерогативу, утверждая, что идеи свободы и прогресса параллельно витали не только над Парижем, Эдинбургом и Кенигсбергом, но и на более дальних и экзотических берегах, и почему бы не вспомнить в свете освобождения человечества какого-нибудь индейца Кондиаронка, жившего в ту же эпоху, что и Монтескье с Вольтером? Можно было бы сказать, что Грэбер занимался деколонизацией Просвещения, но сам автор не слишком жаловал эпитет «деколониальный», полагая его не более чем модным словечком.

Грэбер признается, что в процессе той экспедиции 80-х у него случился роман с малагасийской девушкой — возможно, поэтому наиболее яркие страницы книги посвящены как раз женской политической повестке. «На Мадагаскаре сексуальное очарование и искусство поддерживать разговор, кажется, тесно переплетены», — замечает автор. Пираты были одинокими людьми без семей, а кроме того, они не знали языка — таким образом, местные девушки превращались не только в любовниц, но и в проводниц и наставниц, а их общие дети становились новой островной аристократией. А уж в сфере «магических, коммерческих и эротических приключений» женщины намного превосходили своих партнеров. Если заезжие моряки и торговцы пытались их обмануть, то месть была довольно страшна. Грэбер, в частности, приводит описание любовного обряда рао-диа, в процессе которого девушка поджаривает кусок земли, на которую имел неосторожность наступить ее избранник, и произносит: «Не будет моим, так не будет ничьим! Пусть помрет!». Более щадящий вариант — цимихоа-бонга — ограничивал передвижение любовника особым периметром. Как бы там ни было, женщины на Мадагаскаре постепенно приобретали все больший политический вес — не случайно сам вождь Рацимилаху «окончил свои дни в распутстве и разгуле, измученный непримиримыми войнами между его женами и любовницами, в результате которых был отравлен».

«Пиратское просвещение» читается как емкое послесловие к таким греберовским хитам, как «Долг» (трактат о том, почему в основе товарно-денежных отношений лежит аморальная категория долга), как «Бредовая работа» (лучшее противоядие от хождения в офис) и, наконец, как «Заря всего».iпопытка доказать, что купля-продажа, бюрократия и социальное расслоение не были изначально заложены в структуру первобытных обществ и все могло бы быть иначе

Грэбера иной раз упрекали в тенденциозности и в некотором перетягивании фактов на сторону сочиненных им концепций неизменно левого толка. В случае с «Пиратским просвещением» он, конечно, ступил на самый тонкий лед, поскольку сам предмет исследования столь экзотичен и мало задокументирован, что сложно отличить, где тут фольклор, а где фальсификация, где политическая декларация, а где племенной ритуал, скрепленный имбирем и кровью. Грэбер и сам признает, что главы малагасийских кланов под руководством Рацимилаху всего лишь «предприняли нечто», о некоторых событиях «нам известно лишь, что они должны были иметь место», да и вообще сама книга повествует о реальных и придуманных королевствах пиратов, разницу между которыми установить сложно.

Тем не менее — для него это не просто символическое измерение и не миф об утопической республике Либерталии (на котором во многом основана данная мадагаскарская история). Всю жизнь он пытался прикоснуться к заре человечества, отыскивая истоки истинной незамутненной справедливости. Проблема исторической науки, по Грэберу, не в том, что она европоцентрична, а в том, что она скучна и занудна — тогда как в реальности все было куда интереснее. Что ж, последнюю его книжку можно обвинить в чем угодно, но только не в занудстве: прочесть ее — как выпить стакан морской воды, смешанной с порохом, в знак дружбы по старому пиратскому обычаю.

Книга «Пиратское просвещение» предоставлена магазином «Меломан»