МАЛЕНЬКИЙ ЧЕЛОВЕК НА БОЛЬШОЙ ВОЙНЕ

Негероические подробности Столетней войны

Английская армия Эдуарда III атакует Кале во время Столетней войны с Францией 1347 года/Alamy

Издревле война считалась делом мужественным, возвышенным и временами святым. Но ЧВК, вербовка уголовников, военкомы-взяточники или понятие «пушечное мясо» не новы. О том, как все это впервые появилось в Европе, рассказывает историк-медиевист Елена Калмыкова.

Выражение «пушечное мясо» придумал Шекспир.iВ оригинале «пища для пороха» (food for powder). Он был едва ли не первым в европейской литературной традиции, кто сумел разглядеть негероическую сторону войны, как раз описывая события, которые историки привыкли называть Столетней войной. Речь идет о первом крупном конфликте средневековой Европы – серии войн между Англией и Францией (1337-1453), поводом для которых стал династический спор между монархами двух государств.

В 1328 году во Франции пресеклась династия Капетингов. Престол достался представителю боковой ветви — Филиппу Валуа, который был племянником французского короля Филиппа IV Красивого. В то же время английский король Эдуард III заявил свои права на французский престол, так как приходился Филиппу Красивому внуком по женской линии.iАквитания Непосредственным поводом стала конфискация французским монархом Аквитании, области, которой владели английские короли, начиная с 12 века. В этом качестве они являлись вассалами французского короля. В отличие от многих средневековых конфликтов, эта война приобрела оттенок национальной борьбы для жителей Англии и Франции и стала делом далеко не только воюющего сословия.

Война – не всегда время героев. Так, персонаж пьесы Шекспира «Генрих IV»,iТак называемая историческая хроника Шекспира, созданная в 1598 г. Посвящена правлению короля Генриха IV (1399-1413) и юности будущего победоносного короля Столетней войны, Генриха V (1413-1422). сэр Джон Фальстаф, приятель принца Уэльского и будущего короля, именует набранных им солдат сбродом, пугалами и «ржавчиной мира», «блудными сыновьями», питавшимися помоями и отбросами. «Большая их часть набрана по тюрьмам», - утверждает Фальстаф, поскольку все мало-мальски обеспеченные люди откупились от призыва к великой радости вербовщика, наполнив его кошель тремя сотнями фунтов. Впрочем, по мнению все того же рыцаря, набранное им «пушечное мясо» исполнит свое предназначение, «заполнив могилу не хуже других».

Королевский флаг Англии (1411-1553-1559-1603)/Wikimedia Commons

Долг вассала

Для титулованной знати и приближенных к королевскому двору ответ на вопрос об участии в войне был однозначным. В эпоху, когда главным делом рыцаря-вассалаiВассал (фр. слуга). Так в средние века обычно именовали сеньоров, находившихся в зависимости от государя. В отсутствие регулярных армий вассальные отношения позволяли комплектовать войско. Государь раздавал своим приближенным (вассалам) земли или часть своих прав на определенные территории. В ответ вассалы должны были являться по зову государя под его штандарт в случае войны и нести другую службу. была военная служба сеньору, оставаться в стороне от королевских кампаний за редким исключением не представлялось возможным. Находясь в зависимости от расположения монарха, знатные рыцари фактически были обречены принимать участие во всех войнах, которые вел король.

Что же до людей неблагородных, далеких от королевского двора, людей маленьких по своему социальному статусу, тех, кто составляли большинство в любом войске, — что же побуждало их вербоваться в королевские отряды?

Создание образа врага

В прокламациях Эдуарда III французский король Филипп Валуа изначально представлялся в качестве виновника войны, незаконно захватившего чужое наследство, поправшего законы природы и Бога. Французы ссылались на то, что "лилии не могут прясть", то есть королевские лилии не могут переходить по женской линии. Любимым, как бы сейчас сказали, гендерным контраргументом англичан была история из Ветхого Завета о дочерях Салпадаада, попросивших у Моисея удел своего покойного отца. И сказал Господь Моисею: «Сынам Израилевым объяви и скажи: если кто умрет, не имея у себя сына, то передавайте удел его дочери его, что их просьба справедлива» (Числа: 27:9). Эдуард III стал использовать новый королевский герб, в котором английские леопарды соседствовали с французскими лилиями. Он был помещен на всех монетах и государственных печатях и сохранил лилии до 1800 г.

Впрочем, информация о нарушениях прав своего короля во Франции не могла всколыхнуть народные массы на борьбу с врагом, а вот предупреждения о готовящихся нападениях на Англию должно было сработать. Более того, с точки зрения канонического права,iТо есть церковного. защита родной земли была более оправданной, чем нападение на чужую даже под благовидным предлогом. Именно поэтому Эдуард прилагал массу усилий, чтобы сформировать у своих подданных страх перед французской агрессией, хотя, собственно, агрессором была Англия.iНапример, в 1345 г. жителям южных графств сообщили, что «король Франции собирает большое войско и огромный флот, чтобы напасть на нашу страну», в следующем году на севере распространялась информация о готовящемся нападении союзных французам шотландцев, в 1351 г. Эдуард III напомнил о том, что «король Франции не перестает собирать войска для вторжения в королевство Англию». Разосланная в 1356 г. информация тоже касалась грозящей с континента опасности: вражеские корабли намерены «уничтожить английский флот и вторгнуться в наше королевство». Целью подобных предупреждений было создание образа не абстрактного врага, где-то там на континенте нарушившего права короля, а врага, реально угрожавшего мирному населению Англии.

Угрозы, якобы исходившие от врага, могли быть описаны довольно неопределенно: «причинение большого зла», или более подробно: «убийства, грабежи, поджоги и совершение других преступлений». Изредка называлась конкретная цель противника: например, «похищение короля Иоанна из наших рук».iКороль Франции, попавший в английский плен в 1356 г. в битве при Пуатье. Временами страх перед вторжением французов в Англию был настолько велик, что жители столицы начинали возводить заградительные сооружения, а состоятельные люди жертвовали значительные суммы на оборону.iНапример, лондонский бакалейщик Джон Филпот (занимал должность мэра в 1378 г.) на свои деньги неоднократно снаряжал суда и нанимал латников для защиты побережья Англии. Отражение реальной вражеской угрозы — во все времена сильнейший из стимулов, побуждающий к вооружению даже тех, кому в силу сана запрещалось касаться оружия. Согласно хронике Уильяма Торна из аббатства св. Августина в Кентербери, тамошний аббат Майкл Пичем (ум. 1386), «который, несмотря на свой духовный сан, был весьма активен в деле защиты своей страны, возглавил сильный отряд из своих собственных, а также других способных людей, которых он держал при себе и участвовал битве с врагами при Фолкстоне, а затем возле Дувра, отразив неприятеля в обоих сражениях».

Солдаты грабят дом. Миниатюра 13 века / Alamy

Наемники

В 1340 г. король Эдуард издал ордонансiТо есть королевский указ. о вербовке воинов различных рангов по контракту. Оплата, согласно приложенному табелю, была более чем высокой: так, лучник любого ранга получал 6 пенсов в день, что равнялось заработку мастера. Более того, предводителям отряда лучников раз в квартал производились дополнительные поощрительные выплаты. В результате в Англии очень быстро сложилась ситуация, при которой знать, служа в кавалерии, активно играла роль «агентов-рекрутов», заключавших контракты на поставку людей за установленную законом плату. Подобные контракты заключались между капитаном (им мог стать любой человек, у которого хватало денег для найма отряда солдат) и королем или другим предводителем похода. В контракте содержалась роспись по всем воинским рангам с ценой и сроком службы, при этом сначала оговаривалась сумма за 40 дней службы, которая потом увеличивалась в зависимости от установленного срока (контракт мог быть заключен на 9 недель, на четверть года, на полгода, год или «до тех пор, пока это будет угодно королю»).iКонтракт графа Уорика на 1341 г. Граф поставлял 3 баннеретов (рыцарей, имевших право разворачивать в бою собственное знамя), 26 рыцарей, 71 латника, 40 пеших солдат и 100 лучников.

Не стоит думать, что капитаны рассчитывали обогатиться за счет утаивания части, полагающейся бойцам платы: во всех отрядах и гарнизонах находились проверяющие, очень строго следившие за тем, чтобы плата из казначейства поступала конкретным воинам. После каждого сражения или во время эпидемий (дизентерия была частым явлением на войне) погибшие, раненные или больные заносились в особые реестры. Впрочем, капитан, как глава отряда мог надеяться получить награду от короля за ратные подвиги или обогатиться за счет военных трофеев. В обязанности капитанаiИм чаще всего становился опытный рыцарь, хотя и необязательно титулованный. входило не только отбирать необходимое для контракта количество людей, проверив их боевые навыки, но и снабжать наемников экипировкой, а также поддерживать в их рядах порядок до начала кампании. Конфликты между ожидавшими отправки на войну вооруженными мужчинами – дело обыденное и банальное. Хотя по контракту служба в королевской армии хорошо оплачивалась, она могла быть выгодной лишь во время официальных военных действий и только когда у короля были деньги, а так было далеко не всегда. Следовательно, нередко наемникам приходилось самостоятельно искать другие источники доходов.

Помилование

Для определенной социальной категории существовал иной вид контракта: люди, осужденные за воровство и убийство, а также находившиеся вне закона, в обмен на участие в войне получали королевское помилование. В самом начале войны Эдуард III объявил о том, что преступники могут искупить содеянное ими путем «достойной службы» во имя божественной справедливости.iСчитается, что впервые в европейской истории к пополнению армии за счет преступников и рабов, которым были обещаны прощение и свобода, прибегли римляне после поражения от Ганнибала при Каннах в 216 г. до н.э., когда приблизительно погибло 60-70 тысяч легионеров. В 147 г. до н.э. стратег Ахейского союза Диэй также приказал для пополнения армии освободить 12 тысяч рожденных в Греции рабов. Однако очевидна разница между казусами из древней истории, вызванными исключительными обстоятельствами и связанными с обороной, и решением Эдуарда III, нуждавшегося в дополнительных ресурсах для захватнической войны. Прощение в обмен за службу мог даровать только король. Несмотря на тяготы войны, многие преступники предпочитали отправиться на войну, а не на виселицу. Чтобы дать представление о количестве таких солдат в армии, приведу несколько цифр: в 1339–1340 гг. было заключено 850 хартий о прощении, осенью 1360 и в 1361 г. - более 260; одним словом, в разное время преступники составляли от 2 до 12% армии, при этом три четверти из них были осуждены за убийство.

Торговля пленными

Значительную сумму доходов враждующих сторон составляли выкупы за знатных пленников. Например, после битвы при Креси 1346 г.iПервая большая победа Англии. в Англии их находилось огромное число. Суммы выкупов подчас были просто баснословными: например, сэр Томас Холланд получил за графа д’Э 80 000 флоринов. Правда торговля пленными имела свои сложности. Например, пленник мог умереть до выкупа или сбежать. Поэтому иногда их старались переуступить за меньшие, но реальные деньги другим владельцам. Часто главы экспедиций выступали в качестве «торговых агентов», покупая знатных пленников у своих воинов и перепродавая их королю. Иногда свои права на пленника выдвигали несколько сторон из-за неразберихи, возникавшей в пылу сражения. В лучшем случае, захватившие в плен знатного сеньора рыцари договаривались о разделе выкупа на доли, в худшем — спор мог затянуться на годы. К тому же свою долю можно было перепродавать как актив.

Выкуп за пленника стремились получить и крестьяне. Известен случай, когда земледельцы из Дармунда разбили французских пиратов, захватив многих из них в плен. За это крестьяне получили вознаграждение от самого короля. Кроме этого, скорее экстраординарного, случая передачи пленников королю по инициативе самих крестьян, корона взимала с выкупов свою долю.

Обладая правом распоряжаться всеми пленными без исключения, король обычно провозглашал своими личными пленниками коронованных особ, принцев крови, а также некоторых других знатных или знаменитых людей. Лица, непосредственно захватившие этих пленных, получали от короля вознаграждение, значительно уступавшее сумме выкупа и составлявшее обычно 500 фунтов. К тому же корона получала от трети всех выкупов, выплачиваемых ее подданным.

Рассказы о счастливых обогащениях удачливых воинов способствовали тому, что в сражениях солдаты первым делом устремлялись к выделявшимся роскошными доспехами знатным рыцарям. Поэтому для сохранения дисциплины военачальникам приходилось издавать указы, запрещавшие охрану пленников во время боя. В 1415 г. после победы при Азенкуре Генрих V, сознавая невозможность продвижения по вражеской территории с небольшим и измученным войском, охранявшим пленников, которые превосходили их числом, приказал казнить почти всех французов, сделав исключение только для особо знатных. Английские хронисты повествуют о глубокой печали, охватившей победителей. Они оплакивали утрату захваченной добычи. Следует отметить, что почти никому из простых англичан не удалось сохранить полученные в битве при Азенкуре военные трофеи. Во время перехода в Кале английская армия терпела такие лишения, что воинам приходилось обменивать собранную добычу и уцелевших пленников на пропитание, часто за бесценок. «И многие из них освобождали пленников за небольшой выкуп или отпускали их под честное слово, и в то время из-за недостатка iпродовольствия приходилось отдавать десять ноблей вместо четырех, и неважно, сколько стоил хлеб, лишь бы у них была еда». В аналогичной ситуации оказалось войско Джона Гонта в 1385 г. после битвы при Алжубарроте. Прославленный хронист Жан Фруассар отметил, что англичане были очень опечалены, поскольку убили пленных, за которых могли бы получить 400 000 франков.

Разграбление города Граммона. Хроники Жана Фруассара (Photo by Fine Art Images/Heritage Images via Getty Images)

Мародеры

Традиционно продвижение войска по стране сопровождалось грабежами. При тогдашних скоростях власть могла накормить войско только на очень компактном театре военных действий. При движении в глубь страны снабжение из Англии становилось нереалистчным предприятием. Поэтому в какой-то момент армия должна была кормить себя самостоятельно. Разумеется, никто из солдат не ограничивался прожиточным минимумом.

Награбленное солдаты отправляли домой своим родственникам. Причем масштабы трофеев были настолько велики, что за английской армией вдоль побережья двигались специальные суда. После взятия французского Кана английским солдатам было разрешено поднять на борт «только драгоценные одежды или очень ценные украшения», оставив прочие трофеи на суше во избежание перегруза. Как заметил один английский хронист, в Англии «не было женщины, не имевшей одежды, украшений, посуды из Кана, Кале или других заморских городов. В каждом доме можно было увидеть скатерти и льняное полотно. Замужние женщины украшали себя драгоценностями французских дам, и если последние сожалели об утраченном, то первые радовались их приобретению». Наиболее емко ощущения англичан по поводу нежданного обогащения выразил хронист Томас Бертон: «И было тогда общее мнение народа, что пока английский король будет пытаться завоевать французское королевство, они будут процветать и благоденствовать, возвращение же сулит упадок и вред».

После того как в марте 1357 г. король Англии Эдуард подписал в Бордо перемирие с французским королем Иоанном II и вместе с армией отплыл в Англию, боевые действия во Франции не прекратилась. Многие англичане, видя, сколь выгодным делом является мародерство, отказались вернуться. К ним примкнули привлеченные перспективой легкого обогащения представители других народов: бретонцы, нормандцы, пикардийцы и т. д.

Слёйсское морское сражение. Хроники Жана Фруассара/Alamy

Частные военные компании

Иногда бригандыiБанды мародеров становились полноценной военной силой, а их главари, даже будучи простолюдинами по происхождению, могли обрести славу и почет. Капитан такого отряда имел над своими людьми неограниченную власть: он не только вершил суд и распределял добычу, но и по собственному усмотрению выбирал цель похода. В качестве примера можно привести капитана бригандов Роберта Ноллиса, отряд которого в 1359 году насчитывал 1000 человек.

Сообщая о действиях Роберта Ноллиса, лестерский монах Генрих Найтон особо подчеркивает, что тот лишь собственным воинским талантом смог добиться славы и богатства: «Он был простым солдатом, но со временем стал великим рыцарем и могущественным лордом, коннетаблем многих замков,iЗдесь начальником. крепостей и городов во Франции как данных ему герцогом Ланкастерским, так и (полученных им) в результате его собственной деятельности, когда он, собрав большое английское войско, прошел всю Францию. И он подошел к городу Орлеану, сжег окрестности, убивая людей по своему желанию, увез много добра и богатств, которые там нашел. Горожане не осмелились выйти против него — столь велика была, Божьей милостью, слава англичан».

Английские авторы с гордостью цитируют сочиненные во Франции куплеты, свидетельствующие о том, как местное население боялось грозного Ноллиса. Например, Найтон утверждает, что приводимые в его хронике строчки были написаны при папском дворе в то время, когда отряд Ноллиса осаждал Авиньон, наводя ужас на всю округу папского города:iС 1309 по 1377 гг. резиденция римских пап находилась в Авиньоне (юг современный Франции). Отчасти под давлением Франции, отчасти по желанию самих кардиналов и пап, которые тяготились влиянием римской знати на политику Святого Престола.

Роберт Ноллис, ты поверг Францию ниц,
Твой грабительский меч всем землям причиняет горе.

Образ Роберта Ноллиса, бедного простолюдина, который благодаря воинской доблести получил рыцарское звание, нажил огромное состояние и стяжал славу, стал весьма притягательным для широких слоев населения. Простой мародер превратился в национального героя, на которого мечтали походить многие соотечественники. Присоединение к отрядам бригандов было весьма верным способом не только добиться благосостояния, но и улучшить социальный статус. Генрих Найтон неоднократно подчеркивает, что среди воевавших во Франции было предостаточно простолюдинов и слуг, которые «стали опытными рыцарями и возвратились домой богатыми людьми». Его старший современник и непосредственный свидетель описываемых событий сэр Томас Грей также отмечает, что члены компаний «были лишь сборищем простолюдинов, молодых парней, чье положение до сих пор было весьма незначительным, но которые стали чрезвычайно богатыми и искусными в этом виде войны, поэтому молодежь из многих частей Англии присоединялась к ним».

Битва при Пате /Alamy

Эпилог. Война всегда остается популярной

Мало кто из англичан смог добиться от участия в войне выгоды, сопоставимой с той, что получил сэр Джон Фастольф, ставший прототипом шекспировского Фальстафа. Карьера этого отпрыска бедного рыцарского рода из Норфолка была поистине головокружительной. В 1412–1414 гг. он под предводительством герцога Кларенса сражался в Гаскони, где в полной мере проявил свои блестящие способности, вознагражденные должностями коннетабля Бордо и капитана Вьёра. Война в Нормандии сделала Фастольфа баннеретомiТо есть рыцарем со своим штандартом (фр. bannière). и рыцарем Подвязки,iВысший рыцарский орден Великобритании, учрежденный Эдуардом III в 1348 г. сенешалем двораiТо есть управляющим. регента Франции герцога Бедфорда, наместником Мена и Анжу и капитаном Бастилии. Владелец многих ленов и домов в крупнейших городах Нормандии, он на протяжении всей службы во Франции старался избавляться от недвижимости на континенте, обращая ее, пусть даже с серьезными потерями для себя, в живые деньги, на которые потом скупал земли в Англии. В 1445 г. годовой доход его английских владений составил больше 1000 фунтов, в то время как оставшаяся во Франции недвижимость приносила около 400 фунтов. Помимо земли Фастольф вкладывал деньги в коммерческие предприятия, а также скупал драгоценности, а посему неудивительно, что он не только быстро превратился в одного из богатейших людей Англии, но и смог, несмотря на потерю англичанами Нормандии и Гаскони, сохранить свое состояние.

Впрочем, далеко не все герои войны были столь дальновидны, как Фастольф. Во время побед и захвата территорий мало кто думает о том, насколько быстро все будет отвоевано обратно. А добро, как известно, неизбежно побеждает зло. В 1420 г., когда Генрих V по договору в Труа был провозглашен наследником и регентом Франции, никто не ожидал, что через 30 лет англичане будут изгнаны из Нормандии, а вскоре потеряют и Аквитанию. Потеря Нормандии в 1450 г., как и утрата Иль-де-Франс, Понтье, Мена и, наконец, Гиени в 1453 г., стала причиной множества частных трагедий. Изгнанным из своих владений англичанам и их сторонникам пришлось либо как-то приспосабливаться к новым условиям жизни во Французском королевстве, либо эмигрировать в другие страны. Толпы изгнанников из «наследных земель Плантагенетов»iИмя английской правящей династии. молили Генриха VI о предоставлении хоть какой-нибудь пенсии в качестве компенсации за утраченные обширные владения во Франции. Так, в марте 1451 г. королевский совет в Англии рассмотрел петицию эсквайра Генри Элиса и его жены, потерявших в Нормандии собственность, приносившую ежегодный доход в две тысячи франков, и вынес решение о предоставлении им в качестве компенсации пенсии в размере 100 фунтов.

Несмотря на проигрыш, война во Франции продолжала ассоциироваться в сознании англичан с воинской славой, а главное, с возможностью обогатиться за счет грабежей. Десятилетиями после окончания Столетней войны мечты о повторении успеха будоражили сознание потомков, отожествлявших себя с героями Пуатье и Азенкура. В 1491 г. в своей речи перед парламентом, посвященной началу новой англо-французской войны, король Генрих VII не только напомнил подданным о своих правах на французскую корону и призвал их оказать ему поддержку в отвоевании законного наследства, но также пообещал вознаграждение за счет грабежей французских земель: «Франция — не пустыня, и я, исповедуя бережливость, надеюсь повести дело так, чтобы война (по прошествии первых дней) окупала себя». Мир, заключенный сразу же после начала военной кампании, вызвал, по свидетельству Френсиса Бэкона, «большое недовольство дворянства и главных мужей армии, многие из которых продали или заложили свои имения в надежде на военную добычу… А некоторые потешались над словами, которые король произнес в парламенте: если война начнется, то он не сомневается, что она окупится, — и говорили, король сдержал обещание».

Битва при Азенкуре. Миниатюра из хроники Ангерран де Монстреле. 15 век /Alamy

Что почитать

1. Басовская Н. И. Столетняя война 1337–1453 годов. М., 1985.

2. Калмыкова Е. В. Образы войны в исторических представлениях англичан эпохи позднего Средневековья. М., 2010.

3. Перруа Э. Столетняя война. СПб., 2002.

4. Фавье Ж. Столетняя война. СПб., 2009.

5. Фруассар Жан. Хроники, 1325–1340 / Пер. с фр., статья и примечания М.В. Аникеев. СПб., 2005.

6. Хроники и документы времен Столетней войны. СПб., 2005.

7. Foedera, conventions, littarae, et cujuscunque generis acta publica inter reges Angliae et alios quosvis imperatores, reges, pontifices, principes, vel communitates / Ed. Th. Rymer. London, 1816–1869.

8. Avesbury Robertus de. De Gestis Mirabilibus Regis Edwardi Tertii / Ed. E.M. Thompson. London, 1889.

9.Burton Thomas. Chronica Monasterii de Melsa, a Fundatione usque ad annum 1396: 3 vols. / Ed. E.A. Bond. London, 1866–1888.

10. Capgrave John. The Chronicle of England / Ed. F. Ch. Hingtston. London, 1858.

11. Crecy and Calais from the Public Records / Ed. by G. Wrottesley. London, 1898.

12. Denys H. The Division of the Spoils of War in Fourteenth-Century England // Transactions of the Royal Historical Society, 5th ser. Vol. IV (1954).

13. Gesta Henrici Quinti / Ed. F. Talor, I.S. Roskell. Oxford, 1975.

14. Given-Wilson C. The Ransom of Olivier du Guesclin // Bulletin of the Institute of historical Research. Vol. LIV (1981).

15. Gray Thomas of Heton. Scalacronica / Ed. H. Maxwell. Glasgow, 1907. Knighton Henry. Chronicle 1337-1396 / Ed. G.H. Martin. Oxford, 1889.

16. Hewitt H.J. The Organization of War under Edward III, 1338–1362. New York, 1966.

17. Keen M.H. The Law of War in the late Middle Ages. London, 1965.

18. Le Bel Jean. Chronique: 2 vols / Ed. J. Viard and E. Déprez. Paris, 1904–1905.

19. Moisant J. Le Prince Noir en Aquitaine. Paris, 1894.

20. Prince A.E. The Indenture System under Edward III’s Reign // Historical Essays in Honor of J. Tait. Manchester, 1933.

21. Prince A.E. The Payment of Amy Wages in Edward III’s Reign // Speculum. Vol. XIX (1944).

22. Prince A.E. The Strength of English Armies in the Reign of Edward III // English Historical Review. Vol. XLVI (1931).

23. Reading Johannis de. Chronica, 1346–1367 / Ed. J. Tait. Manchester, 1914.

24. Register of Edward the Black Prince: 4 vols / Ed. M.C.B. Dawea. London, 1930–1933.

25. Rogers C.J. War Cruel and Sharp: English Strategy under Edward III, 1327–1360. Woodbridge, 2000.

26. The Essential Portions of Nicholas Upton’s De Studio Military before 1446 // De Studio Militari / Ed. by F.P. Barnard. Oxford, 1931.

27. Thorne William. Chronicle of St. Augustine’s Abbey, Canterbury / Ed. by A.H. Davies. Oxford, 1934.

28. Titus Livius de Frulovisi. Vita Henrici Quinti / Ed. T. Hearne. London, 1716.

29. Walsingham Th. Historia Anglicana. Chronica Monasterii S. Albani: 2 vols / Ed. H. Rily. London, 1863–1864.

30. Walsingham Thomas. Ypodigma Neustria. London, 1876.

31. Waurin Jehan. Recueil des Croniques et Anciennes Histoires de la Grant Bretaigne: 5 vols / Ed. W. Hardy and E.L.C.P. Hanry. London, 1864–1891.

Елена Калмыкова

Все материалы автора

Скопировано