ПРОЩАЛЬНЫЙ ПИР ПРОШЛОГО ВЕКА

Конечно, сам шах Реза Пехлеви, не был безумцем. Как не был он и восточным деспотом, каким его хотела представить иранская оппозиция. Скорее просвещенным восточным монархом. В меру осторожным, в меру коварным, бесконечно самовлюбленным. Очень учтивым. Привыкшим к восхищенным взорам и льстивому шепотку, который сопровождал его с детства. На детских и юношеских фотографиях он явно проигрывает своему кряжистому отцу с недоверчивым, обветренным мужицким лицом.

А собственно, кем был его отец Реза-хан, выросший в Персидской казачьей бригаде, личной гвардии иранских шахов? Мужик он и есть. Что называется, совсем из простых. Пробился наверх благодаря практическому уму, хитрости и жестокости.

В 1921 года Реза-хан возглавил поход казаков на Тегеран и, отстранив от власти законного правителя Насер эд Дин-шаха, принадлежавшего тюркской династии Каджаров, провозгласил себя в 1925 году новым шахом Ирана.

Таким образом Реза-хан основал новую династию Пехлеви. Новое имя выбрал неслучайно – на языке пехлеви персы говорили до арабского нашествия в 7 веке. Расчетливый и хитрый политик Реза постановил, что нынешняя династия напрямую наследует легендарным Дарию и Ксерксу. Никак не меньше! Позднее это утверждение войдет и в династическую стратегию сына. Чтобы доказать высокое происхождение правящего монарха и его родни, будут подключены лучшие историки, археологи, исследователи, вступившие в открытое соревнование, кто больше отыщет доказательств родства Пехлеви с персидскими царями прошлого. Любые фейки на эту тему приветствовались и, надо полагать, хорошо оплачивались. Чтобы еще больше запутать историков, папа Реза ввел и новое имя для страны – Иран. В 1935 году Реза-хан обратился с письмом в Лигу наций с просьбой использовать для названия своей страны слово “Иран” (Eran) вместо «Персия». Свое нововведение монарх объяснил тем, что внутри его страны для обозначения того, что известно в мире как Персия, употребляется слово «ирани». Этот термин уходит своими корнями к названию племени ариев, или страны ариев.

Собственно, это было начало. Жителям, населявшим Иран, было предписано взять себе фамилию (до того все как-то обходились одним именем), носить европейское платье. Женщинам были предоставлены гражданские права. Вдохновившись примером шахини Тадж ол-Молук, многие иранские женщины поспешили снять свои паранджи. Все это, как нетрудно догадаться, не вызывало восторга у шиитского духовенства, пользовавшегося большим влиянием в аграрной отсталой стране. Именно тогда наметился и начал опасно тлеть конфликт между шахским Тегераном и Кумом (священным для иранских шиитов городом, где традиционно жили духовные наставники и авторитеты).

Именно тогда, в тридцатые годы, были заложены те проблемы, которые предопределят будущую иранскую трагедию.

Сам Реза-хан по натуре был типичным восточным автократом, державшим всех в своем кулаке. Но и он понимал, что без технического прогресса страна, под каким именем ни обозначь ее на карте, обречена влачить полуколониальное, отсталое существование. Поэтому сына и наследника своего отправил учиться в привилегированный швейцарский колледж Institut Le Rosey. Вместе с ним в Европу получать образование отбудут и сотни молодых иранцев самых разных сословий. Основные расходы оплачивало иранское правительство.

Но шахские карты спутала Вторая мировая война. В качестве основного союзника Реза-хан выбрал гитлеровскую Германию, которая логично представлялась ему неким противовесом Британии и Советскому Союзу - двум империям, давно зарившимся на Иран. Германия же была далеко и занята покорением Европы. Гитлеру было не до Ирана. В конце концов британские и советские войска вступили на территорию страны. И 16 сентября 1941 года Реза был вынужден отречься от престола в пользу своего 22-летнего сына Мохаммеда Реза. Бывшего шаха с минимальным штатом обслуги спешно посадили на британский корабль, который, проигнорировав его требования пристать к берегам Японии, отправился на Маврикий. Оттуда спустя год он переехал в Южную Африку, в Йоханнесбург, где и скончался в 1944 году в возрасте 66 лет.

Позднее межлис (иранский парламент) присвоит Реза-хану титул Великий, а останки с почестями будут перевезены и похоронены в Иране.

Вообще, все, что связано с отцом, с его свержением и кончиной, для молодого шаха было невероятно болезненной темой. В своих интервью он старался никогда ее не касаться. Тем более что с самого начала ощущал себя заложником внешнеполитической ситуации. Фактически он был пешкой - вначале в руках Сталина и Черчилля, потом президента США Трумэна. Он был слишком молод, чтобы противостоять монстрам большой политики и вести свою собственную игру. С детства был приучен лавировать. Со всеми старался ладить. Был не по годам осторожен, предусмотрителен, расчетлив. И вообще в послевоенные годы на первые план вышел иранский парламент. Шах довольствовался в основном формальными, протокольными функциями.

Все изменилось в феврале 1949 году, когда на шаха было совершено покушение.iЧлен Народной партии Туде Фахр-Арай выстрелил в Резу Пехлеви пять раз с расстояния в несколько шагов, но лишь одна пуля попала в правую щеку и прошла навылет. Этого было достаточно, чтобы запретить просоветскую партию Туде и расширить конституционные полномочия шаха.

Но этим Реза Пехлеви не захотел удовлетвориться. На какое-то время его лютым врагом станет премьер-министр страны Мохаммед Моссадык (1951-1953). Конфликт с ним будет самым серьезным испытанием для молодого шаха со времен отречения отца от престола. Налицо столкновение двух политических воль, двух представлений о том, по какому пути должен развиваться Иран. Плюс личная неприязнь, которую уже нельзя было скрыть под невозмутимыми улыбками и обходительными манерами.

Моссадык шел напролом: урезал бюджет на содержание шахского двора, конфисковал его земли, запретил встречаться с иностранными дипломатами, выслал из страны сестру шаха, заподозренную в интригах и сговоре с иностранными посольствами. Наконец, он провел референдум, чтобы распустить межлис и взять в руки всю власть. Главная его цель была даже не столько устранение шаха, сколько национализация нефтяных месторождений, которые принадлежали Англо-Иранской нефтяной компании, сегодня известной под названием BP.

В ответ англичане совместно с ФБР разработали операцию «Проект Якс» по свержению строптивого премьера. И добились своего, Моссадык был свергнут. Три года его продержали в тюрьме, после чего сослали под домашний арест в его имение под Тегераном. Он умер в 1967 году. Нефтяные поля Ирана снова перешли во владение британских и американских компаний, а шах с этого момента получил фактически всю полноту власти, несмотря на то, что формально Иран оставался конституционной монархией.

Собственно, с тех самых пор одной из ключевых идей нового режима станет всяческая легитимация шахской власти. Отсюда и вдруг непонятно откуда возникший юбилей - 2500 лет царского правления, которую высчитали придворные историки, исходя из новейших археологических раскопок, проводившихся в пустыне на территории бывших персидских городов Персеполя и Пасаргады. На самом деле первоначально все было задумано довольно скромно. Музейные торжества в рамках Конгресса востоковедов, где должны быть представлены несколько выставок, включая художественную выставку из Императорской библиотеки и открытие памятника императору Киру.iОснователь державы Ахеменидов (559-530 гг. до н.э.). Сама концепция торжеств несколько раз радикально менялась, пока шах самолично не принял решение, что надо пригласить на нее и глав иностранных государств.

Таким образом, проект из сугубо научного и культурного стал политическим. Разумеется, сразу возник вопрос, а где высоких гостей селить. Окрестности Персеполя были совсем не приспособлены к визитам на высшем уровне: земля под ногами буквально кишела змеями и скорпионами. С этим тоже надо было что-то делать. Перед приездом гостей целая армия серпентологов очистила территорию в 30 кв. км от змей и членистоногих. А специалисты Института вакцины из Караджа еще и продезинфицировали местность.

Времени на строительство дорогостоящих резиденций не было. Так возникла идея палаточного города. Министр суда Алам сформулировал идею: «Мы только имитируем то, что всегда делали наши короли, когда они путешествовали в негостеприимные места, а все остальное также соответствует традициям наших кочевых предков».

Шаху понравилась цитата из Плутарха, где он описывает королевский шатер, брошенный Дарием III. Там был золотой трон, роскошные ванные, пол, покрытый драгоценными коврами, и золотая посуда.1¹Шатер Дария IIIГреческий историк Плутарх 1-2 вв. так рассказывал о том, какое впечатление на Александра Македонского произвел стиль жизни Дария: «Когда Александр, захвативший этот шатёр, увидел всякого рода сосуды, кувшины, тазы, флаконы для притираний, все искусно сделанные из чистого золота, когда он услышал удивительный запах душистых трав и других благовоний, когда наконец он прошёл в палатку, изумлявшую своими размерами, высотой, убранством лож и столов, царь Александр посмотрел на своих друзей и сказал: «Вот это, по-видимому, и значит — царствовать». Что-то подобное шах предложил повторить и в палаточном городке, раскинувшемся на 64 гектарах у самого подножия Персеполя.

Сам лагерь состоял из царского шатра, а также пятидесяти палаток для гостей, спроектированных французской компанией Jansen.2²Maison JansenФранцузский интерьерный дом, открывшийся в 1880 году. Он прославился своими историческими стилизациями под дворцовую роскошь и в XX веке был очень популярен среди властных персон – от здравствующих королевских особ до президента Кеннеди. Имелся еще специальный клубный шатер и так называемый парикмахерский шатер для высокопоставленных дам. Кроме этого, «королевская деревня» включала в себя поля для гольфа, бильярдные комнаты, футбольные поля, беседки для чаепитий первых леди. В каждой отдельной палатке помещалась просторная гостиная, две спальни для мадам и для месье со своими отдельными ванными и гардеробными. А также специальный жилой блок для прислуги. Все это должно было быть оборудовано по последнему слову техники с очевидным французским акцентом.

Полгода иранская военная авиация по первому требованию отправляла свои самолеты из Шираза в Париж. Эксклюзивный фарфор от Limoges c гербом Пехлеви, нежнейшее постельное белье от Porthault, хрусталь Baccarat...

Шах любил все европейское. Обожал Париж, французскую кухню, французскую моду. И даже когда речь зашла о его короне и других драгоценностях для собственной коронации в 1967 году, у него не было ни малейших сомнений: только парижский ювелирный дом Van Cleef&Arpels. Не стал он изменять своим вкусам и в Персеполе даже в угоду иранским националистам.

Из Европы привезли более 15 тысяч деревьев-крупномеров, из которых образовался целый лес. В этих райских кущах пели 50 000 тоже специально завезенных птиц и чирикали 20 000 воробьев, которым очень скоро предстояло погибнуть от зноя и засухи. Меню и угощения для гостей готовили лучшие повара парижского ресторана Maxim’s. Светские хроникеры наперебой сообщали своим читателям о жареных павлинах, фаршированных фуа-гра, о муссе из раков, жареных ягнятах с трюфелями, о перепелиных яйцах, фаршированных иранской икрой... Вино, конечно, тоже только французское. По приказу шаха было закуплено 5 тысяч бутылок коллекционного Chateau Lafite-Rothschild 1945 года и 2500 бутылок первоклассного шампанского (1911 Moet). Трапеза должна была идти под звуки оркестра, исполнявшего музыку Моцарта и Шуберта. Кофе подавался вместе с коньяком Cognac Prince Eugene.

Сейчас, когда читаешь подробные отчеты о всех этих безудержных тратах и роскоши, невольно задаешь себе вопрос: на что рассчитывали шах и его советники? Потрясти мир расточительством? Наглядно продемонстрировать успех так называемой «Белой революции» - серии реформ по внедрению в страну западного образа жизни и интеграции в мировую капиталистическую систему?

А может, это была еще одна попытка уйти от проблем, тяготивших шаха с самой юности, какого-то внутреннего несоответствия его робкой, зависимой, безвольной натуры и предназначенной для него роли самовластного правителя, царя, наследника Дария и Кира Великого?

Однозначного ответа тут нет и быть не может. Тем не менее психологический портрет Реза Пехлеви получается гораздо сложнее, чем это принято думать. Тут много всего сошлось: и зависимость от властной матери, и страх перед отцом, и очевидная влюбленность в свою сестру-близнеца, принцессу Ашраф. И подозрительные отношения с неким Эрнестом Перроном, которого Реза Пехлеви вывез из Швейцарии после совместной учебы, поселив у себя в Мраморном дворце. И хотя прямых доказательств любовной связи двух друзей так и не было обнаружено, тем не менее враги режима постарались максимально использовать их дружбу, чтобы выставить шаха порочным человеком с сомнительной моралью.

Реза Пехлеви откровенно не повезло в двух первых браках. Его династический союз с египетской принцессой Фавзией (1921-2013) был заключен в угоду политическому союзу Ирана с Египтом и королю Фаруку Первому. Супруги в этом браке ощущали себя несчастными. Принцесса тяготилась строгими нравами шахской семьи и неприязнью свекрови, которая не считала нужным скрывать свою ревность к невестке. Реза при любой возможности старался покинуть дворец, где враждовали самые близкие женщины. Со временем он стал открыто изменять жене.

В своей книге «Миссия для моей страны» Реза Пехлеви признался, что «единственным счастливым и светлым моментом» всего его брака с Фавзией было рождение дочери. Через семь лет они развелись.

Сам Реза был искренне убежден, что женщины существуют только для ублажения мужских прихотей и эго. В этом он до конца оставался на позициях классического падишаха, владельца гарема.

В разные годы ему приписывали романы с известными актрисами Джин Тирни3³Джин Тирни (1920-1991) – голливудская актриса, одна из красивейших кинозвезд 20 века. Трагический эпизод ее жизни (когда во время беременности актриса заразилась от своей поклонницы краснухой, в результате чего родила дочь-инвалида) был положен в основу романа Агаты Кристи «Зеркало треснуло», а также одноименного фильма, где в роли, списанной с Джин Тирни, выступила Элизабет Тейлор. , Ивонн де Карло, Сильваной Мангано.

Его второй женой станет красавица Сорайя Асфандияри-Бахтиари (1932-2001), наполовину немка, наполовину иранка, дочь посла Ирана в Западной Германии. Это был брак по любви. Однако и он завершился разводом, поскольку шахиня была бесплодна. И вердикт лучших врачей Франции и Швейцарии не оставил супругам никаких надежд. Шах даже подумывал о внесении изменений в конституцию, чтобы сделать наследником престола своего младшего брата. Но против этих поправок резко выступила сама Сорайя. К тому же вскоре брат шаха погиб в авиакатастрофе. И проблема престолонаследия стала особенно острой.

Прощальное письмо Сорайи, растиражированное международными СМИ, заставило пролить слезы всех домохозяек планеты: «Поскольку Мохаммеду Резе Пеехлеви важно иметь прямого наследника мужского пола, я с величайшим сожалением жертвую собственным счастьем ради благополучия всей страны. Таким образом, я сообщаю, что мы с его величеством расстаемся».

Третьей и последней женой Мохаммеда Резы стала Фарах Диба, дочь капитана иранской армии. Они поженились в 1959 году. Несмотря на большую разницу в возрасте, шах обрел с Фарах то, чего ему так не хватало в предыдущих браках: спокойствие, стабильность и уверенность.

Очень скоро, к всеобщей радости, они стали родителями: наследный принц Реза родился 31 октября 1960 года. Спустя три года на свет появилась принцесса Фарахназ (12 марта 1963 г.). А еще через какое-то время семейство шаха Ирана пополнилось принцем Али-Резой (1966-2011) и принцессой Лейлой (1970-2001).

Дома шах и шахиня предпочитали говорить на французском языке. Фарах обожала современное искусство, он предпочитал легкие, незатейливые французские комедии и голливудские боевики. Но в целом вкусы и устремления супругов совпадали. Прогрессивная и деятельная шахиня усердно помогала мужу. Особенно ее интересовали вопросы женского равноправия. Она добилась того, чтобы женщины Ирана стали открывать лица, одеваться по-европейски, водить автомобили, отправлять детей за границу для получения образования. Фарах активно участвовала и в культурной жизни страны. Продвигала молодых художников, возвращала иранские произведения на родину, покровительствовала современному искусству в Иране.

По инициативе шахини было открыто несколько музеев и картинных галерей, а также учрежден Ширазский фестиваль искусств, получивший потом всемирное признание. Кроме иранских артистов в фестивале в разные годы принимали участие такие выдающиеся западные деятели культуры, как Питер Брук, Джон Кейдж, Гордон Мумма, Дэвид Тюдор, Мерс Каннингем и многие другие.

Фарах всерьез волновали проблемы здравоохранения, особенно организация специальных поселений и медицинских центров для больных проказой. При личной поддержке и патронате шахини было построено несколько десятков домов-приютов для почти 10 000 детей-сирот.

За все эти заслуги Учредительное собрание Ирана утвердило важную поправку в конституцию, в соответствии с которой Фарах в случае преждевременной кончины шаха становилась правительницей-регентом до совершеннолетия наследного принца. Это было важное нововведение, поскольку впервые в истории Ирана за женщиной закреплялось право на престол.

В 1967 года состоялась официальная коронация Фарах, она получила статус Найеб-ал-Салтане (вице-короля). После церемонии Мохаммед Реза-шах Пехлеви объявил: «С тех пор как я надел корону старейшей монархии в мире и короновал шахбану Ирана, я чувствую себя ближе, чем когда-либо, к моим любимым и достойным людям. Я желаю и молюсь, чтобы Всемогущий Бог защитил эту землю больше, чем когда-либо».

Этим жестом Мохаммед Реза Пехлеви хотел показать всему миру, что его супруга получает статус почти равный его собственному. Коронация Фарах была сигналом для иранского общества, что все женщины и мужчины должны быть одинаково почитаемы. А положение женщин ни в чем не может быть ущемлено или как-то принижено.

Иран по замыслу Реза Пехлеви должен был стать пятой державой по темпам экономического роста в мире. Тем более что внешнеполитическая ситуация тогда этому благоприятствовала. Когда после арабо-израильской войны 1973 года цены на черное золото взлетели в результате бойкота Запада, нефтедобывающая промышленность Ирана стала давать стране по 25 миллиардов долларов в год чистой прибыли. При этом шах начинает всерьез задумываться о строительстве атомных электростанций, чтобы сберечь нефтегазовые богатства страны.

Реза Пехлеви - мастер политических манипуляций, знаток и умелец поддержания баланса противодействующих сторон. Но несмотря на весь внешний блеск шахского двора, ситуация в стране становилась все более напряженной и сложной.

С одной стороны, шиитское духовенство, которое воспринимало в штыки прозападные реформы шаха. Его стремление опереться на доисламскую историю Персидской империи царей времен Кира и Дария с точки зрения иранского духовенства было святотатством, подрывом исламской традиции и влияния мулл.

С другой стороны, левые, включая коммунистов, требовали от шаха преобразований по советским лекалам. И наконец, средний класс, составлявший никак не меньше 20% от всего населения, мечтал вовсе не о братстве трудящихся, а о покупке новой квартиры и о поездке в Париж.

Шаху приходилось постоянно лавировать, идти на компромиссы, находить обходные пути. Он поддерживал союз с США, умудряясь не портить при этом отношения с СССР. Вникал во все бумаги, которые приносили ему на подпись, без устали принимал государственных деятелей, послов, журналистов, много ездил по стране. В каком-то смысле он был идеальным администратором, державшим все под неусыпным контролем, старавшимся избегать прямых конфликтов и только в исключительных случаях прибегал к насилию. Конечно, после революций в Египте, Ираке и Ливии он был настороже. Тайная полиция САВАК,iНациональная организация сведений и безопасности. созданная еще в 1950-е годы при содействии специалистов из ЦРУ и МОССАДа, имела неограниченные полномочия арестовывать, задерживать и допрашивать подозреваемых.

Все, что представляло хоть какую-то опасность для властей, находилось под пристальным наблюдением тайной полиции. Причем не только в Иране. Слежка активно велась, например, и за иранскими студентами за границей. Особое беспокойство властей вызывал главный оппозиционер и враг шахского режима аятолла Хоменеи, яростно выступавший против 2500-летия Персидской империи и изменения иранского календаря Хиджры на имперский, шахиншахский календарь. Но в тот момент Хоменеи находился в относительной безопасности в недружественном Ираке, поэтому мог открыто критиковать шаха, вербовать себе новых сторонников и называть грядущий праздник в Персеполе «фестивалем дьявола».

Критика грядущих торжеств и шахского правления раздавалась и со стороны Запада. Громче всех прозвучал голос «первого пера ФРГ», яркой и талантливой публицистки Ульрики Майнхоф (1934-1976). Позднее она ушла в левый террор, была арестована и умерла в тюрьмеiПо официальной версии: повесилась.. В 1971 году она обратилась с открытым письмом к шахине Фарах, которое перепечатали многие немецкие газеты. Там она раскритиковала статью шахини для «Нойе ревю» и напомнила о подлинных условиях жизни простого народа Ирана. Майнхоф рассказала, что в Белуджистане и Мекране, например, большинство иранцев, 80%, страдают врожденным сифилисом. Что у большинства иранских женщин умирает каждый второй ребенок от голода, бедности и болезней. Что «для крестьян Мехтиабад настоящая персидская трапеза состоит из размоченной в воде соломы... А еще можно жить, питаясь корнями растений и косточками фиников - жить недолго, конечно, и нехорошо, но изголодавшиеся иранские крестьяне пытаются. И умирают в 30 лет (это средний возраст жизни иранца)». «Вы умышленно не заметили жилищ «миллионов внизу», например, не заметили тех 200 тысяч человек, что живут в южной части Тегерана, в «вырытых в земле пещерах и переполненных людьми глинобитных лачугах, похожих на крольчатники», - писала «Нью-Йорк таймс». - Разумеется, шахская полиция тоже делает все возможное, чтобы такие картины не оскорбляли ваш взор. Когда в 1963 году тысячи бездомных искали себе жилье в строительном карьере, сотни полицейских вышибали их оттуда, чтобы не оскорблять эстетическое чувство тех, кто ездит летом на Каспийское море. Шах считает вполне допустимым, что его подданные живут в таких скотских условиях. Недопустимым он считает, как для себя, так и для вас, чтобы эти подданные попадались на глаза. Но положение в городах еще относительно терпимое. “Я видел детей, - читаем мы в путевых заметках о Южном Иране, - которые, словно черви, копаются в навозе и питаются сорной травой и протухшей рыбой”. Конечно, вы можете законно радоваться, что это не ваши дети. Но все равно это дети. Так правит шах».

Грандиозные торжества в Персеполе имели своей целью, кроме всего прочего, отвлечь внимание Запада от внутренних проблем Ирана. Поэтому так важно было присутствие на церемонии первых лиц. Для их прибытия был построен даже новый аэропорт и предоставлено несколько десятков ярко-красных мерседесов последней модели. Каждый шаг гостей контролировался службами САВАК. И тем не менее из соображений безопасности королева Великобритании Елизавета II вынуждена была отклонить приглашение. Ее представляли муж, герцог Эдинбургский, и дочь, принцесса Анна. По разным причинам отказались приехать на торжества президент США Ричард Никсон и президент Франции Жорж Помпиду, на чье участие шах до последнего момента очень рассчитывал. Не приехал и Леонид Брежнев, генеральный секретарь ЦК КПСС, лидер СССР. Вместо себя он прислал председателя Верховного Совета СССР Николая Подгорного.

Из действующих монархов были престарелый император Эфиопии Хайле Селласие, король Норвегии Улаф У, король Бельгии Бодуэн, король Дании Фридрих IX. Не были забыты и свергнутые правители. Так, приглашение экс-короля Греции Константина и королевы Марии, изгнанных из свой страны в 1967 году, было расценено как символ «примирения эллинов и персов», некогда воевавших между собой. Наследник Дария и Кира протянул руку помощи и поддержки наследнику Александра Македонского. Именно так иранская пресса трактовала присутствие греческой королевской четы в Персеполе.

Список гостей получился вполне представительным и включал в себя президентов и премьер-министров из 30 стран. Для каждого гостя при встрече исполнялся гимн его страны. Гвардия отдавала честь. Все выглядело очень торжественно. При этом наблюдателями было отмечено отсутствие представителей ближайших соседей - Сирии, Ирака и Саудовской Аравии, обеспокоенных планами шаха контролировать Персидский залив. Не осталась без внимания и рассадка гостей на параде: рядом с собой шах посадил императора Эфиопии Хайле Селласие. Это был скорее жест уважения к возрасту и сединам старейшего монарха в мире. Но на почетном месте рядом с шахиней восседал Николай Подгорный, что сразу заставило экспертов сделать вывод о новой тенденции на сближение с Советским Союзом.

Главным событием торжеств стал парад, посвященный истории армии Ирана со времен царя Кира до 1971 года. За месяц до парада всем солдатам и офицерам поступил приказ не бриться. Иначе им пришлось бы надеть фальшивые бороды. Костюмы, аксессуары, оружие - все было скопировано с древних фресок и барельефов. Была воссоздана башня времен Первой династии, которую использовали при штурме крепостей. Даже три военных корабля, на которых в V в. Ксеркс отправился завоевывать Грецию, участвовали в параде. Годы подготовки, исторических изысканий, недели репетиций ушли на торжество, длившееся не более трех часов. Но и они показались вечностью для высоких гостей, буквально изнывавших от зноя.

Собственно, все эти торжества предназначались исключительно для них. Потому что почти никто из иранцев в Персеполь допущен не был. Все три дня трансляция шла по телевизору и собрала рекордное количество зрителей. Справедливости ради стоит признать, что празднования в Персеполе были лишь частью программы развития, задуманной шахом. Многие долгосрочные инвестиции в инфраструктуру страны были сделаны как раз в рамках подготовки к праздникам: школы, дороги, коммуникационные сети, аэропорты, телевизионные станции, отели - все это было построено и приурочено к трем дням в октябре 1971 года. Но об этом критики шаха предпочитали даже не упоминать.

В 2008 году шахиня Фарах вынуждена была признать, что международный резонанс праздника вышел не совсем таким, как это было задумано: «Все прошло идеально, но иностранная пресса беспрерывно критиковала нас. А главное, было начисто проигнорировано и забыто то, ради чего были устроены эти торжества. Все организации, которые были созданы за пределами Ирана, для публикации книг по истории, для строительства, более чем 2500 школ, дорог, отелей... Никто не говорил об этом, всех интересовали, скажем так, что мы там ели... Много разговоров было о тратах, цифры которых оказались потом сильно завышены. Обидно».

P. S.

До 1978 года палаточный городок в Персеполе оставался в нетронутом виде. Большинство деревьев не прижилось и засохло. Птицы вымерли. Какое-то время в планы шаха входило преобразование городка в роскошный пятизвездочный отель. Но ни одна даже самая крупная международная гостиничная сеть не готова была взять на себя требуемые расходы, из-за того что поставка воды и электричества получалась слишком дорогой.

С крушением шахского режима городок в Персеполе пришел в полный упадок. Многие палатки были разграблены или сожжены. В 1982 году хозяйственные постройки превращены в военный лагерь. Какое-то время они служили казармами для солдат в разгар ирано-иракской войны, а пуленепробиваемые окна использовались в качестве мишеней для уроков стрельбы.

После окончания войны палаточный городок быстро превратился в мертвый город теней и голых металлических каркасов - все, что осталось от шахских палаток, которые когда-то считались верхом современной роскоши и восточного великолепия.

Мохаммеду Резе Пехлеви не суждено будет вернуться на родину. Он умер летом 1980 года, через полтора года после вынужденного бегства из страны. Его вдова, экс-императрица Ирана Фарах, уже более сорока лет проживает в изгнании, деля время между Парижем и Вашингтоном, где находится резиденция ее старшего сына, наследного принца Реза Пехлеви.

В 2001 году в результате передозировки наркотиков умерла ее младшая дочь, 33-летняя принцесса Лейла. А спустя одиннадцать лет младший сын, Али-Реза, покончил с собой в возрасте 44 лет после нескольких лет борьбы с затяжной депрессией.

В одном из своих интервью Фарах призналась, что ее заветное желание - «это свобода для Ирана». Бывшая шахиня продолжает внимательно следить за событиями в Иране и гордится успехами своих смелых соотечественниц в борьбе за равноправие женщин. «Я хочу навсегда сохранить надежду и не допускать горечи в моем сердце. Я всегда говорю, что свет способен победить любую тьму. И даже если меня там не будет, верю, что мои дети и внуки смогут когда-нибудь познать плоды этих усилий».

P.P.S.

Сергей Николаевич вспоминает о личных встречах с шахиней Фарах

Она давно живет в Париже. Это ее молодость, здесь она училась в архитектурном колледже, здесь ее впервые увидел будущий муж шах Реза Пехлеви. Правда, тогда он еще был женат на принцессе Сорайи Бахтиар, которую в Тегеране прозвали «шахиня с грустными глазами». Она бесконечно много болела и оказалась бесплодна. Шаху пришлось с ней развестись. После его выбор пал на молодую красавицу Фарах Диба, происходившую из богатой и уважаемой семьи, с которой он познакомился в Париже.

Именно ее совершенный французский, а не только титул, стал пропуском в высшее парижское общество. Она принадлежит поколению последних гранд дам, которых еще можно встретить на прогулке в Люксембургском саду или Булонском лесу, но чаще - на траурных мессах в соборах Сан-Сюльпис, св..Мадлен или св.Роха.

Я впервые увидел именно на похоронах великого модельера Ива Сен-Лорана. Она стояла на ступенях лестницы, ведущей к центральному входу храма св. Роха, с тем грустно-торжественным видом, который дается только годами светской выучки и публичной скорби.

Она выделялась из толпы не только ростом, но какой-то особой благородной статью и горделивой грацией, с которой держалась, отвечая на многочисленные приветствия и поклоны. Было видно по тому, как почтительно расступались перед ней высокопоставленные гости, включая тогдашнего президента Франции Николя Саркози, что шахиня Фарах не просто легендарная знаменитость, но в каком-то смысле символ эпохи, последняя героиня из числа главных действующих лиц, напрямую причастных к бурной и страшной истории ХХ века.

В декабре 1978 года семья шаха была вынуждена покинуть Иран. «Я старалась не терять надежду и не думать, что это действительно был конец, - вспоминала Фарах. - Но никогда не забуду слезы, которые стояла в глазах шаха, когда наш самолет взлетал».
Бывшие шахские друзья и союзники, еще недавно клявшиеся в вечной преданности, от них отвернулись: никто не захотел дать приют смертельно больному низвергнутому монарху и его семье. Разъяренные толпы фанатиков скандировали свои проклятия и лозунги под окнами их временных пристанищ. Западные лидеры произносили уклончивые речи, смысл которых был предельно ясен: присутствие бывшего шаха и шахини в их стране нежелательно, любые контакты с ними опасны и чреваты неприятностями для принимающей стороны. Поэтому лучше будет, если они незаметно уберутся.

Незаметно не получалось.

И зачастую с температурой под 40 градусов полуживой шах отправлялся под перекрестный огонь блицев. Репортеры со всего мира дежурили у входа в госпитали, где он проходил курс лечения, или в аэропорты, откуда они должны были снова куда-то лететь. Есть фотография, где шах и шахиня вдвоем среди каких-то валунов и камней на острове Контрадор, словно две раненые птицы, затаившиеся беглецы, застигнутые врасплох чьей-то неумолимой фотокамерой.

С самого начала Фарах знала роковой диагноз мужа. Но боролась до последнего, продемонстрировав всему миру пример абсолютного мужества, преданности и бесстрашия. Похоронив шаха в 1980 году, Фарах какое-то время провела в США, где учился ее старший сын, наследный принц Реза Кира Пехлеви. Однажды ей пришлось заполнять какие-то официальные документы. В офисе миграционной службы ее не узнали. Сотрудница, проверявшая бумаги, спросила: «Вы замужем?». Узнав, что муж умер, вписала в соответствующую графу: «вдова». Потом поинтересовалась, есть ли у Фарах постоянная работа? Пришлось признаться, что нет. И тогда она записала: «безработная».

Когда-то недалеко от Тегерана стояла статуя шахини Фарах Пехлеви Диба. Бронзовая, величественная, почти в три метра высотой. Во время революционных событий разъяренная толпа пыталась разбить ее на куски. Но скульптура оказалась на удивление прочной. В итоге пришлось ее просто сбросить в озеро.
Сама эта история даже развеселила Фарах. «Считаться легендой при жизни, поверьте, удовольствие относительное. Но вы знаете, мне нравится идея, что когда-нибудь меня все же поднимут со дна озера и все мои соотечественники увидят, какой я была».