Мне повезло родиться с нестандартной внешностью. Вопрос “а кто вы по национальности?” бродит за мной по пятам из города в город. Ереванцы интересуются, была ли армянкой моя бабушка, а продавец в кишиневском магазине изумляется, как это я не умею считать по-молдавски. Тогда я достаю из-за пазухи голубой паспорт, где бок о бок стоят слова “Казахстан” и “русская”. А вместе с тем рассказываю историю, что мой прапрадед был раввином в синагоге города Фастов, небольшого населенного пункта под Киевом. Все эти исторические хитросплетения вызывают в глазах собеседников замешательство, и потому мне особенно хочется рассказать свою историю здесь и сейчас.
Всю историю семьи в несколько страниц не уложишь - да и не всё известно. Почти все мои предки – выходцы из простых семей, часто в сельской местности. По разным причинам приходилось оставлять родные места; даты, имена и места стирались. Да и к архивам не всегда получается обратиться: сгорело здание – а с ним и тысячи судеб на бумаге. Но что мне известно доподлинно – так это то, как мои предки по маминой линии оказались в Казахстане. Часть информации мне была известна с детства, но для точности я поговорила со своей бабушкой, дочерью двух людей, о которых я и поведу свой рассказ. Мы вместе перебрали шкаф, нашли архивные документы и фото, чтобы получился рассказ не просто о переезде семьи из одного города в другой, а настоящее полотно судьбоносных хитросплетений.
Я могла родиться в любом городе бывшего Советского Союза. Мой прадед, Григорий Львович Губенко, родился, как я уже сказала, в Фастове, в семье священнослужителя в 1918 году. Прабабушка же, Екатерина Семёновна Зуева, пятью годами позже родилась в селе Бугрыш Удмуртской АССР. Что любопытно, в документах ее год рождения указан как 1920: несколько лет она приписала, чтобы пойти работать. Жизнь ее складывалась непросто с самого рождения: родители умерли, когда она была совсем малышкой, так что жила она в доме у родственников, где выполняла всю работу по дому и спала под столом. К подростковому возрасту она уже прекрасно умела готовить, шить, вязать и справляться с любыми бытовыми вопросами.
Эти двое людей могли никогда не встретиться. Прабабушка не имела образования, не считая трех классов церковно-приходской школы; в 17 лет вышла замуж, к неполным двадцати годам у нее уже было двое детей. Прадед же отучился в семилетней школе, потом в Киевском газетном техникуме, затем в техникуме эксплуатации железных дорог. Из Киева служба в Красной армии перебросила его в Ростов-на-Дону, а потом обратно в Фастов, работать на железной дороге. Но всё изменила война. Прадеда призвали, равно как и мужа прабабушки. И если Григорию Львовичу повезло отделаться ранением в ногу, то того, кто мог стать моим прародителем, шальная пуля не пощадила. В девятнадцать прабабушка осталась вдовой, спустя несколько месяцев ее постигла еще бОльшая беда: от тифа умер маленький сын. И хотя судьба показала себя той еще стервой, всё же она сделала так, что прадед с прабабушкой познакомились.
Справка Григория Львовича из госпиталя
Поскольку служил прадед на Казанской железной дороге, комиссовали его в Ижевск, где он девять месяцев провёл на излечении в госпитале. После выписки из госпиталя он устроился на Ижевский Механический завод. Это потом он дослужится до работы в министерстве автомобильного транспорта, откуда его переведут в Алма-Ату. А пока он работал помощником начальника транспортного отдела, и в один из вечеров, на встрече друзей после смены, встретил мою прабабушку. Статная, красивая, своенравная - она сразу запала молодому человеку в душу. Его не смущало ни её крестьянская простота, ни тяжелое прошлое и ребенок. Прабабушка долго не сдавала позиций, но прадед был настойчив. Даже хромота, оставшаяся после ранения, не помешала ему завоевать сердце Екатерины Семеновны
Справка о ранении в ногу. До конца жизни прадед хромал
Они поженились в феврале 1947, а в июле родилась моя бабушка, Нина Григорьевна. Спустя еще четыре года - её брат Александр. Фотоальбом помнит, какой видной была эта семья. Старшая дочь Галина, которая несла в себе черты своего отца, но при этом чем-то походила и на отчима. Двое младших детей, в чьих жилах перемешалась кровь породистого еврея и русской красы. Отец семейства всегда в костюме, мать - с элегантной прической и воротничками по последнему слову моды.
Фото из семейного альбома. Прадед, прабабушка, между ними – моя бабушка Нина, рядом – ее брат Александр
Моя бабушка, вспоминая о своем детстве, всегда рассказывает про трехметровые ижевские сугробы и аромат шанежек - этаких ватрушек с картофельным пюре, которые прабабушка отменно стряпала. Скатиться с чьего-нибудь сарая на портфеле по пути со школы, чтобы одежда встала колом, а потом завалиться домой, где натоплено и пахнет свежей выпечкой. Хотя с 15 лет моя бабушка живет в Алматы, эти ощущения колючей зимы вперемешку с детскими радостями хранятся в ее душе до сих пор. Надо ли объяснять, откуда у бабушки такая страсть к тесту.
Портрет моей прабабушки Екатерины Семеновны. На обратной стороне неровным почерком прадеда выведено «Катюша, я так исскучался! Что мне делать, как быть… Твой Гришай»
Ижевск хоть и был столицей Удмуртской АССР, похвастаться бурной жизнью не мог. И если для детей это было не так заметно, то взрослым всё же хотелось разнообразия. Поэтому никто долго не думал, когда на работе Григорию Львовичу предложили перевод на юг. Выбор пал на Алма-Ату - и не зря. Моя бабушка до сих пор вспоминает терпкий запах теплого апорта, лежащего в залитой солнцем комнате. Они приехали в начале октября, холода не успели ударить, поэтому прилавки на базарах еще ломились от поздних плодов.
“В Ижевске мы привыкли к метровым сугробам и ветру. А в Алма-Ате повсюду журчали арыки с прозрачной водой. Для меня это было так непривычно, что эти звуки я помню до сих пор, - делится Нина Григорьевна. - В начале октября деревья стояли в золоте, и это тоже было крайне необычно после севера, где уже в конце августа чувствовалось дыхание грядущих холодов. Нам казалось, что мы едем в какой-то южный рай, поэтому большинство теплой одежды мы оставили в Ижевске, раздали родственникам. Так что когда в Алма-Ате ударили морозы, мы с мамой пошли в ЦУМ. Такого изобилия одежды я не видела до этого никогда! Всё-таки город был столицей, не чета моему родному. Здесь было буквально всё.”
Семья получила квартиру в только что построенном доме. С 1962 года моя семья ведет свою летопись из этой алматинской квартиры на втором этаже кирпичной хрущевки. И это не красивые слова: сейчас, набирая эти строки, я сижу в своей комнате, которая тогда была кухней. Квартира претерпела не один ремонт, да и я - уже четвертое поколение, которое в ней живёт. Но иногда мне кажется, что сами стены помнят всё, о чем я рассказываю в этом тексте. Открытые чемоданы, из которых вот-вот вырвутся остатки удмуртской метели; разложенный на полу апорт размером с два кулака, на который удивленно взирают четыре пар глаз; школьные тетрадки, не смятые очередной поездкой с горки на портфеле, а прилежно разложенные по полкам в шкафу. Бабушкина старшая сестра осталась в Ижевске, вышла там замуж. Так что вчетвером в полуторке жилось чуть легче. Григорий Львович исправно ходил на работу, Екатерина Семеновна вела хозяйство. Вскоре они обзавелись дачей, куда то и дело ездили сеять и собирать урожай.
Прадед на даче за излюбленным занятием. Позже во дворе поставили панцирную кровать, на которой моя мама в детстве любила прыгать, пока дед не видел
Время шло, дети росли и постепенно обзаводились собственными семьями. Александр Григорьевич в средней школе познакомился со своей будущей женой (а полвека спустя я сидела за теми же партами, где они когда-то обменивались записками, и прилежно училась с прицелом на золотую медаль!). Нина Григорьевна закончила старшую школу и поступила в институт иностранных языков на учителя немецкого. После защиты диплома она устроилась учителем в школу, а два года спустя, словно под копирку судьбы своих родителей, через друзей познакомилась со своим будущем мужем, Владимиром Алексеевичем Рыбиным. В 1972 они сыграли свадьбу, а год спустя родилась моя мама - Анна Владимировна Рыбина. Прабабушка с прадедушкой уступили молодой семье свою квартиру, так что моя мама росла в том же районе, что и её мама. И это сыграло в ее жизни ключевую роль.
Прадед с прабабушкой на диване в алматинской квартире
К сожалению, история моих предков со стороны отца не так хорошо известна, многочисленные переезды и события стёрли многие сведения. Прадед по линии деда погиб в 1942, и вместе с ним похоронена почти вся информация о его роде. Родители бабушки были уже в преклонном возрасте, когда она родилась (маме было 42, отцу 60 – для 1940 года цифры очень весомые), так что их уже не было в живых, когда бабушка доросла до возраста заинтересованности историей семьи. Скажу только, что мои бабушка и дедушка, хоть и родились в Кзыл-Орде, через учебу в Томске и работу в Новокузнецком Сантехпроекте тоже оказались в 1968 году Алма-Ате, где получили квартиру… через дорогу от той, где жила моя мама со своими родителями. Спустя двадцать три года мама познакомилась с папой, они сыграли свадьбу, а шутка про улицу Жарокова, объединившую две семьи, навсегда прижилась у нас в арсенале. Ведь судьба, какой бы каверзной ни была, всегда знает, как лучше. И вот уже я, Алёна Владимировна Тимофеева, спустя столько лет со всех событий, пишу эти строки. Сложись все события чуть иначе - и у меня были бы совсем другие фамилия и отчество, возраст, внешность, а городом преткновения этой истории была бы совсем не Алма-Ата. Столько разных “а если бы” могло быть в этой истории, которые привели бы к совсем другому финалу. Моих прабабушки и прадедушки, давших мне необычную внешность и богатую семейную историю, давно нет в живых; а бабушки с дедушками не всегда могут вспомнить, а часто и не знают, как обстояли дела когда-то. Ведь в юности у нас столько прочих забот, что некогда расспрашивать про предков. И потому так важно рассказать историю семьи не только для себя самой, чтобы вспоминать ее, глядя в зеркало. А для всех, ведь таких историй - миллионы, и каждая удивительна и ценна.