1930–1933 годы в Казахстане остаются одними из самых трагичных и в то же время наименее осмысленных страниц советской истории. Почти треть казахского народа погибла, а вместе с ней исчезла многовековая кочевая культура.
В интервью Qalam американский историк Сара Камерон, автор книги «Голодная степь», возвращается к событиям начала 1930-х и к главному вопросу, который до сих пор не имеет однозначного ответа: стал ли голод результатом целенаправленной политики или трагедией, вышедшей из-под контроля?
Сара Камерон / Qalam
Чем голод в Казахстане отличался от других подобных трагедий в СССР?
Голод в Казахстане 1930–1933 годов стал одной из самых тяжёлых катастроф советской эпохи. Он отличался от других не только масштабом, но и характером. В Украине, например, общее число погибших было выше, но нигде, ни в одном регионе СССР, доля умерших не была такой высокой, как в Казахстане. Потери оказались чудовищными, затронув почти каждую семью. Голод начался здесь раньше, чем в других частях страны — уже зимой 1930 года. И ещё одно важное отличие: это был голод кочевников. Он пришёл в мир, где жизнь определялась движением, скотом, степью. В то время как в Украине страдали крестьяне, в Казахстане голод ударил по кочевым сообществам, веками жившим по своим природным ритмам.
Еще одной важной особенностью стал массовый исход населения. Такого масштаба вынужденного переселения не знала ни Украина, ни другие регионы Советского Союза. В разгар трагедии из республики ушли более миллиона человек — при общем населении около шести миллионов. Это стало шоком для всей страны, изменив демографию и карту расселения не только внутри Казахстана, но и далеко за его пределами. Казахские диаспоры, существующие до сих пор в Китае и других странах, связывают своё происхождение в том числе с этим периодом массового исхода.
Падёж скота во время голода. 1934 год / Bridgeman images
Голод, по сути, стал одним из ключевых событий, сформировавших современную историю Казахстана. Прежде всего — из-за масштабов человеческих потерь. Точные цифры до сих пор требуют отдельного исследования, но можно с уверенностью говорить как минимум о полутора миллионах погибших. Если рассматривать ситуацию по этническому составу, то, по всей вероятности, погибли не менее трети всех этнических казахов и около четверти населения республики в целом. Ведь Казахстан всегда был многонациональной страной, и эта трагедия затронула всех её жителей, независимо от происхождения.
После этого бедствия казахи перестали быть кочевым народом. До голода кочевой образ жизни был основой их культуры и самобытности — само слово «казах» долгое время было практически синонимом «кочевника». Поэтому переход к оседлости стал огромным переломом, изменившим саму суть жизни и представление о себе. Голод так или иначе затронул почти каждую семью — кто-то потерял родных, кто-то был вынужден покинуть родные края и уехать за границу в поисках спасения.
В своей книге «Голодная степь» я хотела показать, что голод не уничтожил казахское общество до конца. Да, это было тяжёлое и травматичное испытание, но культура выжила. Москва пыталась стереть многие черты казахской жизни, но даже ей не удалось разрушить всё.
Сара Камерон. Голодная степь: Голод, насилие и создание советского Казахстана
Как политика оседлости обернулась для Казахстана гибелью большого количества людей?
Чтобы понять, как советская политика оседлости обернулась массовой гибелью, нужно знать точнее, сколько людей погибло. В Украине учёные уже подробно изучили масштабы трагедии — вплоть до каждого района, где можно назвать точные цифры смертей. В Казахстане таких данных пока нет. Подсчитать всё крайне трудно: ведь миллионы людей тогда покинули республику. Кто-то умер в дороге, кто-то остался в чужих краях, кто-то смог вернуться. Чтобы восстановить полную картину, нужно изучить не только казахстанские архивы. Потребуется изучение демографических данных соседних стран и республик, чтобы точно проследить эти перемещения.
Опираясь на подробные данные, украинские демографы смогли проследить, какие именно решения властей вызывали рост смертности в отдельных районах. Основываясь на собственных исследованиях, я могу предположить, какие меры в Казахстане сделали голод особенно разрушительным. Как и в Украине, некоторые населённые пункты оказались в «чёрных списках» — это фактически означало полную изоляцию: без продовольственных поставок, без помощи извне. Люди оказывались отрезанными от мира. Были и другие решения, усугубившие кризис. В разные периоды власти закрывали границы республики, лишая людей возможности уйти или вернуться. Тысячи оказались заперты в районах, где голод с каждым днём становился всё страшнее.
Я бы также отметила кампанию по раскулачиванию баев, начавшуюся в 1928 году. Она была направлена против так называемых зажиточных людей. Однако если взглянуть на реальную структуру кочевого хозяйства, становится ясно, что значительная часть скота находилась в коллективном владении. Многие семьи зависели от скота, формально принадлежащего этим баям. И разумеется, ключевую роль сыграла коллективизация, которая проходила одновременно с насильственным переходом к оседлости. Власти старались сделать всё сразу — переселить кочевников и загнать их в колхозы.
Митинг во время конфискации имущества у баев. Казахская АССР / РИА
Стал ли голод в Казахстане результатом умысла или же роковой ошибкой?
Ответить на этот вопрос непросто. Некоторые решения властей явно носили осознанный характер. Руководители знали, что насильственная политика оседлости приведёт к человеческим жертвам. Возможно, они не ожидали, насколько велик будет масштаб бедствия, но понимали, что риск огромен.
Цель уничтожить кочевой образ жизни была заявлена открыто. Об этом говорят документы и приказы того времени. Но были и последствия, которых никто не предвидел. Одно из них — гибель почти 90 процентов скота в республике. Это шло вразрез с экономическими планами Москвы. Причиной стали ошибки и недальновидность: никто не учёл, что скученное содержание животных вызовет болезни, а отчаявшиеся люди начнут забивать свой скот, чтобы выжить.
Ещё одним результатом, которого власти не предвидели, стал массовый исход людей. Миллионы покидали свои дома, спасаясь от голода, — это стало неожиданным следствием самой советской политики. Смертность усиливали болезни. Когда люди ослабели, эпидемии быстро охватили всю республику. Вскоре колхозы столкнулись с нехваткой рабочих рук — людей просто не осталось. Постепенно становилось ясно: многие последствия этих решений застали руководство врасплох.
Казахская семья. Предположительно 1932 год / Центральный государственный архив кинофотодокументов и звукозаписей Казахстана
Если вернуться к вопросу об умысле, можно уверенно сказать одно — намерение разрушить казахскую культуру и кочевой образ жизни было. Об этом есть множество доказательств. Власти понимали, что их политика приведёт к потерям, и сознательно шли на этот риск. Однако главным предметом споров остаётся другой вопрос: существовал ли умысел на физическое уничтожение казахов как этнической группы. Именно этот аспект остаётся самым сложным и наиболее дискуссионным в оценке событий.
Доказательства можно найти в пользу обеих версий. Главная сложность в том, что у нас нет полного доступа ко всем архивам. Кроме того, Сталин и его окружение почти никогда не оставляли письменных свидетельств своих намерений. Поэтому историкам приходится собирать мозаику событий по крупицам: по редким документам, фразам и поступкам, которые уцелели во времени.
Как советские замыслы столкнулись с реальностью казахской степи?
Планы Москвы для Казахской степи часто разбивались о реальность. Советские чиновники просто не знали эту землю. Они не понимали, что один год здесь может быть щедрым на дожди, а следующий — без капли влаги. Так же неверно оценивались и особенности почвы, её изменчивость и уязвимость. Главное же — советские планировщики не понимали сути кочевого образа жизни. Он не вписывался в привычные для марксистско-ленинской теории категории, и им было трудно осознать, что подвижное пастушеское хозяйство может быть устойчивой, организованной и рациональной системой.
Семья у юрты. Туркестанский альбом. 1871–1872 годы / Библиотека Конгресса США
Советская власть впервые решила посчитать всех казахских кочевников — так же, как считали жителей европейской части России. Но методы, подходившие для оседлых людей, здесь не работали. На заседаниях картографы показывали карты, и кто-то спрашивал: «Разве в этом районе никто не живёт?» — и действительно, на карте не было отмечено ни одного поселения. Просто никто не знал, как учитывать народ, который находится в движении. Эти документы наглядно показывают, как советские чиновники пытались приспособить марксистско-ленинскую идеологию и научные методы к совершенно иному миру: степной среде и кочевому образу жизни, не вписывающемуся в привычные им рамки.
Можно ли провести параллели с голодом в Украине?
Да, я считаю, что голод в Казахстане и в Украине был поразительно схожим. Если рассматривать его в деталях, параллели становятся очевидными. Один из наиболее интересных выводов моего исследования заключается в том, что многие украинские учёные утверждали: такие меры, как занесение деревень в «чёрные списки», применялись исключительно в Украине, и именно это служит аргументом в пользу признания украинского голода геноцидом. Однако те же самые меры использовались и в Казахстане — там также существовали «чёрные списки» населённых пунктов.
На самом деле между этими двумя трагедиями гораздо больше общего, чем принято считать. Поэтому, на мой взгляд, подход к их оценке должен быть единым: либо обе катастрофы следует считать актами геноцида, либо ни одну из них таковой не называть. Но одно бесспорно — и в Казахстане, и в Украине голод был чудовищными преступлением против человечности.