Греческий собор Святого Георгия и мечеть Мухаммеда аль-Амина. Бейрут, Ливан/Alamy
Японская эссеистка Реко Сегикути написала эту книгу по гастрономическим мотивам поездки в Бейрут в 2018 году — после больших войн и до новых смут.
Подобно тому, как в бейрутских семьях, по наблюдению Секигути, царит недосказанность, ее текст, в свою очередь, избегает резких умозаключений и избыточных описаний. Название книги выглядит спрессованным и энергоемким, но внутри все иначе — этот дневник коротких чувствительных наблюдений, кажется, одинаково бы выиграл и от сокращения, и от дополнения. Сперва это раздражает — от разговора о таком многострадальном городе, как Бейрут, ждешь более густой и напряженной интонации. Но постепенно прозрачность авторского взора кажется все более оправданной и точной. Как пишет Р.С., «этот город населен призраками» и его реалии не нуждаются в многословных аннотациях, как местные музейные стаканы, расплавленные в пожарах войны.
«961 час в Бейруте» принадлежит к тому жанру женской документальной прозы, в котором работает, например, англичанка Оливия Лэнг: лирический нон-фикшн, состоящий более из импрессий, нежели идей. Однако Реко Секигути выгодно выделяется в этом жанре именно своими национальными манерами. В ее версии любая статичная банальность, вроде «ближайшее будущее — любимое время ностальгии», кажется исполненной незамутненного смысла, чем-то сродни хокку. Подобная игра на истончение всегда срабатывает: например, в воспоминаниях о том, как, будучи ребенком, она два дня отказывалась от еды после смерти деда, а когда все же проглотила кусок жареной курицы, то ей открылся весь разрыв между миром живых и мертвых, поскольку именно еда обрекает нас на присутствие по эту сторону жизни.
Все путешествие Секигути по Бейруту строится на бесконечных лирических отступлениях в духе «Я не знаю, как у вас, а у нас в Японии…» и, честно говоря, больше приближает нас к Токио, нежели к Ливану. Особенно когда она пишет о запретных зонах японской кулинарии, о токийском супе из моллюсков или о том, как в стране до сих пор ежегодно от голода умирает больше полутора тысяч человек (вообще, одно из главных японских табу связано с тем, что треть солдат, якобы погибших в боях Второй мировой войны, на самом деле умерли от голода из-за скверного фронтового снабжения).
Это никоим образом не гастрономический справочник. Собственно, рецепт тут только один, причем не ливанский — темпура из виноградных листьев. Гастрономия в данном случае служит средством познания города (как говорит один из местных персонажей, ливанский флаг — это цвет табуле: лук, петрушка, томат). Сама писательница, кстати, называет табуле «взрывным блюдом» и «маленькой бомбой», что, учитывая географию ее изысканий, представляется достаточно рискованной метафорой — не везде она верна своему акварельному стилю.
Рёко Секигути. Книга «961 час в Бейруте (и 321 блюдо, которое их сопровождало)»
Образы еды живут здесь самостоятельной жизнью, как знаки жизни, не нуждающиеся в рецептуре: мансаф (праздничное блюдо из ягненка) и мигли (десерт из риса с корицей), анисовый чай и зеленая пшеница фрике, коктейль «Гитлер» и пирожные под названием «маленькие шлюшки». Секигути прежде всего создает настроение, она пишет о руках, которые протягивают еду, о звуках, запахах, а также о том, почему овощи перестали с нами разговаривать. Любой, кто был в Ливане, оценит точность иных ее наблюдений: например, насчет того, что местная домашняя кухня — это «кухня гордых женщин», да и сам Бейрут похож на царственную пожилую особу. Это вообще история больше про слова, нежели вкусы: «Я насыщаюсь блюдами, названия которых произношу. Это напоминает птиц, которые приносят птенцам пищу в клюве».
Главные мотивы этой книги — война, уязвимость и ностальгия. Еда описана и понята как одна из попыток сохранить форму прошлого. Это прошлое может быть житейски-комическим («Эти блюда никуда не делись. Они не исчезают. Просто некоторые женщины больше не хотят их готовить») или безмерно пронзительным, когда Секигути пишет о том, как люди в концентрационных лагерях обменивались рецептами как последней памятью о мирной жизни.
Из книги вы немного узнаете о собственно ливанских кулинарах, но взамен тут найдется несколько вполне бесценных зарисовок из самых неожиданных сфер — например, о японском опыте землетрясений, который в свете недавнего сейсмического инцидента в Алматы представляется совсем не лишним: «У нас в Японии во время землетрясений и тайфунов никто не подходит к окнам. От толчка можно выпасть наружу. Также рекомендуется ставить кроссовки прямо под кровать, чтобы в случае землетрясения, которое может случиться и ночью, не ступать голыми ногами по разбитому стеклу».