ИСТОРИЯ БОЛЛИВУДА: БОГИ В ЛИЦАХ

Конечно, и фильмы с Дилипом Кумаром даже в начале 1980-х все еще били рекорды. И именно Раджеш Кханна в то же самое время сыграл знаковую роль дяди танцора диско, обучившего того песням и танцам. И никто не отнимает трон у Баччана, остающегося активным патриархом Болливуда по сей день. Но у всех этих и прочих актеров за ярким периодом взлета следовала череда провалов и кратких реваншей, завершавшаяся полным самоустранением с экрана, после которого они принимали свой возраст, переосмысливали себя и возвращались уже во всеоружии седых прядей и непререкаемых авторитетов как исполнители ролей отцов и дедов.

Шахрукх Кхан – единственный, кто уже 31 год пребывает в статусе героя-любовника. Да, свое появление в самом свежем боевике "Патхан" (Pathaan, 2023) 57-летний актер начинает с жалобы: "У меня металлическая пластина в ноге, титановый диск в шее и биорассасывающиеся винты в плече. Это тяжело. Мое тело каждый раз пищит на досмотре в аэропорту", – словно иронически кавычащей столь долгое присутствие актера в образе первого парня на деревне. Однако, заранее предупредив не судить его строго, следом он два с половиной часа карабкается по отвесным стенам московских небоскребов, носится с ровесником Салманом Кханом по крыше движущегося поезда, призванного отвезти его в сибирские морозы, энергично отплясывает с бомбейской Верой Брежневой, Дипикой Падуконе, вручавшей в этом году "Оскар" за лучшую песню, и играет любовь к ней с трогательной беззащитностью 16-летнего мальчишки, который боится быть отвергнутым. А когда он срывает рубашку, залы ахают, как давеча, когда наблюдали подобное в исполнении Брэда Питта у Тарантино. И, несмотря на все протезы Шахрукха, фильм срывает кассу в 130 миллионов долларов, окупившись в четыре с половиной раза и приходя вторым за всю историю Болливуда.

Лицо у него не из тех, от которых падают ниц. В молодости он щеголял шапкой густых волос, напоминавшей те меховые головные уборы, какие носили модницы 1960–1970-х, а под ней располагался крючковатый нос. В его губах можно проспать вечность – сам актер, отвечая как-то на анкету о своих самых любимых вещах на свете, в первом ряду назвал губы, сразу вслед за дождем – но когда под ними он оскаливает зубы, порой становится похож на мультяшного грызуна. К тому же пришел он, когда более миловидный Амир и более натренированный Салман Кханы уже прорубили окно в эпоху юных влюбленных, а на подходе был Саиф Али Кхан, унаследовавший и вовсе королевскую красоту своей матери Шармилы Тагор и создавший в Болливуде образ метросексуала в желтых сферических очках от Gucci и украшенных граффити безрукавках Roberto Cavalli. На входе же в Миллениум Шахрукху и вовсе пришлось выстоять перед натиском зеленоглазого, на 10 лет моложе их всех, обладателя плеч дискометателя и осиной талии Ритика Рошана, которого Дэнни Бойл назвал "лучшим танцором со времен Майкла Джексона".

Все вышеперечисленные актеры составляют нынешний пантеон, если и пополнившийся с тех пор еще хоть одной суперзвездой, то разве что Джоном Абрахамом в середине нулевых. Последний так непринужденно обернул эксгибиционизм в честный принцип игры на публику, что та приняла его, пожалуй, как адвоката, сказавшего им, что в их сексуальных фантазиях об актерах нет ничего непристойного. Так что супергероев, включая упомянутого в прежней главе мастера боевых искусств Акшая Кумара, пожалуй, нынче семеро. На самый верх они год за годом прорываются поочередно, вечно возвращаясь. Тем не менее Шахрукх звучит ярче, любим глубже и место его – это самый теплый уголок в сердцах индийской публики. Тот уголок, который согрет и вскормлен романтическими грезами бомбейского кино.

Шахрукх стал первым и единственным, кто сыграл парня из зала в том смысле, что его герои сформированы тем желанием безоглядной, бескомпромиссной, безумной, как в его первом кинозаголовке, любви, которое источает местный экран. Любовь его героев родилась много раньше, чем ему встретился ее объект: он увидел ее в детстве в кино. Он сыграл парня, который жаждет этой самой любви, какую увидел в кино, и, выйдя из зала, уже вовсю испытывает ее, даже если реальность не дает ему к тому предпосылок. Он стал в своем роде актером-постмодернистом Болливуда, но постмодернистом нежным. И – простым, говорящим с публикой на понятном ей языке исполнительских штампов масала-кино. С теплотой и симпатией он изображает парней, нахватавшихся замашек у киногероев и готовых повторить в жизни все те сладкие глупости, что вытворяют герои экрана. Конечно, именно такой актер, такой герой стал самым родным и долгожданным для ребят, у которых кинозал зачастую единственное место, где они проживают ту жизнь, те чувства, что приносят им счастье.

Триумф его тем более ценен, что в первых его хитах ни он, ни их авторы не скрывали патологической подоплеки поведения его ослепленных персонажей; не случайно за роль в "Капризе" (Anjaam, 1994) он был награжден именно как лучший злодей.

Однако роль в "Игре со смертью" (Baazigar, 1993) принесла ему "Филмфэр" именно как лучшему исполнителю главной роли, а ведь картина на редкость для Болливуда послушно следовала за сюжетной канвой взятого за основу триллера Айры Левина "Поцелуй перед смертью" (1952) – и все, кто читал этот непревзойденный образец криминальной литературы, понимают, насколько об аморальном и жестоком герое идет речь. Шахрукх сыграл его человеком ослепленным – и публика приняла такого героя, как в начале 1960-х западный зритель принял Алена Делона в образе не останавливающегося ни перед чем Тома Рипли.

Как это работало в тот период, очень ясно отражает сцена из фильма "Жизнь под страхом" (Darr, 1993). В этой ленте Яша Чопры Шахрукх играет сталкера, преследующего красавицу, которая только что вышла замуж. На экран в своем логове он целыми днями проецирует слайды с ее фотографиями и названивает матери с рассказами, что встретил девушку своей мечты, и просьбами благословить их союз. Подслушав очередной такой его телефонный разговор, отец героя отправляется прямиком к психиатру и сообщает, что мать Шахрукха 18 лет назад погибла в автомобильной аварии (за рулем был отец), что с тех пор у мальчишки не было толком друзей, а вырос он в каком-то своем собственном нафантазированном мире за аутичными играми. "У вашего сына большие проблемы, и это – не худшая из них!" – восклицает психиатр. И в этом самом месте, словно перечеркивая озабоченный накал разговора, без всякого музыкального вступления голос Шахрукха, в котором разлита та неподконтрольная улыбка до самых гланд, с какой мы озираем мир с горной вершины или после долгой разлуки видим море, заводит "Джаду-у-у тэри назар!" – "Колду-у-уй взглядом своим!", мотив, который хочется орать за рулем на серпантине в латинской аранжировке, а сам актер самозабвенно обводит губы преследуемой им женщины на проецируемом слайде толстым слоем помады. Невольно из груди на этом внезапном монтажном стыке вырывается хохот; пока взрослых распирает беспокойство, Шахрукх играет и поет вот это самое прекрасное ребячливое "А ну и что же!".

Тут надо сказать, что в те годы в бомбейском кино появилась целая плеяда молодых композиторов, которые начали сочинять такие песни, которые мгновенно запоминаются, легко воспроизводятся и относятся к числу тех, что горланят знойным полднем, раскатывая по сельской местности, лежа на телеге, груженной копной сена, с травинкой в зубах, упиваясь запрокинутыми глазами зрелищем облаков на синем небе. Это обычный аккомпанемент Шахрукха, немало способствующий его популярности, а главное – сразу объясняющий, что на душе у его героев такой звездопад, что любые аргументы "можно-нельзя, хорошо-плохо, правда-обман" становятся смехотворны. Когда так себя чувствуешь, вариантов только два: влюбиться или напиться, или то и другое сразу – что самые-самые его знаменитые персонажи из "Непохищенной невесты" (Dilwale Dulhania Le Jayenge, 1995) или "Наступит завтра или нет" (Kal Ho Naa Ho, 2003), собственно, и делают. Только ко временам "Наступит завтра…", когда танцполами правила Кайли Миноуг, проапгрейдившая понятие диско-дивы, к латинским ритмам аранжировок песен Шахрукха прибавляется еще и диско-бит с богатыми струнными пассажами, от чего голова отлетает уже безвозвратно.

Музыка Анну Малика или тандема Джатин – Лалит играла важную роль в становлении образа Шахрукха. Но не их мы имели в виду, когда в конце прошлой главы говорили, что в 1991 году на киноплощадке уже появились те два человека, что отправят Болливуд в заоблачные дали, правда, пока они там фигурируют в ином качестве. Один из них – сам Шахрукх, который в те годы пытался получить степень магистра по кинопроизводству в Научном институте массовых коммуникаций, а чтобы заработать на учебу, снимался в первых индийских телесериалах, всерьез не помышляя о кино. Из института он вылетел за непосещаемость: сериалы отнимали массу времени, да и еще раньше, в колледже, он зарекомендовал себя пытливым студентом и образцовым прогульщиком. Кинопроизводство он все-таки освоит, но уже на киноплощадке: сперва наблюдая, как снимают его, потом изрядно ободрав локти – и собственные карманы – на провалах первых фильмов учрежденной им в конце 1990-х собственной кинокомпании. Успеха он добьется, когда в начале нашего века переформатирует ее в Red Chillies Entertainment, первую в Индии студию, помимо собственного кинопроизводства, оказывающую услуги по компьютерной графике; так настанет эра франшиз по мотивам "Инопланетянина" ("Крриш", Krrish), "Форсажа" ("Байкеры", Dhoom) и "Миссия: невыполнима" ("Жил-был Тигр", Ek Tha Tiger), в которых сам Шахрукх до "Патхана" (являющегося сайдквелом, точнее, новым пространством шпионской вселенной "Тигра") не играл, зато киноцарству его одержимых, "безумно влюбленных" героев цифра будет дарить те небывалые видения, какие только и могла породить их вскормленная бомбейскими киносказками, но пустившаяся в собственный неуправляемый полет фантазия.

Что касается второго человека, породившего болливудский бум, то он, а точнее она, работала в 1991 году девушкой с хлопушкой, скрипт-герл, призванной следить, чтобы у героев не менялись прически, костюмы и грим в рамках одного эпизода. Звали ее Фара Кхан. Так вышло, что со съемок очередного фильма, где она орудовала хлопушкой, – "Соперники" (Joh Jeeta Wohi Sikandar, 1992) с Амиром Кханом – в разгар съемок со скандалом, хлопнув дверью, сбежала хореограф, прославленная "создательница Джитендры" Сародж Кхан.

Времени искать нового не было. А Фара была организатором танцкласса в бомбейском колледже, к тому же была без ума от фильмов Назира Хуссейна, приходившегося отцом режиссеру "Соперников", и знала каскадные музыкальные номера из его фильмов наизусть. Ей доверили поставить недостающий танец. Все было готово к съемкам в живописном Ути, где Амир среди гор и озер должен был предсказуемо носиться за девушкой, распевая про "Первый дурман" (Pehla Nasha). Но Фара рассудила так: "О чем слова этой песни? Первый дурман, первое опьянение… Герои сами признают, что они в плену обманчивых ощущений сродни интоксикации. Разве мир вокруг меняется, когда мы влюбляемся? Он остается прежним – меняется наше восприятие, но и оно остается невидимым для окружающих». В итоге Фара отказалась от танца как такового, зато поставила целый эпизод: исполняя песню, Амир, пританцовывая, бродит по классу, сосредоточенно корпящему над контрольной. Он поет, но одноклассники его не слышат, а учитель не отвлекается на него. Он со своей песней для них просто не существует: поет его душа, а мир озабочен поступлением в колледж. Амир хватает со столов листки, они взмывают в воздух – при этом ученики продолжают что-то сосредоточенно писать – и приземляются на парту в другом классе, за которой сидит девчонка, о которой мечтает Амир. Режиссер настолько оценил вклад Фары в создание фильма, что придумал для нее особый титр "хореограф-постановщик" (раньше писали просто "танцы"), прописавшийся в бомбейском кино поныне.

Прежде влюбленные герои пели и плясали взаправду. Фара придумала увести музыкальный номер в сферу, где он, собственно, и пребывает – в воображение. Она же одновременно – вотчина любви и бомбейских киногрез. Это была революция, в результате которой бомбейское кино встало в фокус. Оно перестало выдумывать, вернув фантазию на родину.

Встреча Фары и Шахрукха не заставила себя ждать: уже в будущем году она придумывала для него музыкальные номера в "Сезоне любви" (Kabhi Haan Kabhi Naa, 2004). Герой был плоть от плоти Шахрукха – занятиям за партой предпочитал репетиции школьного оркестра – и кардинально отличался от его персонажей, державших мертвой хваткой даже тех, кто им не принадлежал: этот в финале терял свою любовь с улыбкой (чем, видимо, и расположил к себе кинокритиков, отдавших ему за такую ненавязчивость свой "Филмфэр").

Фара придумала для Шахрукха его коронную позу, когда, исполняя песню, он стоит спиной к камере и, слегка прогнув спину, на три четверти развернут лицом к зрителям, протягивая к ним руку. Важнее, что состоялась встреча двух людей, одинаково понимающих, что кино толкует о сфере воображения и что у их потенциальной аудитории эта сфера – замкнутый круг! – сформирована кинообразами. Шахрукх еще в школе был знаменит пародиями на кинозвезд – особенно ему удавались Радж Капур и злодей Габбар Сингх из "Мести и закона" – и он, по его собственным воспоминаниям, часами перед зеркалом повторял танцы Мумтаз. Фара была дочерью разорившегося продюсера, проклинавшего кино. Пропадая в кинозалах, она сбегала в запретный мир радости. Вместе они стали создавать кино про людей, которых такими, какие они есть, сделало кино.

Но это – чуть в будущем. Пока задача-минимум – переселить музыкальный номер, любовную песню в мир грез. Фильмом-прорывом, знаменующим начало Серебряного века, постмодернизма, проложившим дорогу к болливудскому буму, стала "Непохищенная невеста". Это история про двух лондонских студентов, которые по очереди напиваются во время экскурсии в Швейцарию и таскают друг друга на кошлах, а по возвращении понимают, что не могут жить друг без друга. Девушку играла Каджол, с глазами в тысячу каратов, категорически отказавшаяся выщипывать сросшиеся брови или худеть (задолго до бодипозитива). Костюмер Маниш Мальхотра, чьи коллекции уже через 7 лет будут скупать на корню Майкл Джексон и Наоми Кэмпбелл, намучился, втискивая Каджол в маленькое красное платье. Но в итоге ее нежелание сесть на диету породило один из ударных образов фильма: выпившая за ночь на сеновале бутылку Hennessy героиня Каджол наутро, исполняя песню "Зараза джуми луми" – "А если покружиться?..", разбивает булыжником витрину в швейцарском городке, чтобы стянуть платье, в которое она, очевидно, не влезает, а затем слоноподобно прыгает в этом красном платье-мини перед перепуганным Шахрукхом по горному склону (зрелище, которое, в свою очередь, заставит Шахрукха опрокинуть в себя бутылку виски).

За год до этого лента с Салманом "Кто я для тебя?" (Hum Aapke Hain Koun?.., 1994) стала первым за 19 лет фильмом, обошедшим по сборам "Месть и закон". Любовь к "Невесте" будет еще более феноменальной.

Саундтрек стал самым доходным в истории и действительно явил чудо: даже я и сегодня, разбуди меня среди ночи, спою любую из семи песен, прозвучавших в картине. Сердцем фильма стал песенный эпизод, когда Шахрукх и Каджол расстаются на вокзале – он поедет в Лондон за рулем, она – поездом. Каждый запоет песню: "Не знаю, что случилось с моим сердцем: вот только что было здесь, а раз – и след простыл". И всю дорогу во встречных пареньках, пастушках, уличных музыкантах они будут видеть лица друг друга, обращающие к ним слова припева "Что с тобой случилось – то любовь, милый мой". Образ Шахрукха проводит Каджол до самого порога ее лондонского дома, где за окнами в электрическом тепле собралась в ожидании ее семья, и помашет ей рукой, оставшись у ворот: дальше он идти не может – как призрак не может остаться после рассвета.

Как видите, юные герои этого культового фильма родились и выросли в Европе. Выпивка для них – не искомое забытье, как для Дилипа Кумара, не побочный эффект агрессивной попытки заякориться в мегаполисе, как для Баччана, и даже не пижонский аксессуар, как для Шамми Капура, а просто топливо, позволяющее сдружиться покрепче. И покрепче замесить тот "первый дурман", без которого невозможна фантазия любви.

С 1991 года в Индии проводится либерализация экономики: увеличение импорта, привлечение иностранных инвестиций и т.п. Постепенно герои Болливуда переезжают за границу: герои Шахрукха живут в Лондоне ("Непохищенная невеста"), Нью-Йорке ("Наступит завтра или нет?", "Никогда не говори «Прощай»", Kabhi Alvida Na Kehna, 2007), Сан-Франциско ("Меня зовут Кхан", My Name Is Khan, 2010). В деликатном фильме "Салам Намасте" (Salaam Namaste, 2005) в Сиднее переживает свой роман с метросексуалом шеф-поваром в исполнении Саифа Али Кхана, грохающимся в обморок при порезе пальца, а, забеременев от него, решает рожать и растить ребенка в одиночку радио-DJ в исполнении задорной Прити Зинты. После бровастой и упитанной Каджол, совершенно не желавшей менять себя ради мужчин, предпочитающей, чтобы ее принимали такой, как есть, Зинта – единственная актриса, принесшая в Болливуд подлинно свежую магистральную тему самостоятельной работающей девушки, которая материально не зависит от мужчин и обожает проводить время с пацанами по-пацански. В этом плане обязателен к просмотру тот эпизод из фильма "Наступит завтра или нет?", где она идет тусить с Шахрукхом и Саифом, который венчается эпохальным танцевальным номером It’s a Time to Disco (весьма предсказуемо тем, что Шахрукху в этом первом фильме – образце неприкрытой сексуальной амбивалентности в Болливуде – приходится тащить домой на кошлах уже обоих).

Что до прочих актрис, то, как и в 1980-х, красавиц, и ослепительных, хватало – теперь даже и получше: иных в итоге оторвал с руками Голливуд (Айшвария Рай, Приянка Чопра). Но все они либо варьировали ранее найденные психотипы – порой, впрочем, с донельзя удачно и оправданно проведенным апгрейдом, как Бипаша Басу, ставшая высокотехнологичным эхом зрелищных девах Зинат Аман и Парвин Баби. Либо служили вешалками для нарядов – впрочем, даже и в этом, казалось, неблагодарном жанре находились свои мастерицы, достигнувшие подлинных высот, как Сушмита Сен, которая как-то весьма точно сказала о самой себе словами Шахрукха: "Во время совместного тура он не мог смотреть на меня без смеха и объяснял, что я выгляжу как истинная дива. Что в его представлении даже утром я поднимаюсь с постели при полном макияже, в меховом манто и черных очках в пол-лица".

Однако все эти иностранные дела, foreign affairs, были густо замешаны на национальной идентичности (в Индии верховодит нынче именно такая партия), выражающейся превыше всего через любовь к культуре Болливуда и доскональное знание его песен, танцев, образов, способов ухаживания, всего того нафантазированного культурного багажа, что пришел как результат многолетнего киноопыта. Но именно благодаря этому обстоятельству и именно в начале 21 века так легко и стремительно состоялся болливудский бум на Западе. Если вы не застали или подзабыли, напомню, что переход в новое тысячелетие проходил под знаком тотального ретро. Британская звукозаписывающая индустрия побила рекорды эпохи "Битлз", предложив брит-поп – эдакую сумму накопленного музыкально-поэтического багажа послевоенной гитарной музыки. Поп-исполнители повально делали каверы ABBA. В кино главным хитом стали "Ночи в стиле «буги»", скрупулезно воссоздавшие мир и образы конца 1970-х, а королями режиссуры стали Тарантино и Альмодовар, чей авторский стиль был густо замешан на ностальгии.

Именно в этот момент Индия привозит на Венецианский фестиваль фильм Миры Наир "Свадьба в сезон дождей" (Monsoon Wedding, 2001) о том, как со всего света в Дели стекаются родственники парня и девушки, которым предстоит традиционная свадьба по сговору – когда до обряда жених и невеста не видят друг друга. Однако предпраздничная суета так наполнена песнями из старых бомбейских фильмов, что они наполняют сердца поначалу недовольных парня и девушки острым желанием любить, жениться и жить по законам своей страны. Вместо традиционного объяснения здесь – танец под песню из фильма с Салманом и Каришмой Капур "Жена №1" (Biwi No.1, 1999): уже опьяненный песнями детства жених желает именно эту предназначенную невесту, а покорить ее сердце он может мастерски повторив движения Салман Кхана! Этот номер ставила для фильма Фара Кхан. Лента взяла "Золотого льва". Болливуд проник на Запад через дверцу ностальгии по масскульту 20 века, которая именно тогда распахнулась во всем мире как столбовая дорога.

Это было в сентябре 2001 года. А уже в январе 2002-го на фестивале в Роттердаме самым посещаемым мероприятием стала болливудская ретроспектива. В феврале фильм с Амиром Кханом "Лагаан: Однажды в Индии" (Lagaan, 2001) вошел в пятерку финалистов "Оскара". В мае случилась давка на набережной Круазетт по случаю премьеры ремейка "Девдаса" с Шахрукхом в заглавной роли, прямиком после которой пошли косяком английские и голливудские ленты с Айшварией Рай, сыгравшей в новой версии подругу детства Девдаса. Сам Шахрукх, с его обезьянничаньем за былыми идолами – его педагог по актерскому мастерству Барри Джон очень точно определил его актерский дар как "гимнастический" – был для Запада слишком desi, если вы помните это словечко. Однако бомбейские фильмы с Шахрукхом стали самыми востребованными индийскими лентами в заграничной киносетке. По сути, многие из них, рассказывающие о представителях индийской диаспоры в Америке, собирали основную кассу как раз за границей. Болли-дэнс проник в Голливуд, Баз Лурман использовал в "Мулен Руж" песню из "Мести и закона", в лондонском Selfridges открылся бутик Абу Джани и Сандипа Кхослы, а о многомиллионных тиражах музыкальных компакт-дисков со сборниками бомбейских кинопесен и говорить нечего.

Вишенкой на торте этого процесса стала киноэкспедиция, предпринятая британцем Дэнни Бойлом, подарившем миру культовый фильм "На игле" и звезду Юэна МакГрегора, в Мумбае для съемок фильма "Миллионер из трущоб". В картине, в которой снимались бомбейские кинозвезды, использовались ходульные сюжетные элементы масала-фильмов, а в ткань повествования были включены песенно-танцевальные эпизоды. Фильм стал главной сенсацией киносезона 2008 года, получив 8 "Оскаров", в том числе за лучший фильм года. Леской, на которую нанизан сюжет о злоключениях сироты, служит передача "Кто хочет стать миллионером?", в которой участвует герой (индийскую телеверсию которой во времена съемок и выпуска "Миллионера" вели Амитабх Баччан и Шахрукх Кхан, соответственно): отвечая на вопросы один за другим, он приоткрывает завесу над тем или иным эпизодом своей жизни, из которого он этот ответ почерпнул. Напомним, что первым в фильме звучит вопрос: "Кто исполнил главную роль в фильме «Затянувшаяся расплата»?". Герой отвечает без запинки: "Амитабх Баччан". В ткань фильма включены кадры из ленты "Носильщик", на съемках которой Баччан получил свою травму. Звучит в ней и песня из картины "Дон. Главарь мафии" (Don, 2006), ремейк фильма 1978 года, в котором Шахрукх повторил роль Баччана, принесшую тому "Филмфэр", – точно так же, как в "Девдасе", повторил коронную роль Дилипа Кумара.

Однако просто вставлять свою физиономию в картонные фигуры прежних кумиров не было пределом мечтаний Шахрукха. Вместе с Фарой Кхан они задумали создание фильма, в котором был бы сосредоточен весь опыт Болливуда, а Шахрукх сыграл бы сборный портрет героя, вобравшего знаковые качества всех прежних героев. Фара сама должна была руководить постановкой как режиссер, а Шахрукх выступал бы в качестве продюсера, предоставив ей мощности своей компании Red Chillies. Они затевали тотальное объяснение в любви к бомбейскому кино и опыт киноведения посредством создания кинофильма, одновременно синтезирующего и выпукло показывающего штампы и приемы кинематографа. Такое кино делал Годар. Они и брали на вооружение его метод с той разницей, что их картина должна была обладать тем же, а в идеале – большим зрительским спросом, как и ленты, мотивы и образы, которые она бы использовала.

Для разгона они попробовали, однако, сделать картину, в которой смогли бы отрепетировать, что у них вообще получится из идеи мешать одни стили с другими и взбивать их в тот небывалый изобразительный коктейль, какой позволяет создать передовая компьютерная графика. Пробный камень оказался оглушительно успешным – все работало лучше, чем можно было представить. В картине "Я рядом с тобой" (Main Hoon Na, 2004) Фара Кхан соединила свои любимые масалы Назира Хуссейна с их песенным изобилием – саундтрек этой ленты также полностью незабываем, как и саундтрек "Непохищенной невесты", с милитаризованным боевиком в духе позднего Чакраборти, а действие поместили в колледж в Дарджилинге, в беспечную студенческую среду, в какой разворачивалось действие легкомысленных и азартных детективов с юным Риши Капуром вроде "Трагического совпадения" (Khel Khel Mein, 1975). Фильм затевался накануне исторического визита президента Пакистана в Индию, и эта интрига с попыткой наладить отношения между враждующими разделенными землями недавно единой страны, которую пытаются сорвать враги такой дружбы, тоже нашла отражение в сюжете. Казалось бы, что такому винегрету не найти органичной формы. Однако цель и центр тяготения Болливуда и есть винегрет, и фильм Фары стал едва ли не примером равновесия в бомбейском кино, когда наконец-то все его несочетаемые ингредиенты встали в те пазлы, которые позволили головоломке стать внятной и четкой картинкой.

В момент съемок Шахрукху было 38 лет, а он все играл влюбленных студентов. Сюжет ленты позволил и поиронизировать над этим, и одновременно оправдать его очередную – и лучшую – студенческую роль. Среди молодежи в дредах и рэперских прикидах его новичок выделяется в своих старомодных жилетках с выпущенными отутюженными воротничками полосатых рубашек и с клетчатой сумкой наперевес – наряде отличника 1970-х. Но он такой и есть: его Рам Прасад Саксена (даже громоздкое имя позаимствовано из великолепного романтического триллера с Риши "Мститель", Barood, 1976) – майор спецслужб, внедренный под видом студента-недоучки в колледж охранять генеральскую дочь (и заодно найти своего сводного брата). Фара в едином захватывающем твисте – словно все танцы Шамми Капура и Хелен исполнены сразу – женит юных актеров с королевой злодеек 1970-х Бинду в роли училки мисс Какер, а новейшие модели машин участвуют в сцене погони, монтаж и ракурсы которой один в один повторяют сцену погони на лошадиной повозке Хемы Малини из "Мести и закона". Отличие от фильмов Годара в том, что индийская публика знает цитируемые фильмы наизусть. Лента рождает счастливое чувство, будто все любимые фильмы Болливуда запустили сразу, только в новой, еще более сверкающей упаковке!

Сердце екает и падает куда-то в бездну в сцене, где Шахрукх на школьной лужайке впервые видит учительницу химии (Сушмита Сен). Он падает на колени, и из уст его вырывается мелодия, от которой наворачиваются слезы человека, услышавшего песню, которой младенцем его баюкала мать: "Чанд мера диль…" – "Луна – мое сердце, а ты лунный свет, почему свет падает так далеко от луны?", а за его спиной появляются из ниоткуда два гитариста, награждая и без того самую прекрасную мелодию в мире перебором, словно – да, любовь теребит сердечные струны. Песня, которой Хуссейн отвел так мало места в своем фильме 1977 года "Мы не хуже других", получила второе рождение, а в сюжете нового фильма – целый переполох в учительской, где все будут орать "А что это за песня? Это ведь и моя любимая песня!", пока Шахрукх снова и снова будет приниматься ее петь, и гитаристы будут всякий раз возникать из ниоткуда вновь и вновь. Это сущая правда: к моменту выхода картины Фары была забыта и песня, и где она прозвучала. Забыта в том смысле, что не исполнялась: хотя все помнили, что в детстве было что-то прекрасное, и, услышав "Чанд мера диль", сразу понимали, что снова слышат этот зов из детства. Вот так же воздействует и этот фильм.

Убедившись на "Я рядом с тобой" (кстати, название Main Hoon Na – это повторяющиеся финальные слова припева из "Чанд мера диль" – "Мэн хун, мэн хун, мэн хун…", "Я здесь, я здесь", с добавлением Na, то есть "Вот я и здесь!"), что задуманный ими стиль работает, подвластен им, вызывает именно тот эмоциональный отклик, которого они и добиваются, Фара и Шахрукх приступили к созданию своего magnum opus’а, который стал не только венцом их карьеры, но и итогом многолетних исканий Болливуда. Если вас заинтересовали эти статьи, но нет ни времени, ни возможности перелопачивать старые бомбейские фильмы – посмотрите "Ом Шанти Ом" (Om Shanti Om, 2007), и вы узнаете все, что нужно знать о Болливуде, получите в абсолюте и всего за три часа весь опыт, который можно от него получить.

Жанрово лента представляет собой детектив о реинкарнации и в опорных сюжетных моментах следует за фильмом 1980 года "Долг чести" (Karz) с Риши Капуром, где этот жанр был впервые опробован. Сюжет же картины помещен в среду бомбейской киноиндустрии. Действие первой серии разворачивается в 1977 году: в ней Шахрукх играет статиста, ставшего свидетелем убийства ведущей кинозвезды (дебют Дипики Падуконе), в которую он безответно влюблен. Стиль тогдашнего кинематографа не просто скопирован: в сцене премьеры нового фильма с Дипикой она вклеена во фрагменты легендарных картин; в частности, отплясывает вместо Мумтаз перед Раджешем Кханной, пока тот бьет в барабаны, в эпизоде из ленты Манмохана Десаи "Опасное сходство" (1970), которую мы подробно разбирали в четвертой главе. Тогдашние кинотрюки становятся символами любви как порождения воображения: магистральная тема Шахрукха и Фары, когда статист приводит звезду ночью на киностудию и поет ей волшебную новую песню Main Agar Kahoon ("Если б я сказал…"), задействуя рир-проекцию, бумажную луну на подъемном кране и фен, призванный играть в павильонной съемке роль ветра и трепать локоны героине, которой он наливает в винный бокал подкрашенную воду из латунного чайника.

Действие второй серии происходит в наши дни. Шахрукх – сын продюсера и новый киноидол: накачанный, напористый, развязный, как и монтаж, как и новые песни и танцы вроде уморительной Dard-E-Disco ("Муки в стиле «диско»"). По сути, в ней Фара и Шахрукх загоняют в пародийный квадрат тот самый шумный и не знающий слова "нет" стиль, который сами же и изобрели. В ролях самих себя в ней снялась добрая половина тех, чьи имена вам встречались в цикле этих статей: от Рекхи до Каджол, от Митхуна Чакраборти до Прити Зинты, от Джитендры и Говинды до Салмана и Саифа Али Кхана.

Итак, герой, путешествуя за городом, натыкается на жуткую заброшенную киностудию. Его начинает флешбэчить. Постепенно мы понимаем, что статисту, погибшему в 1977 году в пожаре, который был затеян, чтобы замести улики убийства, за его беззаветную любовь к кино было даровано переродиться сыном продюсера и стать кинозвездой, как он тогда и мечтал. Но теперь, когда он вспомнил старое убийство и его обстоятельства, но за неимением улик не может ничего доказать, его цель – спровоцировать убийцу на признание. Он реставрирует киностудию и затевает в ней съемки по сценарию незаконченного тогда фильма с Дипикой. Ему также удается найти новую актрису – копию Дипики: вульгарную современную девчонку, способную лишь надувать пузыри из жевательной резинки, и он обучает ее грации дивы 1970-х.

Далее сюжет "Долга чести" Фара изысканно переплетает с сюжетом фильма Бимала Роя о призрачной женщине "Мадхумати" (1958) с Дилипом Кумаром и Виджаянтималой – и, что самое поразительное, все это, только будучи сплетенным воедино, превращается в ясный символ: в новых звездах мы всегда ищем тени тех, кто пел нам в детстве, и считаем актрису хорошей, только когда она напомнила нам героиню, носившую прически, как у нашей мамы. Это универсальное кино, одновременно интеллектуальное, постмодернистское – и пронзительное, апеллирующее к самому базовому, что есть в жизни: поискам вечного возвращения.

Что произошло, когда цель была достигнута? Разумеется, игра на понижение. Фара сняла еще пару фильмов, более пестрых, шумных – но уже неспособных пронзать сердце. После них она оставит кино. Шахрукх продолжит играть двойников и распахивать ниву фильмов о киноиндустрии: но лента "Фанат" (Fan, 2016), где он играл киноидола и сталкера, одержимого своим героем настолько, что он даже внешне становится его копией (эдакое эхо и поклон собственным первым киноролям), вызвала у поклонников чувство опасности и, как результат, отторжение. Эксперименты завели его так далеко, что в ленте "Ноль" (Zero, 2018) он препотешно изобразил вздорного карлика, соблазняющего паралитичку, исполняя попурри из знаменитых песен и танцев Мумтаз. Карлика в финале отправляли в открытый космос, публика смущенно отворачивалась, и Шахрукх на четыре года оставил кино. Возвращение в уже существующую вселенную супершпионов казалось так себе шансом – однако именно "Патхан" с его опробованным рецептом оказался тем, чего так ждала публика: знакомого и узнаваемого. Она пока еще не устала от Шахрукха.

Прочие кумиры – тоже все те же: Салман, Ритик, Амир. Фильмы стали больше походить на голливудскую продукцию: трюки не отличишь, всего две песни, одна на титрах да посередине что-то наподобие клипа Арианы Гранде. Пока совершенно удовлетворительным такой подход можно признать только в области лирической комедии, где козни злодеев и удары судьбы, в соответствии с ростом образованности публики, заменены на тараканы в головах главных героев; наиболее удачный пример – волшебно снятая в Испании расслабленная лента о запоздалых каникулах и пришедшем не слишком поздно прозрении трех друзей детства "Жизнь не может быть скучной" (Zindagi Na Milegi Dobara, 2011) с Ритиком Рошаном, взявшая семь "Филмфэров". Делается огромное количество ремейков, в том числе еще вчера немыслимых для Болливуда: одни имеют ураганный успех, как ремейк "Помни" ("Гаджини", Ghajini, 2008, с Амиром Кханом), другие оказываются награждены трогательной социальной узнаваемостью героя, какой были лишены оригиналы, как ремейк "Соучастника" ("Киллер", The Killer, 2006). Акшай Кумар пустился в странную серию фильмов, где пропагандирует среди сельского женского населения азы гигиены: "Проект «Чистая Индия». История любви" (Toilet – Ek Prem Katha, 2017), "Пэдмен" (Padman, 2018), в финале которого он читает целую пламенную речь в духе героев Джеймса Стюарта в фильмах Капры… о пользе прокладок. Тем временем шумное, наивное, беспардонное южноиндийское кино "RRR: Рядом ревет революция" (RRR, 2022), где герой, как Раджникант в 1980-х, ладонями останавливает пули и голыми руками рвет тигра – аналогичная сцена из типичной мадрасской кинопостановки 1970-х вроде "Короля джунглей" – была потешно спародирована в первой серии "Ом Шанти Ом", – берет западного зрителя, одержимого нынче тягой ко всякой дичи, штурмом, даже получает "Оскара" и уже начинает формировать у иностранцев представление об индийском кино, вытесняя в их сознании Болливуд, покуда в том угасает присущий ему колорит, уступая место американским стандартам.

Все же это никак не похоже на кризис 1986-1987 года, покуда прибыли растут и, невзирая на пробуксовку, случаются примеры вдохновенного кино. И все же возраст главных героев эпохи подсказывает, что не за горами тот час, когда должны прийти новые лица и сказать новое слово. Всегда невозможно предугадать, что это будут за лица и в чем выразится уникальность того нового подхода, который публика примет на ура. Но в случае с бомбейским кино в одном можно быть твердо уверенным: этим новым кино завтрашнего дня будет кино про любовь.