КАК УСТРОЕНЫ КОРЕЙСКИЕ СЕРИАЛЫ

Их счет идет на сотни миллионов. Сегодня доля корейцев среди потребителей дорам составляет менее трети. Их смотрят по всему миру. Их смотрят в Иране, где цензура фильтрует зарубежный киноконтент так пристально, что едва ли десяток импортных фильмов за год просачивается на здешний экран. Но каждый день, в Чили и Бангладеш, Египте и Румынии, Казахстане и Японии, которой мы, собственно, и обязаны словом «дорама», миллионы рук тянутся за пультом, чтобы на экране телевизора возникла далекая страна и между их квартирой и той далекой страной установилась эдакая странная связь, подобная трансу — вроде связи между цветком в горшке и хозяином дома, где он растет. Радость созерцания и почти бесконтактной и бессловесной поддержки друг друга.

Поскольку уже 10 лет как можно говорить о глобальном распространении дорам, то и статей, книг, пытающихся объяснить их феномен, по всему миру повыходило немерено. Адресованное эффекту от дорам слово «успокоительный» повторилось на самых разных языках. Я бы также назвал его целительным. Он подобен массажу души перед сном — но далеко не каждый жаждет, чтоб его касались чьи-то руки. Дорамы рассказывают истории, где физический контакт, прикосновение — великая редкость и становится результатом длительных раздумий, рефлексий, притирок между двумя людьми. Поисков того особенного языка, который будет органичен именно этим двоим, зайдет для конкретно их отношений. Ни в коей мере не создавая зрелище медлительное, медитативное — напротив, дорамы насквозь динамичны: отлучишься налить чаю и пропустишь что-то настолько важное, что придется пересматривать, чтобы догонять дальше, — режиссеры дорам в ответственные моменты побуждают актеров подавать реплики через внушительные паузы, которые позволили бы зрителю уяснить чувство и мысль, в них выраженные. Как когда героиня «Наследников» (Sangsokjadeul, 2013) бог знает в какой серии впервые кладет голову на плечо любимого и с удивлением отмечает: «Я думала, будет уютнее», а он ей отвечает: «Это потому что ты прильнула ко мне головой, а нужно — сердцем». Или как когда тяжелоатлетка, которой необходимо усиленное питание, так безответно влюбилась в нутрициолога, что ради возможности видеть его записалась к нему на прием, поставив под удар будущие рекорды, в итоге признается: «Мне нравится запах земли после дождя и еще мне нравитесь вы, доктор» («Фея тяжелой атлетики» / Yeokdoyojeong Gimbokju, 2017).

Конечно, современная Корея — и свидетельство тому не только дорамы, но и многочисленные туристы, наводняющие ее с тех пор, как начался бум корейской волны, в котором дорамы играют ключевую роль, — это страна подтянутых, рельефных мужчин, которые в силу расово-генетической предрасположенности и заботы мастеровитых фитнес-тренеров, косметологов, парикмахеров и пластических хирургов никогда не стареют. Случай Хван Ин Ёпа, прославившегося в 30 лет ролью школьника, — это как раз правило, а не исключение: здесь и о браке начинают задумываться только после тридцати. Страна женщин, которым современные условия позволяют плодотворно реализовывать их эксцентричный характер и внезапные порывы, граничащие со вздорностью, решительно в любой сфере, включая профессиональную. Страна дизайнерских нарядов, в которых европеец выглядел бы ряженым, жертвой моды — но на корейцах, да и, кстати, вообще представителях монголоидной расы с их густыми волосами и роскошными разрезами глаз сидят как влитые, и еще неизвестно, кто кого украшает: одежда человека или наоборот.

Эта ласкающая глаз картинка ухоженности и благополучия, безусловно, один из ключей к успеху дорам в мире, где даже голливудские кинозвезды давно переоделись в безликие майки. И все же корень этого успеха мне видится в предложении разобраться в своих чувствах подробно и не спеша. Люди Запада слишком быстро сводят зарождающиеся отношения к вопросу «секс или не секс». Но даже такие слова, как дружба или любовь, слишком огромны, чтобы что-то значить и вместить под своим зонтом все многообразие проявлений чувств одного человека к другому и, как следствие, возможностей осуществления этих чувств с максимальным КПД для обоих. Ценность дорам в том, что, показывая путь одного человека к другому во всей его уникальности, они помогают нам по-новому оценить уникальность людей и помочь по-настоящему разобраться, что нам друг с другом делать. Важно и то, что, говоря ли о дружбе или о любви, дорама показывает людей, пытающихся вопреки стандартам, навязанным культурой, и, как следствие, ситуациям взаимонепонимания, продолжать это движение навстречу, даже если друг о друга поранились. Потому что в дружбе и любви попытка — это и есть главное.

Такова природа дорам — делать нас чувствительными. Такой была первая дорама «Ревность» (Jiltu, 1992), с которой, пожалуй, и ведет отсчет этот жанр в своем нынешнем виде. Речь в ней шла о парне и девушке, которые дружили со школьной парты и в ус не дули. Но когда повзрослели и у каждого появился кто-то еще, «особенный человек», пронзившая сердце ревность заставила их пристальнее вглядеться в собственное отношение друг к другу. В ней, как в капле воды, отразились и темы, и среда, и подача всех нынешних дорам. Но сперва — те культурно-исторические предпосылки, в которых в 1992 году в Корее выстрелила именно эта.

Начнем с того, что, как и было сказано, самим словом «дорама» мы обязаны японцам, которые не в состоянии произнести два согласных звука подряд. Так, драма превратилась в дораму еще в 1950-х годах, когда японское телевидение начало вовсю осваивать многосерийный формат. Корея, где вплоть до 1988 года один военный режим сменялся другим, была тоталитарной, закрытой страной, ее культурный продукт не экспортировался. Напротив, Япония, полностью разоруженная после Второй мировой, быстро наладила добрососедские отношения со всеми, ее современная культура распространилась по миру уже в начале 1950-х. Когда корейские сериалы начали свое хождение за три моря в начале нынешнего века, японское словечко к ним приклеилось.

При этом нет более разных продуктов, чем дорамы японская и корейская. Японские сериалы снимаются небрежно — в стиле home video. Актерское исполнение отличает напористость, что-то среднее между клоунадой и рассчитанной на детей игрой артистов на новогодней елке. Исключения вроде неотразимого детектива «Треугольник» (Toraianguru, 2009) с натурными съемками в Париже и меланхоличными, достойными Редфорда в «Трех днях “Кондора”», проходами красавца Ёске Эгути в плаще, лишь подтверждают правило, да и точатся специально под штучные и недолгосрочные проекты (в упомянутом фильме всего 10 серий). Корейская дорама, напротив, стремится выглядеть как полноценное, предназначенное для кинопроката кино с тщательно выстроенным светом, частой сменой планов, изобилием живописной атмосферной натуры и отбивающим ударные эмоциональные куски движением камеры. Телевизионная примитивность приемов вводится в них лишь как сознательная стилизация, иронически отсылающая к инородным и широко известным пластам масскульта — как, например, было в «Наследниках» с их театральными мизансценами, гулким живым звуком и лобовыми решениями в духе бразильских теленовелл.

В Южной Корее к формату многосерийных постановок телевизионщики начали примеряться в 1960-х годах, однако стандартным вечерним семейным развлечением они становятся лишь к концу 1970-х, когда цветные телеприемники оказались доступны по цене большинству семей. После войны страна, в которой все природные ресурсы и построенные японцами за время оккупации заводы и фабрики оказались на коммунистическом Севере, выбиралась из нищеты под жестким контролем государства, начав с изготовления париков, ставших стартовой единицей корейского экспорта. Процесс, в результате которого Корея вышла на всемирный рынок изготовления электронной, бытовой техники и автомобилей, растянулся до 1988 года, когда в Сеуле была проведена Олимпиада. Потребность в диктатуре как в условии выживания страны отпала, и были проведены первые демократические выборы. Жизнь в тоталитарном государстве — это череда похожих друг на друга дней, где вся последующая жизнь для представителей той или иной прослойки предсказуема. Тогда школьники и студенты вместе с родителями смотрели вечерами долгие сериалы, длившиеся по девять месяцев, а то и продолжавшиеся на следующий год в случае успеха. Насколько серьезно контролировалась даже личная жизнь в южнокорейском обществе, можно судить по самой высоко оцененной в странах Запада дораме «Вернуться в 1988» (Eungdabhara 1988, 2016): на момент действия картины новое правительство только приступает к рассмотрению отмены закона, запрещающего браки между однофамильцами: представляете, какую безвыходную ситуацию этот закон создавал для юношей и девушек в стране, где треть фамилий — Ким, а другая треть — Ли?!

Этот закон был отменен, а с ним постепенно снимались и прочие запреты, социальная жизнь приобрела совершенно иную динамику. Корея, одновременно переживая тщательно подготовленный стараниями бывших диктаторов экономический бум, превращалась в страну если не равных возможностей, то широкого спектра способов преодолеть классовую принадлежность. Закончилось безвременье, позволявшее молодым коротать все вечера напролет со стариками у телевизора, наблюдая чьи-то семейные перипетии. Потому что их собственная жизнь могла стремительно измениться через пару месяцев.

«Ревность» перво-наперво предложила формат сериала, показ которого в эту пару месяцев уложится: 16 серий — количество, по сей день остающееся стандартным и предпочтительным, хотя допускающее незначительные вариации — 24 серии «Воплощения ревности» (Jiltuui hwasin, 2016), где слишком уж сладко и щекотливо запутались личные и профессиональные отношения полудюжины колоритных персонажей, или, наоборот, 12 серий «Запрета на браки в Чосоне» (Joseon honin geomjiryeong, 2023), где и любопытные детективные трюки, и сами причуды героини, устанавливающей панибратские отношения с высокородными парнями-ровесниками посредством совместной выпивки с последующим похмельем до рези в глазах, как-то к середине сошли на нет под натиском необходимости свести запустившие столь забористый сюжет мелодраматические концы с концами.

«Ревность» стала первой дорамой о молодых и для молодых, уложилась в формат, удобный молодым новой эпохи, когда неизвестно, как далеко от телевизора унесет тебя неожиданный карьерный кульбит, и поместила действие в среду глянцевых журналов и туристических агентств. Большой бизнес — электроника, автомобиле- и кораблестроение — на тот момент уже был поделен между чеболями, межсемейными корпорациями. Напротив, сфера развлечений, еще толком не сформировавшаяся, но такая необходимая, представлялась местом, где силой таланта, красоты, обаяния молодые люди могут пересечь сразу несколько социальных границ. Эта сфера, которая дарит людям только радость, добро, красоту, и по сей день остается предпочтительной профессиональной средой, в которой разворачиваются сюжеты дорам, а их обычные герои — рекламные агенты («Агентство» / Daehaengsa, 2023), поп-музыканты («Одержимые мечтой» / Deurimhai, 2011), художники и дизайнеры («Обречен любить тебя» / Unmeyongcheoreom Neol Saranghae, 2014), авторы комиксов («Параллельные миры» / Deobeuryu, 2016), спортсмены («Фея тяжелой атлетики»), создатели радиопередач («Радио “Романтика”» / Radio Romaenseu, 2018), теледикторы («Воплощение ревности»). Не обошла дорама и собственную кухню: ей, в первую очередь работе сценаристок (сценариями дорам занимаются преимущественно женщины), посвящена «Температура любви» (Sarang-ui Ondo, 2017): оказавшись в своей среде, авторы расщедрились аж на 40 серий и не дали заскучать, правда, для верности сочленив телевизионный сюжет с историей создания ресторана высокой кухни.

И чтобы закрыть вопрос о собственно формате: дорама, даже самая успешная, никогда не продлевается на второй сезон. Всему миру известен американский сериал «Хороший доктор» об аутисте, сумевшем дослужиться до хирурга в детском отделении, выходящий уже седьмой год. Однако мало кто знает, что это — ремейк одноименной корейской дорамы 2013 года (Gut Dakteo); хотя внешность и обаяние актера Чжу Вона так и подмывают назвать корейский оригинал не «Хорошим», а «Хорошеньким доктором», после триумфального завершения 20-й серии показ продлевать не стали. Дело в том, что, как и было сказано, всякая дорама — это пристальное исследование взаимоотношений, их возможностей, их наиболее органичного воплощения. Когда верный ответ найден, дорама исчерпана. Авторы дорам справедливо не считают нужным подвергать досужим мелодраматическим испытаниям те отношения — любовь, дружбу, где силой искренних попыток была взята единственно верная нота. Существуют, впрочем, тематические циклы из фильмов с общей средой, но разными героями: «Школа», ностальгические «Вернуться в…» (до «1988» были сняты «1997» и «1994»), те же «Одержимые мечтой» об ученичестве будущих поп-идолов. Единственный продленный сериал, что приходит на ум, — «Молодое поколение» (Cheongchunsidae, 2016–2017); но там как раз речь шла о квартире, снимавшейся на паях пятью девушками, которые на излете первого сезона, конечно, не все устроили свою личную жизнь, так что истории было куда развиваться естественным путем.

Помимо формата и среды обитания героев, «Ревность» определила и магистральную тему дорамы, остающуюся таковой и по сей день. Это — дружба, ее превратности, способы ее сохранять и/или проявлять. Этому самому нежному и бескорыстному чувству искусство уделяет поразительно мало внимания, относя на задворки неких развлечений, отдушин, которыми не думая поступаются герои западных романов, когда, например, в их жизнь входит любовь. Совсем иначе смотрит на это дорама. Чувства друга к другу, сама возможность дружить, когда в твою жизнь или жизнь друга пришла любовь, — все это исследуется, пожалуй, с большим тщанием, чем превратности любви. Мы должны быть благодарны дорамам за то, что они вовремя развернули нас лицом к самому теплому, согревающему, а главное — неугасающему, что есть в нашей жизни. «Ревность» рассказывала о дружбе парня и девушки и предсказуемо приводила их через уколы ревности к осознанию, что они необходимы друг другу круглосуточно и в неограниченном количестве подходов. К числу лучших дорам о дружбе между парнем и девушкой следует отнести «Прорвемся» (Ssam Maiwei, 2017), где вопрос рассматривался не абстрактно, а в связи с узнаваемой ситуацией, когда и она, и он вроде бы занимаются делом своей мечты, но довольствуются малым (чемпион по тхэквондо участвует в подпольных боях, а мечтавшая стать конферансье или радиоведущей читает объявления в микрофон в супермаркете).

Еще большее значение в силу своей уникальности приобрели дорамы о мужской дружбе. В прежние времена в драматических произведениях, фильмах она сводилась к неким общим затеям, военным приключениям или криминальным аферам. В наши дни масскульт Запада спешит отправить двух парней, которые не могут друг без друга, в постель. Дорама ищет и указывает иные пути, свободные как от авантюры, какую редко предлагает повседневность, так и от секса, который друзьям не только редко необходим, а зачастую и противопоказан. Ленты с такими сюжетами составляют едва ли не половину дорам, хотя лучшие из них все же сходятся в том, что спаять даже и треснувшую, казалось бы, поверженную дружбу вернее всего может ситуация, когда двое друзей оказываются в вынужденной физической близости из-за ухода за другим, покалечившимся или заболевшим, и их контакт, телесное взаимодействие простирается за границы элементарной брезгливости: в больнице («Истинная красота», «Воплощение ревности») или будучи брошенными в дикой природе («Школа Мурим» / Murimhakgyo, 2016). Сперва постигая младенческую беспомощность другого, затем — осознавая свои возможности стать его опорой в этот период, легко обрести верную ноту подлинной дружбы: казалось бы, такой простой и крайне эффективный способ и сближения, и испытания/проявления собственных чувств. Ясен и вывод, который либо приходит, либо нет после такой проверки: готов я или не готов жить на земле без тебя? Является ли знание, что ты ходишь по ней целым и невредимым, залогом моего доверия к миру, ощущения планеты безопасным местом? Я взял крайний и часто повторяющийся мотив обретения возможной гармонии дружбы в корейских дорамах; в менее радикальных проявлениях таких «решений» в них насчитывается бессчетное множество.

«Ревность» открыла и чисто корейское прелюбопытное отношение, способ взаимодействия с вынесенным в заголовок чувством, которое мы привыкли считать едва ли не самым тягостным из возможных. У корейцев в дорамах уколы ревности служат индикатором того, что перед тобой твой человек. Пройдя донельзя извилистую тропу переживаний и сомнений, герои «Воплощения ревности», двое закадычных друзей и девушка, с которой их втроем закружили какие-то чувства, в итоге приходят к выводу, что ревность — это и есть простой способ узнать, биться ли тебе за другого человека, нужен ли он тебе навсегда. Да простится мне вульгарное сравнение, но ревность в вопросах любви и дружбы становится здесь аналогом мужской эрекции, которая, что бы мы, мужчины, ни думали и ни напридумывали, какие бы аргументы ни приводил наш мозг («эта — красивая, умная, богатая, а та — наоборот»), всегда с полной определенностью укажет нам, кого мы на самом деле хотим и кого хотим больше всех других. Это весьма любопытное наблюдение, позволяющее не только освободиться от раздражения, вызванного собственной ревностью, от досады на себя, но и использовать ее во благо себе и тем, кому ты действительно нужен.

Раз уж мы так часто сбегали от старой «Ревности» в наши дни к «Воплощению ревности», то воспользуемся этим вторым фильмом, чтобы поговорить о драматургии дорам: она уникальна, отличаясь от любой другой, хоть западной, хоть латиноамериканской, принципиально. Вот магистральная линия фильма. Не то чтобы нескладная, но, что называется, «смешная девчонка» — к тому же любительница крепко выпить — устраивается вести прогноз погоды в вечерних теленовостях, где влюбляется по уши в выкидного репортера и начинает преследовать его с настойчивостью всякой неофитки в любви. Он ее прилюдно отшивает, уезжает на три года в Таиланд, но и туда она оказывается командирована в его группу, и в итоге они вместе возвращаются в Корею. Можете представить, какой она кошмар для парня, который гордится своими репортажами, накачанной грудью и эксклюзивными костюмами. Девица же так и норовит вцепиться в эту самую грудь и… нащупывает на ней такую же опухоль, какая отправила на тот свет ее мать. У парня оказывается рак груди, у девицы тоже, их кладут в одну палату. Разумеется, это комедия, но почти все современные дорамы — если и не комедии в принятом ныне смысле, то выстроены по законам комедии, как ее видели греки. Они изобилуют характерными персонажами, а центральные актеры считают за честь проявить дар смешить публику. В общем, обоих оперируют, у каждого одна грудь становится меньше другой, парню к тому же нужно пройти курс химиотерапии. Он публичное лицо, и ему стыдно за заболевание, из-за которого он не чувствует себя мужчиной — а в очередях в больничных коридорах его узнают. Тогда девушка придумывает, что будет ходить с ним: якобы рак груди у нее, а он — сопровождающий. Ее забота заставляет его по-другому начать смотреть на нее и в итоге влюбиться. По идее — вот она, развязка. По западной идее.

Не тут-то было в Корее. Тем временем в девицу успел влюбиться кореш репортера, а ей приятно внимание красивого богатого парня. Она начинает испытывать в его обществе тот комфорт, который легко принять за любовь. Репортер бесится — и начинается история про двух друзей, ставших соперниками и врагами. Это длится долго и ярко, пока кореш, выслеживая девушку, не набредает на палату, где проходит химию его друг; они снова сближаются, пьют и сетуют на судьбу — но с кем же решит остаться она? Девица тем временем метит в дикторы новостей, но не поспевает с выездной съемки прогноза погоды на конкурс за место, и тогда репортер прилетает за ней на служебном вертолете, и она получает место, о котором мечтала весь фильм, а репортер — свой поцелуй: она выбрала его!

Тут бы и снова сказке конец, но на носу выборы, и стараниями репортера девушка получает ответственную работу — вести отчет о выборах в дуэте с ним в прямом эфире. Триумф? Если бы! Задачу, к которой она готовилась пару серий, она красноречиво проваливает, так что после первой рекламной паузы ее приходится заменить на другую, дочь влиятельного чиновника, которая к тому же имеет виды на репортера. Кореш тем временем снова начинает наматывать круги. И это, как вы можете догадаться, далеко еще не финал.

Важно подчеркнуть, что речь идет не о какой-нибудь «Санта-Барбаре», которая шла годами и где для поддержания зрительского интереса были все средства хороши. Речь идет об истории, сжатой по времени трансляции, — 24 серии. Дело в том, что в корейской дораме завязка, как правило, разрешается уже на 6–7-й серии. Заявленная тема закрыта, а история продолжается, причем порой на совершенно ином уровне: было про любовь, стало про карьеру, было про треугольник, стало про друзей. А потом еще и еще. Их особенно интересно смотреть потому, что дорамы не ходят слишком долго вокруг да около одного интереса: они удовлетворяют его, пока зритель еще горячо заинтересован вопросом. А потом — меняется вопрос, а порой и жанр.

Это не то чтобы особенность корейской драматургии. Так вышло потому, что раньше дорамы производили параллельно с демонстрацией уже отснятых серий в эфире. Порой сцена, которую через полчаса надо было пустить в эфир, еще снималась. Зрители тем временем засыпали студию предложениями, что бы они хотели увидеть дальше, как им было бы интересно повернуть сюжет. Пару десятилетий назад были попытки создания интерактивных детективов — но в Корее эта проблема была решена задолго до этого и для фильмов любых жанров: дорама с начала 1990-х уже была интерактивна. Дорамы переписывались на ходу, актеры приходили на съемку и могли забить на выученный текст, потому что им предстояло играть вообще про другое: не про любовь, а про убийство.

И хотя поворотным во взаимоотношениях дорамы и публики считается 2016 год, когда самые ожидаемые дорамы сезона, как костюмный «Отряд Хваран» (Hwarang) про элитную группу бойцов, условием набора в которую — как и в кастинг фильма — было, чтобы парень оказался непременно красавцем, или современная романтическая комедия «Безрассудно влюбленные» (Hamburo Aeteutage), в которой наконец-то получил главную роль уже пять лет как взрывавший мозг нации на вторых ролях отчаянных психов «динозаврик», как он точно описал свою внешность, и самый необычный и яркий актер дорам Ким У Бин… так вот, они были полностью написаны, отсняты и отосланы на студию до трансляции, но и по сей день, если та или иная картина вызывает слишком буйное и однозначное осуждение в сетях, где пользователи единодушно требуют иного поворота событий, актеры вновь вызываются на площадку и снимаются совершенно новые, противоречащие изначальному замыслу эпизоды.

Однако эта вынужденная особенность драматургии, выросшая из изначально положенной в основу создания дорам интерактивности, привела к тому, что — мы же не в Корее, мы смотрим их позже и не внутри того кипеша, который они поднимают на родине по ходу демонстрации, — их становится чрезвычайно интересно смотреть, кульминации и развязки не заставляют себя ждать, а за ними следуют новые проблемы и вопросы.

Вернемся к «Ревности». Ее успех в 1992 году был настолько однозначным, что телестудии незамедлительно переориентировались с прежних, длившихся месяцами семейных саг на новый сжатый формат стильных фильмов с молодыми героями. Успехов на этом пути было достаточно, чтобы дорама уверенно расположилась на экранах соседних Китая, Тайваня и Гонконга. Следующей датой экспансии дорамы к мировому господству стал 2002 год, когда «Зимняя соната» (Gyeouryeon-ga) положила на обе лопатки Японию, а где Япония — там, сами понимаете, уже и весь Азиатско-Тихоокеанский регион. Успех картины отфутболивал по двум магистральным направлениям. Первое — 40–50-летние японки: годом позже они наводнили остров Нами, где снималась картина, в количестве 150 тысяч человек — так было положено начало туристическому буму в Корее. Второе — индустрия моды: Полярная звезда, играющая в фильме роль символа бессмертной любви, стала на весь будущий сезон главным, если не единственным, лейтмотивом всей ювелирной продукции, выпущенной в Восточной Азии, и даже в таком жарком месте, как Сингапур, мужчины поголовно учились повязывать шерстяные шарфы так, как у исполнителя главной роли Пэ Ён Чжуна.

Феномен «Зимней сонаты» в том, что интересы и тяготения возрастных японок и корейских телевизионщиков встретились в одной точке, оказались запалены единым культурным фитилем. Это — японская меланхолическая мелодрама 1970-х, вдохновленная в первую очередь «Мужчиной и женщиной» Лелуша, смешавшего в том своем удостоенном каннской «Золотой пальмовой ветви» 1966 года фильме глянцевость рекламной фотосессии с импровизированным стилем этакой кинематографической не прогулки, а именно что прогула — как когда прогуливают урок или работу.

Японки, глядя «Сонату», ностальгировали по фильмам своей молодости, чей рецепт был утерян с приходом экономичных и нечесаных 1980-х. Для корейцев же этот пласт японского кино был сладок, как бывает сладок только запретный плод. Дело в том, что после оккупации Кореи японцами и вплоть до самого 1998 года все японские медийные продукты, включая кино, находились в Южной Корее под запретом. Но, разумеется, телевизионщикам для «повышения образования» было дозволено смотреть эти ленты. Тем не менее желание переснять что-то вроде «Обещания» (Yakusoku, 1972), где юный и оттого особенно неотразимый в «делоновском» плаще Кенъити Хагивара полтора часа обреченно и молчаливо бродил под красивую музыку по стылому зимнему взморью за 40-летней Кейко Киси, или поздних лент с Кеном Такакурой вроде «Желтого платочка счастья» (Shiawase no kiiroi hankachi, 1977), «Зимнего цветка» (Fuyu no hana, 1978) или «Станции» (Eki, 1981), где его куртки-пилоты, все то же стылое взморье и музыка таких мастеров меланхолии, как Клод Кьяри, так шли его экзистенциальной ранимости не простившегося с надеждой на любовь мужчины, что — черт побери, они взяли и сделали это!

История о девушке, чей парень погиб, когда она была школьницей, и чьего двойника — а на самом деле его самого, отделавшегося в той аварии амнезией и увезенного в Америку — она встречает на зимнем взморье десять лет спустя в лице видного архитектора, нанимающего ее в качестве дизайнера интерьеров в свой следующий проект, легла на искомое настроение и картинку лыком в строку. «Зимняя соната» запустила моду на сверхухоженных, одетых в новейшие дизайнерские моды и самые дорогие марки героев-мужчин. Отсюда тянется прямая ниточка к морковного цвета пальто в дуэте с водолазкой толстой вязки у «динозаврика» Ким У Бина в «Наследниках», васильковому — у любимца женщин Ли Мин Хо в «Легенде синего моря» (Pureun Badaui Jeonseol, 2017) и тому невообразимому белому костюму с галстуком, по которым пущен черный принт в стиле виньеток Обри Бердслея, в котором Ким Мин Чжэ щеголяет в первой серии безукоризненной комедии о галереях и концептуалистах «Даль-ли и камджатхан» (Dalliwa Gamjatang, 2021).

Такая отчаянная смелость в украшении мужчин пришла из Японии 1970-х, именно в ту пору пожинавшей те самые, еще сладкие плоды экономического бума, какие пожинает нынче Корея: ведь даже молодой француз Рено Верлей в ленте Кона Итикавы «Снова любить» (Ai futatabi, 1971) выглядел настолько неотразимым и элегантным, каким ему не доводилось бывать и у Висконти.

В 1970-х блоха японской моды на одетых и причесанных с иголочки мужчин укусила решительно всех, до кого смогла допрыгнуть. Даже в не особо нарядном Советском Союзе, где японские ленты шли непрерывно, а успех иных — «Опасной погони» (Kimi yo fundo no kawa wo watare, 1976) с дуэтом-поединком умопомрачительных в своих бакенбардах и плащах Кена Такакуры и Ёсио Харады или «Легенды о динозавре» (Kyoryu kaicho no densetsu, 1977) с обрамленным во фраерские кепки и кожаные перчатки для вождения упрямым и самозацикленным Цунехико Ватасе — был феноменальным. Кинематографисты Средней Азии взяли эту азбуку мужской моды на заметку: вспомните, каким элегантным, недосягаемым и пронзительным, как осень, стал вечный экранный бандюган Талгат Нигматулин, когда его должным образом упаковали в киргизском «Провинциальном романе» (1981). В конце концов, неподражаемый позер Виктор Цой — особенно после его роли в «Игле» (1988) — уже был в полном смысле корейским айдолом (то есть универсалом развлечения: певцом, автором, актером, моделью), когда в Корее такого понятия попросту не существовало и ни о каком K-pop’e в мире не слышали.

Однако до Кореи, отлученной от Японии на протяжении полувека, этот ветер долетел лишь в начале нового тысячелетия — зато с тех пор музыку было не остановить.

Вторую часть нашего рассказа о корейских сериалах читайте здесь.