ДЕД

Звали моего дедушку Сапожников Герман Яковлевич. Судьба деда неразрывно связана с судьбой страны – сначала Советского Союза, а после – нашей независимой Республики Казахстан. Родился дед в Сибири, 26 мая 1924 года, в городе Нижняя Тура. Сколько себя помню – дед возмущался, будто когда его крестил пьяный поп, перепутал что-то в своей церковной книге, и вместо «нормального» Геннадия, записал дедушку фашистским Германом (о том, откуда в постреволюционном городе взялся поп, да ещё и пьяный – об этом история умалчивает, да и с фашизмом люди столкнутся лишь по прошествии полтора десятка лет, но для деда эта история – своего рода легенда, поэтому передаю, что называется, из уст в уста).

Семья деда была многодетной. Мать, Татьяна Александровна Абакумова, родилась в 06 января 1901 года, отец, Яков Константинович Сапожников – 12 января того же 1901 года. Времена были крайне тяжёлые, и из всех детей выжили только дедушка, старший брат его – Витя, 1921 года рождения и младшая сестра – Галя (родилась 16 мая 1928 года). Детство деда прошло там же, в родном городе. В нём находился и детский дом. По всей видимости, порядки были не то, что сейчас, и детдомовские могли относительно свободно перемещаться, потому, как дед говорил, местные терпеть не могли детдомовцев, часто караулили тех на мосту реки и затевали драку…

Жизнь в городе была простой. Население кормила тайга; все, от мала до велика, ходили в лес, собирали грибы, ягоды, рыбачили и охотились. Родной дядька моего деда зарабатывал на заготовке кедровых орехов, и как-то взял свою ребятню и деда с собой в самую глушь. Дед рассказывал: «Дядька орехи собирает, а мы рядом крутимся. Увидели сосну высокую, а под ней всё заросло до того густым мхом, мягким, как ковёр… Нам, пацанам, всё интересно, глазеем по сторонам. Тут глаза поднимаю и вижу – на дереве – медведь! До того напугался, как заору на весь лес – а мальчишки от меня напугались, да как заорут еще громче! Бедный медведь, от страха да от такого крику, упал с сосны прямо в мох, кое-как соскочил и умчался в тайгу. Мы ревём, дядька – хохочет, говорит – что ж вы так зверя перепугали, смотрите, как он упал – вмятина на мху осталась! Глядите! Мы реветь перестали, подошли – и правда, в толстом мху от падения медведя осталась ямка…»

Беззаботное детство закончилось рано. В те годы мать, Татьяна, трудилась в столовой, а отец, Яков, в магазине торговал. Беда случилась – недостача в 10 рублей. Наверное, ни для кого не секрет, как в то время расправлялись с теми, кто «государство обокрал в крупном размере». Прадеда осудили. Несколько лет он рыл Беломор-канал. Приехав домой, долго не протянул – умер от туберкулёза 12 ноября 1933. Ему не исполнилось даже 33 лет, и осталась Татьяна с детьми одна. От голодной смерти, а особенно в 40-х, когда началась война, спасала столовая – с работы она носила капустные и картофельные обрезки, очистки. Дома промывала, обжаривала и пекла детям пирожки. Дед говорил – Ох и вкусные были, пирожки с гнилой капусты! – Дед, почему с гнилой-то? - спрашивала я, маленькой. – А что ж думаешь, матери давали хорошие листы с капусты срезать?

… война началась, когда деду едва исполнилось 17. Просился на фронт, но не взяли его, потому что Витю, старшего, призвали сразу. Дед пошел работать на металлургический (сталелитейный) завод. Щуплый парнишка, согнувшись почти вдвое, носил на спине по центнеру, а то и больше, чугунных листов, по 14,16 часов в день. К ночи сил не хватало даже поесть – спать падали практически замертво. Жалеть себя не мог – дома мать и сестра, брат на фронте – вот дед и рвал из себя все жилы, не жалея здоровья и сил. Нижнетуринский металлургический завод основан в 1763 г. (рис.2.3), и работал до 1956 года, а в 1958 г на базе бывшего металлургического основан электроаппаратный завод по производству электротехнической аппаратуры.

Брат с войны вернулся – и чудо, живым и невредимым. Женился, и осел в городе. Сестра тоже вышла замуж, обзавелась детьми. Мать умерла в родном городе, в июле 1965 года.

- Дед, а ты с братом и сестрой потом общался, как сюда приехал? - в детстве я все подробно расспрашивала у деда, а иначе, откуда узнаешь историю своей семьи? – Брату писал, и как-то ездил даже в гости. А вот с Галей непонятно получилось… Замужем она была уже много лет, двое сыновей – Витя и Юра, и дочка Наташа, были уже взрослые. Старший, Витя, отучился в университете Свердловска и устроился на работу в Чернобыле. В погожий весенний день, когда мужа с младшим сыном дома не было, затеяла Галя генеральную уборку, всё перемыла, перестирала, шторы чистые повесила. Наварила еды, заполнила холодильник продуктами как минимум на две недели… - А потом, дед? – сижу, от нетерпения чуть не подпрыгиваю. – А потом – повешалась, - вздыхает дед. – Каааак? - в моём маленьком разуме не укладываются понятия «генеральная уборка» и «самоубийство» в один день. – А вот не знаю как, записку она тоже не оставила… На похороны ездил, родные её так ничего не поняли, почему и зачем она сделала это. Не старая была, не болела ничем, жили хорошо… Что у человека в голове – никто не знает, - делал вывод дедушка. Это всё случилось в марте 1986 года. Чернобыльская трагедия потрясла весь мир всего через месяц – 26 апреля 1986 года, и как сложилась судьба сына Галины, Виктора – нам не известно…

Дед же после войны оказался в Южно-Уральске, где познакомился с моей бабушкой, и отправились они в Казахстан, на освоение целины (рис.4)

О жизни бабушки мне известно не так много, как о жизни деда. В отличие от деда, бабушка, Парасочкина Дарья Антоновна, родилась 25 марта 1924 года на территории Казахстана – с.Антоновка Саркандского района Талды-Курганской области. Отец – Парасочкин Антон Семенович (рис.5), родился в 1894 г., умер в сентябре 1961 года, мать – Парасочкина (Титаренко) Екатерина Герасимовна – 09.03.1897 года, умерла 30.01.1978 г (рис.6). Семья была очень богатая, за что и поплатилась – после революции, где только не скрывались, одно время даже жили в Монголии. Многие из родственников, невзирая на все сложности и опасности тех лет, смогли уехать и обосноваться в приграничный китайский город Хоргос. С этими родственниками по линии бабушки связь оборвалась в начале XX века навсегда…

Несмотря на то, что жизнь в Монголии бабушкиной семье полюбилась, ведь там было тепло, сытно; мяса, молока, шерсти – море, Родина есть Родина, и они вернулись в Казахскую ССР. В военные годы бабушка работала (рис. 7, 8) на тракторе, и это был адский труд. Летом – палило беспощадно солнце, зимой в кабине без какого-либо обогрева, ватники и фуфайка, бывало, примерзали к телу. Однажды её пожалело начальство, и перевели бабушку шофёром на грузовую машину.

Там было чуть теплее и полегче, но не намного. Жизненный путь бабушки не был устлан розами, и 25 октября 1945 года родилась её старшая дочь, Людмила (рис. 9), которую она записала на свою фамилию. Отчество у тёти Люды – Васильевна, и т.к. она была в семье старшая, думаю, она знает, почему у бабушки и её отца разошлись пути. С маминых слов знаю, что он был офицером, и после войны он нашел бабушку, но к тому времени, помимо тётки, в семье было ещё двое мальчишек и моя мама.

Из ярких воспоминаний моего детства – дед рассказывал, как однажды ему пришлось пешком добираться с Костаная в Карабалык (тогда это были Кустанай и Комсомолец). В наши дни дорога на хорошей машине занимает от силы полтора часа (283 км). Дед шёл три или четыре дня, и изредка встречалась телега, запряжённая лошадью, и кто-нибудь подвозил хоть немного… Я с трудом это всё представляла, и дед, пешком путешествующий по области, был героем в моих глазах.

Бабушка Дарья и дед встретились в Южно-Уральске (рис.10), там же родился старший их сын – Виктор, 18.02.1950 г. (рис.11), после приехали в наши края. Поселились в поселке Комсомолец (сейчас - Карабалык). Работали на заводе, и жили в двухэтажном доме № 10.

Село Белоглиновка Комсомольского района начало свою историю в 1929 году, и название своё получило благодаря тому, что почва богата белой глиной, которая пригодна для побелки домов. Бабушка и дед переехали в Белоглиновку в середине 50-х, когда началось освоение целинных земель. Жили в землянке, в центре села. Через десятилетия там построили школу. Но тогда, в 50-х, школа была в одноэтажном бараке на окраине села, а в 18.03.1956 года родился у бабушки с дедом еще один сын – Анатолий (рис.12).

Дед не сидел, сложа руки, тем временем. Большая семья требовала жильё попросторней, чем землянка. Председатель совхоза выделил деду средства и стройматериалы, и дед начал строить дом. Деньгами, дед говорил, дали аж 1000 рублей – несметная сумма по тем временам. Почему деду так здорово помог председатель? Дед был кузнец, мастер на все руки. Ценили его на вес золота (рис.13,14).

Дом строил дед около двух лет, и получилось действительно хорошо – ведь делалось это для себя, и продумал он всё до мелочей. Дом был не маленький и очень светлый. Две приличные спальни, большая кухня, зал, прихожая. Одна половина дома обогревалась печкой, другая – барабаном. Был средних размеров коридор между верандой и прихожей (в нём всегда стояла газовая плита – очень удобно: ни шума, ни лишних запахов в доме, ни духоты. Там же был огромный разделочный стол, на нём бабушка, а после – мама, делали заготовки и консервировали овощи и ягоды на зиму. Еда готовилась в коридоре, а обедали на кухне. Красота!) (рис. 15).

Вход в дом был как со стороны переднего двора, так и со стороны сада через огромную кладовку. Вокруг дома дед с бабушкой разбили сад, и чего там только не было: две высокие яблони – «уралка» и красные яблоки, крыжовник, малина, чернослив, три пышных куста чёрной смородины, несколько кустов красной. Недалеко от входа во двор – жёлтые лилии и жёлтые розы, куст войлочной вишни (дед говорил - китайская). В левой загородке перед домом – берёзка, розовые розы, в углу – гигантский куст белых роз. В правой загородке – дубки, единственные дубки на всё село, больше ни у кого дубков не было. Двор в длину от небольшого огорода разделяли три высоченные ели, и сирень, которая растёт деревцем. В этом маленьком огороде была плантация виктории. За домом было два небольших сарайчика, дровяник, очень глубокий погреб и дальше – уже «настоящий», большой огород. Вдоль всей границы огорода с соседями – а это как минимум, метров 15, если не больше, росла ВИШНЯ. Вишни было несметное количество, и из нее варились тонны компота и варенья… В углу огорода росла ирга.

В этом замечательном доме 10 мая 1962 года родилась моя мама – Сапожникова Татьяна Германовна (рис.16, 17).

Бабушка и дед вырастили замечательных детей. Все они были смелыми, самостоятельными, трудолюбивыми. Все старшие дети обосновались в России – сыновья в Челябинске, т.Люда жила сначала в Юрмале, но после перебралась в московскую область (рис.18).

Все привозили на лето своих отпрысков. Из 4 детей только мама моя была между небом и землёй – постоянно курсировала между родной деревней и Челябинском, не могла и не хотела оставлять родителей без присмотра. У старших детей, как на заказ, были одни мальчишки – у т.Люды – Валера и Виталик, у д.Вити – Саша и Серёжа, у д.Толи – Максим. Дед бурчал, что до сих пор никто не подарил ему внучку (рис. 19, 20, 21,22)

Бабушка умерла неожиданно – 22 мая 1985 года, ей только недавно исполнился 61 год (рис.23, 24). На 9 мая у нее случился инсульт, и спустя две недели ее не стало. Ранняя смерть полной сил и энергии бабушки стала огромным горем для всей семьи.

Мама моя ощущала одиночество более всех – всё-таки у сестры и братьев были семьи, и после похорон они вернулись к своим делам и заботам.

С моим отцом, которого я не видела никогда, мама познакомилась случайно. Когда он узнал, что скоро будет ребенок, исчез в закате, а мама уехала в Челябинск.

Дед тем временем решил, что пора помирать.

24 апреля 1987 года родилась я, и мама назвала меня Дашей. Брат мамы, д.Толя, к тому времени успел разойтись с первой женой, и женился на т.Наташе, ему было не до нас (рис.25, 26).

Брат мамы, д.Витя, с женой т.Мариной были так рады моему рождению, что передали маме в первый городской роддом Челябинска грибной пирог и записку «Оставь её в роддоме, пока не поздно». Пирог вместе с запиской отправились в мусорное ведро, а мама и почти 4 кг новорожденного счастья – обратно в Белоглиновку (рис.27,28).

Дед помирать временно передумал.

Из рассказов мамы и т.Люды, дед не баловал своим вниманием и любовью никого из детей, и внуков тоже. Главным источником любви и тепла всегда была бабушка, что стало особенно бросаться в глаза после её смерти. Дед работал много, огромную семью надо было кормить. Тяжёлая работа в кузнице тоже не делала его более ласковым, с домочадцами дед не церемонился, мог сказать крепкое словцо. Дисциплина должна была быть железная, порядок – идеальный, горячие обеды и ужины – по расписанию его рабочего времени. Парни, Витя и Толя, особо терпение деда не испытывали, зато моя мама, бесстрашная Таня, успела попортить родителям нервов. Дело в том, что в соседях жила еще одна такая же безбашенная девчонка – и тоже Таня, только Полысаева, мамина одноклассница и лучшая подруга (рис. 29, 30).

У Полысаевых был мотоцикл и сын, ровесник маминого брата Толи. Но дело в том, что мальчишки родителей побаивались, но с Таньками было всё не так просто. Эти юные девы под покровом ночи ТИХО (хрупкие девушки, что тут скажешь), выкатывали тяжеленный «Урал» и катили его за просёлочную дорогу, а потом, когда риск того, что рёв мотора поставит на уши всю улицу, сводился к минимуму, заводили его и ехали по полевым дорогам в соседнюю Веренку – на танцы…

Разумеется, всё тайное становится явным. За эти выходки обе получали от отцов, матери только качали головами. Воспитательная работа имела эффект до ближайших выходных, когда девочкам вновь нужно было уехать на «дискотеку».

Поэтому, как говорили все родственники, за скверный характер деда особо никто не любил, и он в свою очередь, тоже никого. Любил, зато, хорошо отдохнуть… (рис. 31, 32)

С моим появлением в дедушкином сердце растаяла вечная мерзлота, и он взял полностью на себя все заботы обо мне. Даже бросил курить! Понимая, что в финансовом плане маме очень тяжело, предложил выйти на работу на неполный рабочий день – ведь я была спокойной, спала как медведь в зимнем лесу, а для кормления меня нужно было будить как минимум минут 15-20.

- Ну вот, внучка как подрастёт, можно будет помирать, - кряхтел дед. Внучка слово «деда» научилась говорить сразу после «мама», третьим словом было «иди». Расставаться с дедом не хотела ни на минутку. С дедом научились кушать, садиться на горшок и играть в «сороку-ворону».

Время летело быстро, помирать деду было совсем некогда – я научилась ходить, и он смастерил во дворе для меня мою первую качельку. Это было счастье, это было невероятно – я качалась целыми днями, а если можно было бы – и ночевала бы там же. Мама устроилась работать на полный рабочий день (рис. 33, 34). Дед был центром моего мира – с ним было так хорошо и спокойно, мама была рядом вечерами. Дед для меня был самым лучшим, самым красивым. Я всегда любовалась его глазами – такого голубого цвета глаз, как у деда, я не видела раньше, не вижу и сейчас.

- Ну вот, внучку провожу в первый класс, там и помирать можно, - приговаривал дед, а сам расставлял детские книжки на полку в нашей домашней коллекции. – Дед, почитай ещё! - просила я, сидя на диване. – Да мы уж с тобой всё прочитали по два раза, нечего нам больше читать! - оправдывается дед. – Тогда пошли в библиотеку, - предлагаю я…

Перед самым моим первым классом было отвратительное дождливое лето 1994 года. Дождь лил каждый день, в огороде всё гнило, и каждый день дохли купленные мамой утята – эти бедолаги не видели солнца, и свежего воздуха, не было никакой возможности организовать им во дворе закуток. Мама с дедом переживали, но поделать ничего было нельзя. Апогеем всего стал мой приступ аппендицита, и по размытой дороге меня кое-как довезли до районной больницы. Операция прошла не слишком хорошо, плюс горе-врачи дали мне сильную передозировку наркоза. В качестве осложнений – спаечная болезнь живота. Привет, первый раз в первый класс!

Таким образом, дед не просто проводил меня в первый класс. Четыре года, в любую погоду дед отводил меня в школу, и забирал меня со школы, чтобы мимо его сокровища не пролетела муха, не пробежала собака, и главное – портфель! Как можно ребенку таскать такой портфель? Ну уж, нет. Дай, деда понесет.

После обеда дед водил меня к лошадкам. У кого-то из соседей по нашей улице были две лошади – красивые, как из сказки – одна белоснежная, а другая черней воронова крыла. Хозяева их ставили недалеко от забора, и, протянув руку, можно было погладить обоих. Это было счастьем – смотреть лошадок мы ходили долго, пока кто-то из соседей не ляпнул: - Ты что, дед, девчонку к лошадям пускаешь? А вдруг укусят?

Больше дед меня к лошадям не водил.

Но мы по-прежнему читали каждый день сказки, смотрели мультики, болтали. Дед готовил мне часто свой фирменный завтрак – два яйца всмятку, в небольшой глубокой тарелке, измельчённые с небольшим количеством хлебного мякиша, с зелёным луком. И чуть-чуть подсолить! О, это была пища богов – если не пробовали, вам это обязательно нужно сделать!

Время шло, и детский сад, в котором работала мама, расформировали. Посидев немного без работы, мама устроилась в животноводство – и не кем-нибудь, а бригадиром дойного гурта. До этого, правда, поработала немного на санитарном пропускнике, но из этого периода я помню только то, что из убогой конуры, которым являлся санитарный пропускник в животноводство, мама очень быстро сделала «пряничный домик» - непонятный окрас перил на крыльце сменился нежно-голубым цветом, стены стали белоснежными, как и рамы и подоконник окошка, пол сиял свежей покраской, висели белые шторки. После этого мама, наверное, и пошла на повышение по служебной лестнице. Я тем временем перешла в 5 класс.

Работа в животноводстве свела маму с будущим супругом – батя (столько лет, а по-другому не могу назвать его) тоже там работал и, понимая, что для женщины такая работа очень тяжела, всячески ей помогал. Так потихоньку, в 36 лет и стали они жить вместе. Что интересно – знали друг дружку со времён дикой юности, когда мама рассекала на «Урале», а батя приезжал в Белоглиновку в гости до тётки Маруси Цыбарт, которая жила на нашей же улице. Батя сетовал – знал бы, что жить с тобой придётся, утопил бы тебя в котловане вместе с твоей Полысаевой (мне кажется, или это правда любовь?...)

У бати за плечами два неудачных брака, дети. У мамы – я и дед. Батя – на половину азербайджанец, с характерной внешностью – огромные карие глаза, шикарные усы, крепкий мужичок. Дед батю невзлюбил с первого раза и ласково называл «туземец» (рис. 35).

Одной дружной семьей мы пробовали прожить, но попытка не удалась, и мама от греха подальше, со мной и батей, переехала на другой конец села – чтобы не нервировать деда. У мамы с батей родились мои любимые младшие брат и сестра – в 1999 и 2002 году, Валера и Снежана (рис.36, 37).

Я без деда жить не могла, и ходила к нему как минимум один раз в день, в любую погоду и любое время года. Но раз в день – это было редко. Обычно больше. Что интересно – я и готовить научилась с дедом. Дома я не готовила вплоть уже до 10 класса. А с дедом мы и картошку нажарим, и рыбку, и суп сварим, и макарон с подливом наделаем; лапшу варили, драники жарили, оладушки потом научилась делать, и простые салатики. Не смотря на сопротивление деда (да не надо мне тут ничего намывать!), каждую неделю мыла у него пол, вытирала пыль. Стирала вещи.

Дед был поразителен. В свои преклонные годы, во-первых, он не позволял себе «в люди» выйти, как попало. В магазин, на почту, за пенсией или в аптеку дед шел в парадно-выходной фуражке, надевал брюки (никаких растянутых трико, только брюки!) (рис.38), туфли, и светлую рубашку. Тёмные рубашки дед не носил. Часто слышала, как бабки в очередях шушукались: - О, Сапожников-то старый, глянь, опять вырядился, как жених! – А твоё какое дело, сиди, помалкивай (дед за словом в карман не лез)…

Это - во-первых. Во-вторых, дед был труженик, каких поискать. Ведь после смерти бабушки, и уже когда вся семья разъехалась, и мама с нами даже переехала в другой дом – дед сажал огород! Причём огород был в идеальном состоянии, прополотый, грядки под линейку, картошка, огурцы, помидоры, зелень, и обязательно горошек – у деда всё росло, как на дрожжах. Но огород, как говорится, это ещё цветочки. Несмотря на то, что деду было под 80, он сам … заготавливал на зиму дрова. Ходил пешком в лесопосадку как минимум километра три от села, рубил сухие деревья, и носил их во двор, во дворе уже распиливал дрова на козлах. Никакие увещевания – дед, ну в твоих-то годах, куда ты несёшься с этими дровами на спине, можно же купить… -Что? Купить? – дед делал вид, что не расслышал. – Кого купить? – Дрова, дед. Дрова же можно купить, ты уже не молодой, тебе тяжело. – Ну щщщассс, деньги тратить! – возмущался дед. А ещё возмущался, что как это так – всего-то три «рейса» в посадку сделал сегодня – и всё, не может больше, одышка. Надо завтра до Кати в медпункт, пусть даст таблетки. Оптимизма деду было не занимать, и Катя (наш поселковый врач) давала таблетки… Помирать деду опять было некогда – на сей раз он сказал, надо подождать, пока Даша закончит школу.

А еще дед был заядлым, и неутомимым спорщиком. Конечно, не на деньги. Спорил он всегда только со мной, и эти прения были достойны лучших дебатных клубов. Я это дело очень любила, и зачастую начинала поддразнивать деда сама, зная его слабые места. – Дед, ты бога не веришь? (ну всё, процесс пошёл…) – Нет, конечно, и как в него можно верить! (тут дед, закоренелый атеист, выросший в СССР, начинал приводить свои «коронные» доводы: во-первых, все попы – пьяницы, во-вторых, где бог живёт, на небе? А почему тогда Гагарин летал в космос и его не видел? И это, конечно, не полный перечень дедовых аргументов)… это было очень весело. Но я была не лыком шитая – я в библиотеке брала почитать детскую библию, и считала себя очень грамотной в вопросах религии. В общем, нам с дедом всегда было о чём поговорить…

В начале 2000-х, когда я училась в старшем звене, и у меня уже появились младшие брат и сестра, мне стало страшно за деда. Все чаще он хандрил, жаловался на сердце. Я применила все свои дипломатические навыки, и дед переехал к нам. И вновь вся семья под одной крышей! Но на сей раз ополчения не вышло, батя, и дед, за эти годы убедились оба – ни тому, ни другому не издыхаться от ненавистного противника, и смирились с тем, что им вновь нужно жить под одной крышей. Деду выделили отдельную комнату, пенсию дедову – не трогали, он по-прежнему сам ходил по магазинам, и покупал себе, что хотел. Но, так как он теперь был под надзором, нам с мамой стало проще контролировать его артериальное давление, и я думаю, что это и продлило дедушкину жизнь.

Мне до сих пор непонятно – как уникальный дедушкин организм реагировал на повышение давления? Всегда дед говорил одно и то же: - Даша, смерь давление – что-то меня из стороны в сторону как будто водит. Беру аппарат, измеряю – ох, дед, ну ты даёшь! 220 на 110! Ты ничего не утаиваешь, голова болит, тебе плохо? Нет, говорит. Только качает… бывало, с носа шла кровь, и сейчас я понимаю, что нам и деду несказанно «повезло», ведь каждое такое кровотечение, не будь оно внешним, могло стать инсультом.

Так мы жили, поживали. Дед особых проблем не создавал, а когда надоело самому бродить по магазинам, сказал маме, чтобы пенсию получала сама. Несколько раз в месяц наказывал, чтобы она ему купила мороженого, и бутылку «красного». Напоминания о давлении натыкались на непробиваемый аргумент - я заработал, и раз в месяц «должон»…

Родственники с каждым годом приезжали все реже (рис.39). Дед особо не расстраивался – я мелькала перед ним постоянно, больше ему ничего не надо было. К сожалению, младший из сыновей деда, Анатолий, рано ушел из жизни. Он работал много и тяжело, подхватил грипп, потом пневмонию, не пошёл на больничный. Все это очень быстро переросло в рак легких, и незадолго до своей смерти в 2006 году, он приехал, навестил деда (рис.40).

Дед был еще вполне в здравом уме и трезвой памяти, когда я после школы, практически на летних каникулах, уже устроилась на работу. Теперь дед слушал от меня новости о коллегах, трудовых моих буднях, поездках и планах. Причём, стоило мне только в разговоре случайно обронить, что где-то недавно увидела классные джинсы или крутые сапожки, дед, как по-щучьему велению, вытаскивал из заначки стопку купюр, вручал, и приказывал – завтра чтобы купила, и мне пришла, показала, какая ты красивая. Я так думаю, был бы дед жив, и, несмотря на то, что мне уже под сорок, происходило бы то же самое…

Дед успел застать и правнучку. Когда в 2008 родилась моя старшая дочь, дед вполне уверенно держал ее на руках, ласково разговаривал. Позже она научилась ходить, и мы приезжали в гости, она первым делом бежала проведать дедушку. Сейчас, когда ей уже 15, она улыбается и вспоминает – я помню, была маленькая, прибегу к деду Гене, а он меня конфетами угощает…

И всё-таки давление, по всей видимости, сделало своё дело, и рассудок стал покидать деда. Как-то мама, глядя в окно, увидела деда у калитки. Когда и как, тихо, он прошмыгнул из дома на улицу – мама не услышала, хотя находилась в соседней комнате. Оказалось, что стоя у калитки, он разговаривал с кем-то из соседей, и просил «хлебушка, ведь его тут не кормят». Бедная моя мама, чуть не провалившись со стыда, мягко увела его в дом. После этого дед стал «чудить» периодически, как-то захотел помыться в луже после дождя. Мама снова не дала состояться этому казусу…

То, что дед сдал позиции окончательно, освидетельствовал случай, когда дедуля, нарядившись в свою любимую фуражку и один (!) ботинок, а всё остальное, вплоть до исподнего, посчитав излишним, потому снял, и отправился на прогулку. Тут его во дворе перехватил батя, и спросил – Дед, куда ж ты такой красивый?, - на что дед загадочно сказал: - там опасно. Но на удивление, дал бате потихоньку завести себя в дом. Мама была окончательно в шоке, батя - рад тому, что с ним перестали воевать.

С того дня дед не вставал. Мама кормила его с ложки прямо в кровати, но он довольно миролюбиво с ней беседовал. Так прошло около двух недель, потом дед стал все чаще днём спать. Мама будила его, он ел понемногу.

10 мая 2013 года утром я позвонила, поздравила маму с днем рождения. Спросила как обычно, как дед. Мама сказала, что он спит. А чуть позже, ближе к вечеру, он так же тихо, во сне, умер. Через 16 дней ему должно было исполниться 89 лет. Моя младшая дочь родилась 04 декабря 2013. Дед не дождался совсем чуть-чуть…

Благодаря маме я увидела свет, и благодаря тому, что она в свое время ничего не побоялась, у меня была настоящая семья, и меня окружали родные люди. Благодаря деду моё детство было действительно счастливым. Всё же, бабушка и дедушка – это исток огромной нашей семьи! Горжусь ими …

P.S. Если выиграешь, дочка, в этом конкурсе – часть денег потратим, чтобы установить на могиле деда высокий мраморный памятник на белоглиновском кладбище…»