Алуа Тебенова. Besik. 2019 год.
В казахской культуре "ана" (“мать, мама”) называют ряд исторических или легендарных персонажей – святых, прародительниц того или иного рода-племени, женщин, занимавших высокое положение в обществе. С их памятью, как правило, связывают старинные надгробные сооружения – мазары. Например, Домалақ-ана, Бегім-ана, Болған-ана, Жұбан-ана и т. д. О жизни некоторых из них сохранились развернутые легенды, от некоторых осталось только имя и мазар. Но есть матери, которые являются чисто мифологическими персонажами. Конечно, казахская культура прошла долгий путь демифологизации, поэтому часто такие образы реконструируются по обрывочным сведениям, отдельным словам, в сравнении с культурой родственных народов.
От-ана – Мать-огонь
Почти забытый мифологический образ Мать-огонь сохранился в казахской этнографической действительности просто как имя в обрядах женского цикла. "Когда невеста бросала сало или наливала масло в очаг при первом визите в юрту свекра, женщины приговаривали: «От-ана, Май-ана, жарылқа»", т. е. "Мать-огонь, Мать Май, благослови". При трудных родах роженица кормила огонь маслом и приговаривала: "От-ана, Май-ана, жарылқа, күнәм болса кеше гөр, түйіншегім шеше гөр" – "Мать-огонь, мать Май, благослови, извини проступки мои, развяжи узлы (моих родов)" (А. Толеубаев). Жених во время тайной поездки в аул невесты "ұрын" также кормил огонь в юрте родителей невесты, но связанной с этим обрядом какой-либо словесной формулы не сохранилось.
Очевидно, что образ От-ана был связан с семейной обрядностью. С. Кондыбай в книге "Введение в казахскую мифологию" отмечал: "В казахском языке есть слова «отбасы» (семья, букв. «голова, начало огня»), «отағасы» (глава семьи, букв. «старший брат огня»). Но нет традиции называть его супругу «от апасы» или «от анасы» (букв. «старшая сестра, мать огня). В тоже время у казахов есть абстрактное представление о покровительнице семейного очага «от ана». Создание семьи у казахов называют «отасу», юрту новобрачных «отау». То есть фундаментальные понятия семейной жизни обязательно связаны с огнем". Исходя из этого, исследователь предполагал существование в прошлом мифологического представления о том, что каждый мужчина, чтобы создать семью, собственный очаг, вступает в брак не только с женщиной, но и с абстрактной Матерью-огнем. Исследователь сравнивал этот реконструируемый образ со скифской Табити.
В книге третьей "Мифологии предказахов" С. Кондыбай выделил пять казахских сказок "Батыр Асан", "Қараүйрек", "Майлықараша", "Аққоян", "Опасыз туыс" ("Родич-предатель") со схожими сюжетами и реконструировал их метасюжет. В последней части этих сказок искалеченный главный герой и его друзья живут вдали от людей. Они похищают девушку, которая остается с ними вести хозяйство в качестве младшей сестры. Девушка нечаянно потушила огонь в очаге и отправилась искать новый. Она увидела в темноте огонь, пошла к нему и попала к старухе (Жалмауыз, Мыстан, старуха с птичьими ногами), та заставляет расчесывать ей волосы, а сама сосет кровь из ноги или пальца девушки. Старуха дала девушке огонь, но проследила по ее следам и повадилась ходить сосать кровь у нее. Друзья поймали старуху, она обещает исцелить их, глотает и изрыгивает исцеленными. Метасюжет очень интересный, он распространен не только у тюрко-монгольских народов, но с некоторыми изменениями вплоть до Северной Африки. Не отвлекаясь на другие аспекты, констатируем, что старуха, дающая огонь, является сказочным вариантом древнего мифологического От-ана − Мать-огонь.
Умай ана
В приведенном выше обращении невесты или роженицы к Матери-огонь упоминается также Май-ана. Так казахи называют древнюю богиню Умай. Об этом писал еще первый казахский профессиональный лингвист Кудайберген Жубанов (1899−1938): "В казахском языке имя Умай сохранилось в виде Май-ана, т. е. мать Май".
Умай вместе с Тенгри и Йер-Суб (каз. Жер су, т. е. Земля-вода) входила в триаду великих богов в Тюркском каганате. В памятнике Культегину царица-катун сравнивается с Умай. В надписи памятника в честь Тоньюкука зафиксировано: "Тенгри, Умай, священный (-ая) Йер-Суб, вот они, надо думать, даровали победу". Таким образом, Умай здесь вместе с двумя другими божествами дарует победу, т. е. является покровительницей воинов. Эти обрывочные упоминания в древнетюркских текстах о богине Умай исследователи сопоставляют с этнографическими данными об Умай у сибирских и центральноазиатских тюрков. С. Кондыбай считал, что в прототюркский период Умай была отдельным божеством, Великой матерью, а превращение Умай в супругу Тенгри в паре "отец-небо – мать-земля" можно связать конкретно с тюркской эпохой... Правильно было бы воспринимать отраженные в орхоно-енисейских и более поздних письменных текстах мифологические представления об "Умай", "Тенгри и Умай" не как изначальные, исконные, а как сформированные в конкретный исторический период.
"В более поздних, средневековых памятниках уйгурского письма (сутра «Золотой блеск», некоторые турфанские тексты) и в словаре М. Кашгарского Умай в качестве шаманистского божества не упоминается, зато слово умай встречается в них со значением «плацента» (детское место, послед) и «чрево матери»" (Потапов, 1991: 285). В казахском языке слова "ұмай" в значение "послед, плацента" не сохранилось, вместо него используется "жолдас" (“спутник”, “околоплодная оболочка қағанақ”). Возможно, такое забвение, замещение "ұмай" профанным словом "жолдас" связан с табуированием. В казахском языке есть похожее слово "ұма" − “мошонка”.
Несмотря на то, что уже в словаре 11 века мусульманского автора Махмуда Кашгари слово "умай" теряет значение имени собственного, вплоть до 20 века у целого ряда современных тюркских народов, в том числе и мусульманских, Умай все-таки остается покровительницей младенцев и рожениц. Эту удивительную устойчивость образа можно объяснить только укорененностью культа Умай в народной среде и консервативностью женских культов. У алтайцев, по сообщению заслуженного деятеля Республики Горный Алтай Т. Мукановой-Мендошевой, Умай-ана фактически отождествлятся, по крайней мере в современном восприятии, с От-ана ("огонь"). Судя по обращениям От-ана, Май-ана, можно предположить, что и у казахов этнографического периода произошло такое наложение двух прежде самостоятельных образов.
Саба-ана
Сосуд, особенно тот, в котором готовится пища, − это символ матери, материнского лона не только в мифологии, но и в бессознательном современного человека. Представление о сосуде как образе Великой матери утрачено у казахов, но реконструируется по материалам языка и фольклора в отношении казана, сковороды и особенно саба (З. Наурзбаева). "Саба" – сакрализуемый большой бурдюк для сквашивания кумыса, а также простокваши "іркіт" (в этом случае в саба пахтается масло, а обезжиренная простокваша используется затем для приготовления курта). Саба, как и другая кухонная утварь, устанавливалась на женской половине юрты. Но в отличие от остальных "женских" предметов, если она не помещалась на женской половине, ее могли установить и на мужской половине в виде исключения. Саба символизировала процветание, богатство семьи, рода. Термины, связанные с саба, отражают ее антропоморфность или, точнее, зооморфность: "ауыз" (рот) − отверстие в верхней части, "мойын" (шея) – узкая часть бурдюка ниже отверстия, "еміздік" (бутылка с соской для кормления грудного младенца или молодняка, от "емізу" − кормить грудью) – верхний и четыре нижних угла саба. Саба шилась в форме, близкой к четырехугольной пирамиде, верхний еміздік подвешивался к верхнему концу рейки боковой стены юрты "кереге", "саба аяқ" (ноги бурдюка) – квадратная деревянная подставка с четырьмя ножками.
Огромная саба из шкур пяти кобыл, неудобная в быту и имевшая ритуальное и престижное значение, напоминает четырехгранную пирамиду, или Мировую гору, – символ Великой матери по реконструкции исследователей тюркской мифологии С. Кондыбая и А. Кажгали-улы. Процесс взбивания молочного напитка в саба напоминает индийский миф о пахтании Мирового молочного океана с помощью горы в качестве мутовки для получения эликсира бессмертия. Процесс взбалтывания молочного напитка в бурдюке был настолько важен для скотоводов, что название столицы Кыргызстана Бишкек (дореволюционное Пишпек) происходит от названия мутовки (кырг. "піспек, піскек"). Процесс взбивания молока в саба у тюрков представлял космогонический акт, в котором рождается космос и в котором саба символизировала женское, материнское начало. О дородной женщине до сих пор говорят "бес биеның сабасындай байбише" − "старшая жена, подобная саба из шкуры пяти кобылиц", и это сравнение имеет положительную окраску, напоминая скульптурки палеолитических Венер.
Қайың-ана
Мировое дерево у тюрков обычно представляется как парное – мужское и женское. Женское дерево символизируется березой. У сибирских тюрков сохранилось представление о березе-кормилице. В ряде эпосов оставленного в лесу младенца своим соком-молоком питает береза. У казахов этот сюжет забыт, но его отголосок сохранился в названии кюя композитора 18 века Байжигита "Қайың сауған" ("Доение березы"). У древних тюрков понятие "төр" означало "государство, порядок, закон, власть", а также Мировое дерево и Млечный Путь. "Төр" в некоторых диалектах звучало как "төс" – "грудина, грудь". Еще в 11 веке М. Кашгари обратил внимание на сходство слов, означающих березу "қайың" и родственников по линии жены "қайын". С. Кондыбай возводит этимологию этих слов к слову "катын" – "жена, женщина".
Қойбас-ана
Мать – овечья голова – еще один полузабытый образ древней мифологии. Сведения о нем сохранил писатель и музыкант Таласбек Асемкулов. Қойбас ана являлась младшей сестры легендарного Коркута. Если Коркут почитается как изобретатель смычкового инструмента "қыл кобыз" и покровитель кобызовой музыки (а также шаманов), то его младшая сестра почиталась как покровительница домбровой музыки. Она не только покровительствует домбристам, но и дарует душу домбрам настоящих музыкантов. Есть типологическое (?) сходство между образом Қойбас-ана и также связанным с музыкой образом кельтской мифологии "принцессы земли из-под волн" – девушки с головой свиньи. Қойбас-ана представлялась как женщина с головой овцы или женщина с бараньими рогами на голове. Такой образ напоминает средневековый женский тюрко-монгольский рогатый головной убор и женские каменные изваяния половцев с прической в виде бараньих рогов.
Как мы видим, мифологические персонажи От-ана, Умай-ана, Саба-ана, Қайың-ана являются матерями, о детях которых ничего не известно. Тем не менее они покровительствуют домашнему очагу, женщинам, деторождению, а Қойбас-ана – музыке и музыкантам. Следующая категория женских персонажей казахской мифологии – более колоритная и более известная благодаря сказкам – кемпір (старухи).