Когда казахи говорят о том, что женили сына, традиционно используется выражение "келін түсіру" – буквально "спустить невестку". Глагол "түсіру" означает также "ронять, сгрузить, поймать, приобретать". Проще всего объяснить происхождение этого выражения, как "помочь невестке сойти с лошади". Аналог: "принять гостей"i"қонақ түсіру" – уважаемым гостям ритуально помогают сойти с лошади, повозки или верблюда. И все-таки выражение "келін түсіру" создает образ невестки, которая сходит откуда-то свыше. Давайте проанализируем несколько образцов устной литературы в этом ракурсе.
Лебедица, дочь царя пери
У казахов в сказках и генеалогических легендах широко распространен сюжет о путнике, застигшем девушек-лебедиц во время купания. Эти девушки называются "водные пери".i"су перісі" Очевидно, что за мусульманским термином "пері" стоит древний образ духа воды в образе лебедя. Иногда уточняется, что девушки эти – дочери царя водных пери.
Украв обувь или птичье одеяние одной из девушек, герой вынуждает ее выйти замуж. Девушка-лебедица соглашается, но ставит ему ряд условий. Например, он не должен смотреть, как она расчесывает волосы, не должен смотреть на ее ноги и подмышки. Потому что волосы она расчесывает, сняв голову, или у нее мягкое темя, или виден мозг. Ноги у нее птичьи, а подмышками просвечивают легкие. Короче говоря, девушка сохраняет рудименты своего нечеловеческого, сверхъестественного происхождения. В конце концов герой нарушает одно из условий, и девушка, превратившись в лебедя, улетает, оставляя мужу зачатого от него сына. Иногда сын человека и водной пери становится со временем правителем, основоположником рода-племени, а иногда он умирает в детстве от сглаза.
Существуют и другие варианты подобных генеалогических сюжетов. Например, согласно одному из них, лебедь спасла от смерти раненого воина по имени Калша Кадыр. Они поженились. От их сына по имени Қазақ и произошел казахский народ. В эпическом цикле "Сорок крымских батыров" две лебедицы (точнее, две девушки – дочери царей пери в образе лебедей) приходят на помощь одинокому мальчику-сироте – будущему батыру и спасителю народа Аншыбаю, а затем становятся его женами.
В эпосе о Нибелунгах11Эпос о Нибелунгах. Цикл древних германских легенд о подвигах Зигфрида (Сигурда), о бургундских королях Гьюкунгах (Нибелунги) и о предводители гуннов Аттиле (Атли). Архаические версии эпоса отражены в древнеисландской "Старшей Эдде", более поздние – в "Младшей Эдде" и некоторых сагах. есть такой эпизод: бургунды, едущие к хуннам, делают остановку на берегу Дуная, на границе с хуннами. Герой по имени Хаген отправляется искать переправу и встречает девушек-лебедей, которые предсказывают ему его будущее. В честь той встречи это место получило название Сванфельд. Выдающийся фольклорист Едиге Турсунов еще в 1970-е годы, анализируя этот мотив, указывал на большую вероятность заимствования его из тюркской мифологии. Такие эпизоды в казахском фольклоре насчитываются десятками. Опираясь на них, С. Кондыбай реконструирует древнее представление о лебеди – праматери тюркских народов, о народе – потомке лебедей по женской линии. Исследователь систематизировал многочисленные казахские этнонимы и топонимы, связанные с лебедями. Он также развивал гипотезу о том, что имеющиеся в древнегреческой и индоиранской мифологии сюжеты, связанные с лебедями, по существу представляют обрывки развитой прототюркской мифологии лебедя.
Хотелось бы добавить, что традиционно в воинском братстве сал-серэ один из членов был одет в костюм лебедя. Когда кавалькада сал-серэ подъезжала к аулу, он верхом кружил вокруг аула, крича по-лебединому. Так же, по-лебединому, кричали в старину казахские воины, когда шли в смертный бой. У казахов этот крик называется "қиқу". Заметим, что этот обычай кочевников зафиксирован с негативным оттенком и в фольклоре их славянских соседей. В этом фольклоре вообще достаточно негативное отношение к "гусям-лебедям" – тотемам тюркских кочевников.
Небесная волчица
У древних тюрков было немало генеалогических легендах о волчице – праматери. Волчица вскормила сироту – праотца племени усунь Гуньмо. По другой легенде, волчица вскормила мальчика, которого враги, уничтожившие племя, лишили рук и ног. Затем юноша был все-таки убит врагами, но беременная от него волчица убежала к горам Отукен и в пещере родила десять сыновей. Их размножившееся потомство расселилось по всему Алтаю под именем небесных тюрков. Волчица указала выход из горной долины Ергенекон размножившемуся потомству двух семей племени кият, спрятавшихся там после разгрома и уничтожения племени.
Тотемизм волка в той или иной форме присутствует и в казахской устной традиции. Например, в эпосе "Алпамыс" отца главного героя эпоса зовут Байбори – главный, древний, старший волк. В тексте эпоса постоянно подчеркивается "бөрі зат" – волчья природа-суть-происхождение героя и его сына и "бөрілік қылу" – присущий им волчий образ действия, поведения. Имя жены Алпамыса Баршын означает орлицу в 11 лет, но также это слово может означать и волчицу, ср. "бөрі" и "баршын". В средневековом Казахстане существовал город Баршынкент.
От еще одного табуированного названия волка "құрт" происходит имя жены главного героя эпоса "Кобланды" Құртқа. Культуролог Ж. Каракузова интерпретирует этот эпос, особенно его зачин, как космогонический. Кобланды в поисках невесты отправляется в далекую страну, в состязаниях побеждает своих соперников, женится на Кортке и в приданое от тестя – хана по имени "Көктім аймақ" (это странное имя можно перевести как Небесный мир) – получает четыре тучи по четырем сторонам света в знак небесного благословения. В некоторых вариантах эпоса фигурирует не отец, а мать Кортки, волшебница Көклен. Этот образ реконструируется как образ Небесной старухи, повелительницы стихий.
Змея, дочь царя змей
В казахских сказках встречается мотив о женитьбе героя на девушке-змее. Иногда это распространенный у самых разных народов мотив Мелюзины: герой женится на красивой девушке, но со временем узнает, что она является змеей или драконтессой. Тем или иным образом он расстается с ней. В то же время есть казахские сказки, где герой изначально знает, кем является его невеста. Например, он подружился с человеком-змеем, вместе с ним отправляется в змеиную нору и там заключает брак с сестрой друга. В сказке "Ер Тостик" царь змей Бапы-хан отдает свою дочь в жены главному герою. Правда, она погибает в трудном пути из подземного мира в человеческий.
Еще один сказочный мотив: хан влюбляется в женщину по имени Алтыншаш (Златовласка) еще до того, как увидел ее. Влюбляется, увидев плывущий по воде сверкающий золотой волос. С. Кондыбай предположил, что это не просто волос, а волос-змея, т. е. Алтыншаш на первоначальном этапе представлялась кем-то вроде Медузы Горгоны, женщины со змеями на голове. Этот мотив казахского фольклора, очевидно, связан с мотивом изложенной персидским автором Гардизи средневековой кимакской легенды о богине реки Иртыш. "Шад однажды стоял на берегу Иртыша со своим народом; послышался голос: «Шад? Видел ли ты меня в воде?»". Шад ничего не увидел, кроме волоса, плававшего на поверхности воды. Он привязал лошадь, вошел в воду и схватил волос.
Оказалось, что это была его жена Хатун. Он спросил ее: "Как ты упала?". Она ответила: "Крокодил схватил меня с берега реки". (Кимаки оказывают уважение этой реке, почитают ее, поклоняются ей и говорят: "Река – бог кимаков") Конечно, крокодил в Иртыше появился благодаря персидскому автору, в оригинале, вероятно, речь шла о водяной змее, драконе и т. п. Историк С. Ахинжанов так комментировал этот фрагмент: "Ассоциативная связь понятий женского волоса, плавающего в божественной реке, женщины-Хатун и дракона-змея с божеством нижнего мира стала генеалогической основой происхождения кимаков-каи".
Культ змеи/дракона у тюркских народов был исследован С. Кондыбаем. Этой теме посвящена половина третьей книги его фундаментального исследования "Мифология предказахов". С. Кондыбай доказал, что тотемное отношение к змее как прародительнице, праматери является определяющей характеристикой прототюркской мифологии. Тотемный культ змеи-праматери сохраняется у тюрков, в том числе у казахов. Он разворачивается в целый комплекс мифологических представлений о змее. Постепенно в патриархальном обществе функция змеи как праматери забывается. Змея/дракон все больше приобретает черты, связанные с культом предка-мужчины. Тем не менее первоначальное представление продолжает существовать в свернутом виде и легко реконструируется.
Девушки Уркер-Плеяды
В казахских сказках и быличках распространен сюжет, в котором охотник в безлюдной степи встречает неизвестный аул, в котором живут одни девушки-пери. Одна из них разделяет с ним ложе с условием, что если он не заснет до рассвета, то она станет его женой. Охотник не смог выполнить это условие. Утром он просыпается в пустынном месте один. Позднее он получает известие о том, что должен через девять месяцев прийти в определенное место. Там в свешивающейся с неба колыбели он находит своего сына, рожденного девушкой-пери.
С. Кондыбай связывает этот сюжет с созвездием Плеяд, которое казахи называют Үркер. Уркер представляется казахам девушками, которые весной, к началу нового года, спускаются на землю. Уркер были главными персонажами астральной мифологии кочевников, начиная от скифов и до казахов. Иногда Уркер-Плеяды представляются семью или пятнадцатью девушками. Есть и другие персонификации этого созвездия: шесть братьев и сестра, хан, у которого семь разбойников (созвездие Большой Медведицы) похитили дочь по имени Улпильдек. Иногда, наоборот, Уркеры превращаются в воров, укравших двух ханских скакунов (Малая Медведица), привязанных к железному колу (Полярная звезда). За ворами Уркерами гонятся караульные (Большая Медведица). Но основная персонификация – группа девушек, одна из которых вступает в связь с земным мужчиной.
Таким образом, девушка-невеста в мифологии наших предков часто имеет нечеловеческую природу. Она по своему происхождению может быть лебедицей, змеей, небесной волчицей и даже звездой. Может быть, отсюда и пошло выражение "келін түсіру"? Хотя эти мифологические невесты обычно не становятся невестками. А если становятся, то конфликтуют с родичами мужа, чаще всего свекром, как Кортка в "Кобланды" и Кенжекей в "Ер Тостике". Те из них, которые рождают детей, почему-то не называются "ана" ("мать"), их материнство не актуально для сюжета. Видимо, сложно было вписать в социум такие сверхъестественные персонажи. С другой стороны, в казахской традиции есть персонажи, которых называют матерями, но о детях которых ничего не известно. Но об этом в следующей лекции.