ИСТОРИЯ ВЕЛИКОГО КНЯЖЕСТВА ЛИТОВСКОГО

Термин «языческая империя» касательно Великого княжества Литовского вошел в обиход с легкой руки британского автора Стефана Кристофера Роуэла, который использовал его в названии своей книги. Конечно, не «империя», а государство размером с большое королевство во времена своего расцвета (ближайшая настоящая империя — Золотая Орда). Ну, и не «языческая» в полном смысле слова. Верность язычеству в быту сохраняли великие князья и элиты до конца 14 века, а также балтское население Виленщины. Львиная часть государства, огромные территории между Полоцком и Киевом, Смоленском и Луцком были заселены православными.

История с затянувшимся крещением и религиозным дисбалансом в ВКЛ — скорее любопытный парадокс. Если сравнивать с соседними княжествами и королевствами региона, Литва и правда идет последней. Даже на известной фреске в костеле Сен-Пьер-Ле-Жен в Страсбурге, где нарисована вереница европейских наций на пути к Кресту, девушка в короне с баннером «Литва» шествует в самом хвосте. Это был долгий путь, который формально закончился в 1387 году, но по факту тянулся и дальше…

История отношений литовских князей с христианством напоминает метания кинематографического Рагнара Лодброка из сериала «Викинги», который носится с крестиком, принимает христианского бога и тут же отрекается, под шумок грабя Париж. В биографии едва ли не каждого князя до эпохи Ягайлы и Витовта была как минимум одна, а то и несколько подобных историй. Крестились, брали новые имена, а через пару лет выгоняли миссионеров, чтобы все повторить через какое-то время.

Была, правда, существенная особенность. Христианство католического обряда было для Литвы идеологией противника, т.е. крестоносцев. Войны Тевтонского ордена с Литвой на протяжении 200 лет шли под флагом «борьбы с неверными». Это был важный не только идеологический фактор, но и фактор мобилизации людей и ресурсов Западной Европы.

С другой стороны, властители Литвы понимали, что принятие католичества — билет «в цивилизованный мир»: признание Папой, получение королевской короны, связи, торговля. Попытки крещения были способом достучаться до Европы, олицетворяемой злейшим врагом, — Орденом. Мол, зачем воевать? Возвращение же к старой вере чаще всего констатировало, что крещение радикально ситуацию не поменяло: крестоносцы воюют дальше, в том числе разрушая христианские святыни (за что князь Гедимин называл рыцарей Ордена «волками в овечьей шкуре»).

Литва изначально появилась и начала рост не в безвоздушном конфессиональном пространстве. Военные элиты придерживались язычества, а вот Понеманье, регион, ставший «центром сборки» ВКЛ в середине 13 века, уже имел православную традицию (Новогрудок, Гродно, Слоним, Волковыск и т.д.). Смешанное славяно-балтское население было затронуто христианством византийского обряда еще со времен Киевской Руси. Корпорация балтской военной знати (собственно «Литва», которая и дала впоследствии название государству) частично интегрировалась в мир православной Руси, главным образом через семейные связи и культуру.

При дворе великих князей-язычников всегда были католические и православные монахи, которые служили секретарями. Монахи входили в состав великокняжеского совета, исполняли дипломатические функции, участвовали в посольствах, готовили документы на латыни и немецком. Рядом — православные дьяки, которые занимались аналогичным документооборотом на старорусском языке. Никто не мешал одному из сыновей Миндовга — Войшелку — около 1260 года основать православный Лавришевский монастырь на Немане, который действует до сих пор. Любопытно, что сам Войшелк носил иноческое одеяние поверх княжеского. Такова была специфика государства, в котором на 14 век языческое балтское ядро составляло только десятую часть территории.

Верования ранней Литвы — давний предмет споров. Не имея письменной традиции, жрецы не оставили после себя каких-либо описаний. За них эту работу делали хронисты злейшего врага Литвы, Тевтонского Ордена (в первую очередь — Петр из Дусбурга, 14 в.), которые грешили пропагандой и преувеличениями. Есть и более поздние свидетельства (Симон Грунау, Ян Длугош) 15–16 веков, где авторы также не беспристрастны: подобные записи напоминают нечто среднее между травелогом и политическим памфлетом... Ну и, безусловно, поздняя кабинетная мифология, созданная на потребу впечатлительным обывателям. Если у орденских хронистов по именам названо, как правило, от одного до трех божеств («дьяволов»), то в произведениях 16–19 веков находим целые каталоги!

Определенно можно сказать, что язычество на балтских землях в 13–15 вв. не имело канона. Это живая религия, которая развивалась, а также видоизменялась в зависимости от региона. У орденских хронистов читаем, что, мол, в этих краях не знают настоящего Бога, а поклоняются силам природы: солнцу, месяцу, звездам, молнии, птицам и зверям. Есть, правда, сведения более раннего периода, а именно из Ипатьевской летописи. Разговор о середине 13 века, временах Миндовга. Последний, мол, приняв католичество, продолжает воздавать хвалу языческим богам. Их имена: Нанадай, Телявель, Дивирикс («заячий бог»). Есть, правда, версия, что летописец все напутал, а имена «богов» — это молитва «Отче наш» на одном из балтских наречий.

Петр из Дусбурга пишет про святилище пруссов Ромува (его локализуют в Калининградской области). Это сакральный центр тех самых балтов-пруссов, которых Орден частично истребил, частично ассимилировал, создав на их землях Пруссию. Часть пруссов была вынуждена эмигрировать в еще языческую Литву. Ромува, согласно хронисту, была магнитом для всех балтов региона. Комплекс стоял под открытым небом, без стен и каменных строений. По центру — вечнозеленый Дуб, «древо мира». Рядом горит огонь, который подкармливают дубовыми дровами. Тут же приносят жертвы. В отдельных дуплах дуба выставлены изображения главных богов: Патолло, Перун, Патримпа. Символом последнего была змея — уж, который жил в специальной корзине и питался принесенным ему молоком (запомним это). Картина напоминает сакральный языческий центр в Уппсале.iДревнее святилище скандинавов, впервые описанное в 11 в. А еще больше — Экстернштайн в Тевтобургском лесу, где рос гигантских размеров вечнозеленый ясень Ирминсул, который в 8 веке срубил Карл Великий.iКороль франков с 768 г. и император возрожденной им Западной Римской империи (800–814)

А вот колоритная цитата из Яна Длугоша уже про народную веру в 15 веке:

«…После сбора урожая в начале октября люди приходили в леса, которые считали святыми, с женами, детьми и семьями и на протяжении трех дней отдавали в жертву огню волов, баранов, телят и иных животных. А после жертв огню на протяжении трех дней праздновали, гуляли и танцевали, проводили время в пирах и пьянстве».

Стоит добавить, что во времена активных войн с Орденом огню предавали также пленников-крестоносцев: чем знатнее рыцарь, тем лучше!

А вот описание Иеронима Пражского (к нему мы еще вернемся), сделанное уже после крещения Литвы:

«Более всего в Литве почитали ужей. Старший в семье держал в углу своего дома ужа, который лежал на сене, которому давал корм и жертвы (…). Дальше я нашел народ, который чтил огонь и называл его бессмертным. Служители культа беспрерывно его поддерживали. С ними советовались о здоровье тех, кто приносил жертвы. Служители, забрав приношения, ночью приступали к огню. Утром же давали вопрошающим ответы, объявляя, что тени больных видели ночью при огне. Если больной был лицом обращен к огню, то это знак, что жить будет. Если спиной — то умрет… Далее еще я нашел народ, который чтил леса, посвященные дьяволам (…). Таких лесов в Литве было множество».

Дискуссии о язычестве Литвы, его формах и тем более пантеоне до сих пор принято считать «хождением по тонкому льду». Это целый лабиринт, где нужна многофакторная верификация, в идеале подкрепленная археологией, этнографией и филологией.

Вместе с тем не менее легендарными впоследствии стали истории христианских мучеников, убитых литовцами-язычниками. В частности, «виленские мученики», символом которых в Вильно стала Гора трех крестов, которая возвышается над городом. Согласно легенде, князь Ольгерд (1345–1377) приговорил к смерти семерых монахов-францисканцев: четверых утопили, троих распяли (отсюда — три креста на горе). Согласно православной традиции, убитые были православными. Согласно иной — гора и кресты на ней вообще не имеют никакого отношения к убитым монахам… В любом случае миф «Христианизации Литвы» развивался уже в последующих столетиях. Число мучеников и преступлений князей-язычников, совершенных в прошлом, неустанно росло.

Интересен пример князя Гедимина (1316–1341). При нем, по традиции, работали советники — францисканцы и доминиканцы. В начале 1320-х князь вел бурную переписку с католическими орденами и европейскими лидерами на тему приглашения к себе монахов и купцов, расширения связей. Конечно, речь зашла о крещении. В письме Папе Иоанну XXII Гедимин ссылается на опыт своего предка Миндовга:

«…наш первый король Миндовг со своим королевством открылся к вере Христа. К сожалению, из-за обид и предательства со стороны магистра Тевтонского Ордена отвернулся от веры, поэтому мы все сейчас [страдаем] от ошибки, совершенной нашими предками».

Монахам было предложено поселиться в Литве. Со своей стороны, князь уточнял, что приглашает монахов, владеющих польским, немецким, балтскими языками (прусским, земгальским) и — русинским. То есть речь однозначно шла о широкой работе с массами.

Однако в последний момент Гедимин передумал и отказался от самого важного. От личного крещения. Что было истинной причиной и по каким пунктам стороны не договорились? Сказать сложно. А вот папские посланники передали следующие слова Гедимина, сказанные в 1324 году:

«Если когда-нибудь решу креститься, то пускай крестит меня Дьявол».iлат. Sed si unquam habui in propositi, dyabolus me baptizaret

А дальше идет программная максима Гедимина, который предельно ясно объясняет свою позицию:

«Пусть христиане чтут своего Бога по-своему, Русины по-своему, Поляки тоже, а мы чтим Бога согласно своему обычаю, у всех один Бог».

Интересно, что в своем лаконичном «символе веры» князь намекает на монотеизм и говорит о боге в единственном числе. При этом по имени упоминает… только Дьявола.

Сложно реконструировать ход мыслей литовских князей из 1200–1300-х. Складывается впечатление, что они просто не понимали: чего же от них хотят на Западе? Почему свободы для разных религий мало? Зачем креститься самому, а тем более отказываться после этого от старых богов? Почему нельзя совместить? На Западе, в свою очередь, часто не понимали, кто же в ВКЛ главный и с кем вообще вести разговор: князья слишком часто меняли свои решения, сменяли друг друга, правили вместе как братья или погибали в междоусобицах.

Точку в вопросе суждено было поставить князю Литвы и будущему королю Польши — Ягайле. Тот рос среди нескольких традиций: в языческой по отцу — Ольгерду (тому самому, который убивал в Вильно монахов), в православной по матери — Ульяне Тверской. Последняя была главным рупором православия и «русской» культуры на тот момент, отстаивала проект брака сына с дочерью Дмитрия Донского и принятие православия. Кстати, один из братьев Ягайлы — Скиргайло — крестился в православие еще в 1381 году. Он намеревался управлять Полоцком, но полочане не пустили язычника, пришлось принять крещение и стать «Иваном». Параллельно Ягайло вел переговоры с Орденом, в 1382 году заключил с ним четырехлетний мир, отдал половину Жмуди с перспективой крещения уже от крестоносцев…

По итогу сработала совсем другая карта: польская. 14 августа 1385 года между Польшей и Литвой была заключена Кревская уния. Ягайло стал мужем королевы Ядвиги, католички, и, само собой, не мог оставаться язычником. 2 февраля 1386 года Ягайло стал королем, а 15-го крестился в католичество под именем Владислав. Его братья приняли новую веру и новые имена: Коригайло — Казимир, Вигунт — Александр, а Свидригайло — Болеслав. Крещение принял также и Витовт, соправитель Ягайлы в Литве, ставший Александром.

Условием унии с Польшей было также крещение Литвы, за исключением населения, которое уже исповедовало православие. Процесс начался годом позднее, когда на место приехал сам Ягайло вместе с краковским епископом Андреем. Крещение касалось только исторической/центральной Литвы, так как Жмудь еще принадлежала Ордену (ее черед пришел после Великой войны с Орденом в 1413 году). Первые костелы после Вильно появились в Вилькомире, Лиде, Крево и т.д.

Крещение Ягайлы в 1387 году проходило по лесенке сверху вниз: правитель — его родственники — элиты — все остальные. В случае крестьян обряд проходил максимально формально: крестили толпами, часто давая всем одинаковые новые имена. Сами люди вообще могли ими не пользоваться, а жить в быту со старыми языческими. Куда более чувствительным было разрушение святилищ, в том числе в Вильно, где погас вечный огонь, а также вырубка святых рощ…

В Литву потянулись проповедники и монахи разных орденов. Среди них был Иероним Пражский, который слишком энергично взялся за дело и, похоже, перегибал палку. Назревал кризис, поэтому кузен Ягайлы великий князь Витовт поспешил выслать монаха подальше из страны, рассудив здраво: мол, Христос обойдется без новых верующих, а вот он без подданных — нет.

Что до международной политики, то в дело вступила дипломатия: задачей краковской королевской канцелярии было донести до «коллективного Запада», что Литва — католическая страна и все претензии Тевтонского Ордена безосновательны, а войны с его стороны имеют чисто грабительский характер. Орден, в свою очередь, доказывал французам и англичанам, что крещение было чистой формальностью и не повлияло на ход вещей. Более того, мол, сам Ягайло как был, так и остался практикующим язычником.

Кстати, шлейф язычества за Ягайло тянулся еще долго. И об этом свидетельствуют не только крестоносцы, но и хронист Ян Длугош. Последний оставил множество описаний быта и привычек Ягайлы. В том числе диковинные обряды, которые шокировали знать в Кракове: привычка несколько раз оборачиваться вокруг себя при выходе из покоев, ломать щепочки, плевать на землю, что-то приговаривать шепотом и так далее. Сохранилось интересное описание, как в костеле Ягайло приказал поставить свечку не только Христу, но и Дьяволу, изображенному на фреске неподалеку: поддержка пригодится с любой стороны.

Правитель, вырубавший святые рощи, кстати, умер тоже в каком-то смысле на лоне природы. Ягайло любил природу и не слишком любил города. В мае 1434 года он приказал остановить свой кортеж на Львовщине, чтобы в лесу послушать соловьев: привычная для него медитация. Результатом стала тяжелая простуда и — смерть.

Конечно, нет. До середины 16 века путешественники и монахи оставляли «сенсационные» сообщения, что в Литве, мол, до сих пор приносят жертвы Перуну, чтут «бога последнего снопа» Курке и т.д. Картографы неизменно рисовали на территории Литвы огромного ужа на пьедестале, которому поклоняются люди. Даже в 19 веке этнографы фиксировали в Виленской, Гродненской и Минской губерниях все те же верования, что и 500 лет назад: обычай держать в доме и подкармливать ужа, а найденный на поле кремень считать «стрелой Перуна».

Крещение Литвы стало феноменом как наиболее позднее в Европе. Между моментом, когда Карл Великий срубил Ирминсул, священное древо саксов, и днем, когда Ягайло погасил священный огонь «знич» в Вильно, — 615 лет. Почему такая разница? Объяснений множество: отдаленность от актуальных цивилизационных центров, слабая государственная традиция, почти 200-летняя война с крестоносцами. Принятие католичества для литовских элит могло означать проблемы с огромными массами православного населения. Принятие православия, в свою очередь, давало не слишком много бонусов и отрезало дорогу «в семью европейских народов».

Есть еще довольно экзотичная теория: мол, принятие католичества не могла допустить Золотая Орда, которая в 1200–1300-х была серьезной силой и фактором. Это могло означать тотальную войну… В любом случае противников у ВКЛ было слишком много: поляки, венгры, татары, а потом и Москва. Вряд ли они собрались бы в одну коалицию, но в какой-то момент нужно было определиться с союзником. Им стала Польша, а общей идеологией — католичество.

Первую часть истории Великого княжества Литовского читайте здесь.