ЗАГАДКА СЕВЕРНОЙ КОРЕИ

В историю, впрочем, этот человек вошел под своим военным псевдонимом — Ким Ир Сен. Он выбрал его в память и в подражание нескольким другим партизанским командирам, которые тоже им пользовались еще в 1910-е годы, и это обстоятельство привело к путанице. Время от времени даже возникали слухи о том, что, дескать, северокорейского правителя Ким Ир Сена «подменили» — и он является «не настоящим Ким Ир Сеном», то есть не тем Ким Ир Сеном, который в 1930-е годы сражался в рядах китайских коммунистов. Опубликованные в последние десятилетия документы показали, впрочем, что подобные утверждения не имеют под собой никаких оснований.

Будущий руководитель Северной Кореи родился в 1912 году под Пхеньяном в семье, которую можно отнести к первому поколению современной корейской интеллигенции. Семья не бедствовала, но и богатыми людьми их назвать было сложно: они были, скажем так, «умеренно зажиточными» и относились к «верхним 10%» корейского сельского общества. Мать Ким Ир Сена происходила из одной из наиболее влиятельных христианских семьей в округе будущей северокорейской столицы. Его отец — Ким Хён-чжик — окончил миссионерскую школу, где получил образование западного образца. Он зарабатывал на жизнь преподаванием, но временами занимался и другими видами деятельности — например, одно время он подрабатывал изготовлением и продажей традиционных препаратов восточной медицины.

При этом Ким Хён-чжик был протестантом и активно сотрудничал с христианскими организациями. Родители Ким Ир Сена были убежденными противниками колониального режима. В наши дни в целях династической пропаганды официальная северокорейская историография утверждает, что Ким Хён-чжик якобы был одним из важнейших лидеров всего корейского национально-освободительного движения. Это не так, но тем не менее в 1919 году он принял участие в массовых антиколониальных выступлениях, был арестован, провел некоторое время в японской тюрьме, а после освобождения эмигрировал в Маньчжурию.

Ким Ир Сен, очутившись с родителями в Маньчжурии, поступил там в китайскую школу. В старших классах он оказался связан с местным коммунистическим подпольем и был арестован, провел несколько месяцев в тюрьме, а после освобождения летом 1932 года вступил в один из отрядов, созданных китайской компартией. Примерно тогда же он стал и членом Коммунистической партии Китая — обстоятельство, о котором в Северной Корее в дальнейшем предпочитали не
упоминать. С точки зрения официального национализма, вождь по определению не мог быть членом коммунистической партии другой страны. Однако в тогдашней ситуации это было абсолютно естественно: по принятым тогда в коммунистическом движении правилам ожидалось, что коммунист будет действовать в коммунистической партии того государства, на территории которого проживает.

Решение Ким Ир Сена вступить в партизанский отряд было, безусловно, решением мужественным. Молодой человек шел сражаться за идеалы, в которые он верил, за идеалы, в которых тесно и порою причудливо переплетались корейский национализм, традиционные представления корейского крестьянства о справедливости и идеи марксизма-ленинизма в их советском и китайском вариантах. Следует помнить, что Ким Ир Сен был выпускником средней школы современного типа, что по стандартам тех времен давало практически гарантию на вступление в политическую, экономическую и деловую элиту. Ким Ир Сен мог делать карьеру, он вполне мог преуспеть в колониальной Корее, но он сделал другой выбор — пошел воевать.

Говорить о партизанской деятельности Ким Ир Сена можно довольно долго, благо в последние три десятилетия в Китае, России и Японии были рассекречены и частично опубликованы многие документы, напрямую касающиеся этих событий. Ким Ир Сен, несмотря на свою молодость, был заметным руководителем антияпонского сопротивления в Маньчжурии. Правда, никакого отношения к действительности не имеют утверждения официальной северокорейской пропаганды о том, что Ким Ир Сен в 1930-е годы создал собственные силы, укомплектованные корейцами и независимые от компартии Китая, хотя и сотрудничавшие с ней, — так называемую «Корейскую Народно-революционную армию». В действительности вплоть до своего ухода в Советский Союз в конце 1940-го года Ким Ир Сен служил в партизанских формированиях КПК, и автономии у него было не больше, чем у командира любой партизанской части в составе вооруженных сил китайской компартии.

В 1937 году отряды Ким Ир Сена совершили удачный рейд на небольшой поселок Почхонбо, находившийся на корейском берегу пограничной реки Амноккан. Поскольку партизаны крайне редко совершали рейды на территорию собственно Кореи, эта дерзкая операция привлекла внимание к молодому командиру, о ней написали и в корейских газетах, и в газетах некоторых других стран, включая Советский Союз.

Тем не менее ситуация в Маньчжурии к концу тридцатых годов стала быстро ухудшаться. Партизаны несли большие потери и под давлением японских карателей и их местных сторонников начали уходить из Маньчжурии. Один из возможных путей отступления лежал на север через советскую границу. В конце 1940-го года по этому пути покинул Маньчжурию и Ким Ир Сен, которого сопровождали около десятка бойцов его отряда, а также его жена Ким Чжон Сук, которая в тот момент была уже беременна его первенцем Ким Чен Иром.

Из советских документов ясно, что родился Ким Чен Ир не в 1942-м, как официально утверждается в КНДР, а в 1941 году. По прибытии Ким Ир Сен попал в фильтрационный лагерь, где прошел стандартную проверку. В 1942 году из бывших партизан Маньчжурии была сформирована 88-я отдельная стрелковая бригада, в которой Ким Ир Сен, получивший звание капитана,
стал командиром батальона. С 1942 года и до конца войны Ким Ир Сен находился на базе бригады под Хабаровском. Территорию СССР он в этот период не покидал.

В 1945 году война в Европе подходила к концу. Советский Союз стал готовиться к вступлению в войну с Японией. Боевые действия начались 9 августа 1945 года. Японские войска в Корее оказали ожесточенное сопротивление, однако количественное и качественное превосходство Советской Армии было подавляющим, и в течение примерно десяти дней советские войска установили контроль над северной частью Корейского полуострова. По первоначальным планам бывшие маньчжурские партизаны, а на тот момент — бойцы советской 88-й бригады, должны были принимать участие в боевых действиях в Корее и Маньчжурии. Они рвались в бой, но принять участие в боевых действиях им так и не удалось. Японское сопротивление было
подавлено слишком быстро. Впрочем, северокорейская пропаганда утверждает, что именно бойцы Ким Ир Сена сыграли решающую роль в освобождении Корейского полуострова. В Пхеньян Ким Ир Сен и солдаты его батальона прибыли только в конце сентября.

Поскольку подразумевалось, что боевые действия на Корейском полуострове затянутся на несколько недель или месяцев, встал вопрос о том, где именно с японцами будут сражаться советские части, а где — американские. В этой связи было принято решение разделить полуостров на две оперативные зоны. 14 августа 1945 года два молодых американских полковника (оба в дальнейшем сделали впечатляющую карьеру), бросив взгляд на карту из популярного географического журнала National Geographic, за 10–15 минут решили, что в качестве разделительной линии лучше всего подходит 38-я параллель. Она делит Корейский полуостров на две примерно равные по площади части.

Советский Союз с этим предложением согласился. Предполагалось, что в северной части полуострова боевые действия будет вести Советская Армия, а в южной — американские войска. Однако о капитуляции Японии было объявлено 15 августа 1945 года, то есть в то время, когда американских войск на южной части полуострова еще не было. Тогда все считали, что раздел будет носить временный характер и линия просуществует всего несколько недель, а то и дней.
Однако история пошла иным путем, и этой линии было суждено превратиться в фактическую государственную границу.

Таким образом, к концу сентября 1945 года советские войска оказались хозяевами северной части Кореи — страны, о которой они практически ничего не знали. В довоенные времена советская политика на Дальнем Востоке строилась в первую очередь вокруг отношений с Японией и Китаем, а Корея находилась на периферии внимания Москвы. Вдобавок ко всему в конце 1930-х годов были репрессированы почти все специалисты по Корее, работавшие в разведке, МИД и иных государственных организациях. Большинство этих специалистов составляли этнические корейцы, по которым, как уже говорилось, каток репрессий прошелся особенно тяжело.

На первых порах у Советского Союза, по-видимому, не было никаких четких планов по поводу того, что именно следует делать с Северной Кореей. Холодная война к тому времени еще не началась, но отношения с США уже быстро ухудшались. Вдобавок ко всему прочему Советский Союз рассчитывал, что ему разрешат принять участие в оккупации Японии. С учетом этого обстоятельства он предпочитал не обострять отношения с США в Корее — по крайней мере поначалу.

В первые недели после падения колониального режима на территории Северной Кореи возникли многочисленные органы власти, которые в итоге получили название «народных комитетов». Изначально они, как правило, создавались местными националистами, однако советская военная администрация, которая быстро взяла ситуацию в стране под контроль, стала требовать, чтобы в состав народных комитетов входили представители местных коммунистических групп. Они, выйдя из подполья, стали активно устанавливать связи с советскими военными. Однако на тот момент в северной части Корейского полуострова коммунистов было очень мало. Как это ни покажется странным сейчас, по состоянию на 1945 год северная часть Кореи была территорией, где преобладающим влиянием пользовались правые националисты, в то время как коммунисты были тогда более заметны к югу от 38-й параллели.

Следуя стандартной стратегической логике, руководство СССР считало, что на территории Корейского полуострова, по крайней мере, его северной части, желательно создать государство, которое занимало бы по отношению к СССР дружественную позицию, а в идеале — просто бы контролировалось из Москвы. В реалиях 1940-х годов это означало, что в данном государстве большую или, скорее, решающую роль должны играть коммунисты. Однако поскольку коммунистов в самой Северной Корее было явно недостаточно, с конца 1946 года советские власти стали ввозить на Север коммунистических активистов и будущих кадровых работников. Было четыре источника этих кадров, на основании которых и сформировался северокорейский
государственный аппарат: община этнических корейцев СССР; корейские партийные работники в Компартии Китая; коммунистические активисты Юга; наконец, солдаты и офицеры 88-й бригады Советской Армии.

Одними из первых в Северную Корею стали прибывать советские корейцы, количество которых в Корее к концу сороковых годов исчислялось несколькими сотнями. Хотя цифра эта невелика, но надо помнить, что подавляющее большинство этих людей были квалифицированными специалистами по проблемам управления, инженерами, партийными работниками, государственными чиновниками — и работали они на очень высоких должностях. Разумеется, их приезд в Северную Корею не был актом спонтанного энтузиазма: уже с сентября 1945 года в республиках советской Центральной Азии стали отбирать среди местных корейцев тех людей, которые могли оказаться полезными в Северной Корее. Часть отобранных кандидатов формально призывалась в армию и направлялась в Пхеньян по армейской линии, а другая часть отправлялась туда специальными решениями ЦК ВКП(б). Эти люди сыграли огромную роль в формировании нового корейского государственного и партийного аппарата. Важнейшими фигурами среди этих советских корейцев были бывший секретарь посьетского райкома А.И. Хегай (Хо Га И) и бывший сотрудник советской военной разведки Пак Чхан Ок.

В конце 1945 года в Корею из Яньани, штаб-квартиры китайского командования, стал также возвращаться действовавшие там китайские коммунистические руководители из числа этнических корейцев. Для дальнейших событий важно и то, что в последующие годы в Северную Корею прибыло большое количество корейцев, которые в Китае занимали серьезные посты в вооруженных силах и обладали немалым боевым опытом. Именно эти старшие офицеры и генералы, ранее служившие в китайских вооруженных силах, стали основой кадрового состава будущей северокорейской армии. Среди приехавших из Китая коммунистических активистов выделялись Чхве Чхан-ик и выдающийся ученый-лингвист Ким Ду-бон.

Наконец, немало корейских коммунистов приходило на Север с Юга, из Сеула. В августе 1945 года в Сеуле состоялась встреча местных коммунистов, на которой было объявлено о воссоздании Коммунистической партии Кореи, распущенной решением Коминтерна еще в 1928 году. Во главе партии встал Пак Хон-ён, ветеран корейского коммунистического движения, который с начала 1930-х годов находился на нелегальной работе в Корее. Возрожденная в Сеуле партия изначально считалась общекорейской организацией, юрисдикция которой распространялась и на Север. Отдельная Коммунистическая партия Северной Кореи была по обоюдному согласию выделена из состава Компартии Кореи только весной 1946 года. Однако на юге страны американская военная администрация, сделавшая ставку на местных правых националистов, уже с начала 1946 года начала вытеснять коммунистов из правового поля. Впрочем, склонность коммунистов к нелегальным действиям этому немало способствовала. В результате значительная часть коммунистических активистов стала уходить на север. Многие из этих людей впоследствии сыграли заметную роль в формировании северокорейской государственности: упомянутый выше Пак Хон-ён входил в пятерку самых влиятельных деятелей КНДР в первые годы ее существования.

Тем не менее решающий контроль над ситуацией в Северной Корее все-таки принадлежал Советской Армии, так что решение о выборе будущего руководителя страны должны были принять советские военные. Среди кандидатов в итоге, как мы знаем, выбор пал на Ким Ир Сена, хотя обсуждались и другие кандидатуры (например, разведка лоббировала кандидатуру Пак Хон-ёна).

Можно понять, почему именно Ким Ир Сен был воспринят советскими генералами как лучший кандидат на пост руководителя дружественного Советскому Союзу режима. Ким Ир Сен был человеком военным и служил в Советской Армии, что импонировало генералам. Он не был слишком тесно связан с Коминтерном и международным коммунистическим движением в целом, а к этим мечтателям о всемирной революции в Москве к тому времени уже относились с подозрением. Их, как правило, безосновательно считали крипто-троцкистами. Ким Ир Сен сносно говорил по-русски, умел находить общий язык с советскими офицерами. Наконец, он был вполне
реальным героем вооруженного сопротивления колонизаторам — опросы показывали, что имя его достаточно хорошо известно во всей Корее.

Таким образом, в декабре 1945 года Ким Ир Сен встал во главе так называемого «Северокорейского бюро Коммунистической партии Кореи», на базе которого весной 1946 года была сформирована новая самостоятельная Коммунистическая партия Северной Кореи. В начале 1946 года он также занял пост руководителя северокорейского «протоправительства», которое стало формироваться под советским контролем и при советской поддержке. Холодная война к тому моменту быстро набирала обороты, и советскому руководству становилось все яснее, что воссоздание единой Кореи едва ли возможно и, главное, не соответствует интересам Советского Союза. В условиях противостояния с США представлялось, что лучше установить полный контроль над половиной Кореи, чем иметь дело с неопределенной ситуацией на всем полуострове.

В этих условиях наращивается темп социалистических преобразований в стране. Весной 1946 года в Северной Корее проводится аграрная реформа, которая была полностью спланирована и осуществлена советской военной администрацией. В августе 1946 года происходит национализация промышленности. Теоретически подразумевалось, что под национализацию должны попадать только крупные предприятия. Считалось, что мелкий бизнес следует конфисковать только у тех, кто ранее сотрудничал с японскими властями. Однако скоро выяснилось, что фактически все мелкие и мельчайшие предприятия колониальной Кореи были в той или иной степени связаны с японцами. Так что к концу 1946 года (раньше, чем в большинстве других государств так называемых «народных демократий») вся промышленность Северной Кореи была полностью национализирована. Одновременно с этим в стране начинает формироваться новая система органов власти — на основе «народных комитетов», но под присмотром коммунистов и советских властей. В августе 1946 года Коммунистическая партия была преобразована в Трудовую партию — под этим названием она действует и сейчас.

Таким образом, с весны 1946 года советское руководство взяло курс на создание отдельного (в перспективе — социалистического) дружественного государства на контролируемой советскими войсками части Корейского полуострова. Правда, были предприняты и слабые попытки образования некоего совместного коалиционного общекорейского правительства, которое должно было управлять страной под временным американо-советским протекторатом. Советско-американское соглашение о создании такого правительства было достигнуто еще в декабре 1945 года. Однако на практике никто из участников этого соглашения не проявлял особого рвения в достижении заявленной цели — и все закончилось вполне предсказуемой неудачей.

В тот период уровень влияния СССР был огромен. До 1947 года важные политические речи высших северокорейских руководителей проходили предварительную цензуру советских военных властей, которые редактировали (а иногда — и писали) заявления, исходившие от имени северокорейского руководства. Советскими консультантами были написаны тексты важнейших законов, принятых в 1946–1948 годах, включая, в частности, закон о земельной реформе, закон о национализации промышленности, закон о выборах. Конституция КНДР, подготовленная при активном участии советских специалистов в 1947–1948 годах, редактировалась лично Сталиным. Соответствующие документы сохранились в советских архивах.

Репрессии против недовольных, среди которых главную роль играли участники антияпонского правонационалистического движения, также проводились советскими властями. Участников выступлений против формирующегося в Северной Корее режима до сентября 1948 года судили по советскому законодательству и отправляли отбывать срок в систему советских лагерей. Любопытно, что вскоре после смерти Сталина те из заключенных корейцев, которые остались живы, были освобождены и получили право — либо вернуться в Корею, либо остаться в Советском Союзе. Большинство тех, кто вернулся в Северную Корею, в скором времени оказались уже в северокорейских лагерях, где и сгинули. Те же, кто остались в СССР, прожили вполне благополучную жизнь, а иногда даже смогли сделать неплохую карьеру.

Южнокорейские историки правоконсервативной ориентации очень часто описывают события, происходившие в КНДР в 1945–1948 годах, как иностранную оккупацию и создание в стране марионеточного режима. Но в той же Южной Корее им противостоят историки левой или, скорее, левонационалистической направленности, которые, надо сказать, доминируют сейчас в изучении новейшей корейской истории. Эти люди, которые по идеологическим соображениям отчасти симпатизируют Северной Корее, по крайней мере первых лет ее истории, в своих работах постоянно замалчивают роль Советской Армии, принижают степень советского контроля, зачастую — на грани прямых фальсификаций, игнорируя давно опубликованные документы. Они изображают события 1945–1950 годов как массовую народную революцию, имевшую чуть ли не стихийный характер. Спор этих двух исторических школ идет уже долго и едва ли будет разрешен в обозримом будущем: не в последнюю очередь потому, что он является спором не столько академическим, сколько политическим.

Однако похоже, что в данном споре правы обе стороны. С одной стороны, Советский Союз безусловно контролировал Северную Корею — и до начала пятидесятых годов северокорейские руководители, как бы в глубине души они ни относились к СССР, были вынуждены беспрекословно следовать указаниям Москвы. С другой стороны, те реформы, которые проводились в Северной Корее в 1945–1950 годах, полностью соответствовали ожиданиям значительной части (скорее всего, большинства) населения страны. Ким Ир Сен и, шире говоря, руководители северокорейского коммунистического движения хотели построить общество, которое в общем соответствовало чаяниям простых корейцев. Оно должно было стать обществом имущественного равенства, в котором былые выходцы из низов имели бы возможность социального продвижения, обществом, в котором государство контролировало бы всю экономическую жизнь и в идеале являлось бы собственником всех средств производства, как принято выражаться в марксизме. В этом обществе чиновники имели бы определенные привилегии, но умеренные. Во главе общества стоял бы мудрый лидер, образ которого вполне импонировал наивному монархизму традиционного крестьянства. На эти представления, которые своими корнями уходили к чаяниям традиционного крестьянства, накладывалось и влияние современного национализма.

Идеальная Корея, которую хотел Ким Ир Сен и другие корейские коммунисты, включая его будущих врагов, должна была стать индустриально развитым обществом, но при этом, по возможности, обществом автаркичным, производящим все необходимое своими силами, для себя и у себя. Таким образом, модель общественного устройства, привезенная в Северную Корею
советскими танками, вполне соответствовала желаниям и надеждам большинства корейского населения. Неудивительно, что мероприятия, проводимые советскими властями и их сторонниками-коммунистами, пользовались поддержкой большинства населения, создавая атмосферу, характерную для народных революций. В определенном смысле в Северной Корее в 1945–1950 годах произошла революция, но она была не стихийной, а инициированной извне.

К 1948 году раскол Кореи стал практически неизбежен. В Южной Корее тогда тоже происходило формирование собственной государственности, и люди, стоявшие во главе этого процесса, были настроены примерно так же, как Ким Ир Сен и его окружение, то есть предпочитали иметь полный контроль над «своей» половиной страны, а не частичный контроль над территорией всей Кореи. Во главе формирующегося на Юге режима при некоторой поддержке США встал Ли Сын Ман, известный и к тому времени уже немолодой лидер правых националистов, глубоко
верующий протестант и человек, проведший значительную часть своей жизни в эмиграции в США. В то время как власти Северной Кореи имитировали советские образцы, южнокорейские власти строили государство, которое внешне походило на США. Впрочем, поначалу Южная Корея обретала явные черты очередного авторитарного режима — одной из тех диктатур, которые были столь характерны для стран Азии и Африки на протяжении почти всей второй половины 20 века.

Таким образом, к началу 1948 года раскол Кореи стал свершившимся фактом. Однако ни Юг, ни Север не собирались мириться с этим расколом в долгосрочной перспективе. И Пхеньян, и Сеул ставили перед собой задачу объединения страны и считали раскол страны тем самым «шагом назад», который нужен только для того, чтобы при первой возможности сделать «два шага вперед».

В 1948 году на территории Кореи было формально провозглашено создание двух государств. В августе было объявлено о создании Республики Корея со столицей в Сеуле, а в сентябре в Пхеньяне была провозглашена Корейская Народно-Демократическая Республика. Столицей КНДР на тот момент парадоксальным образом тоже считался город Сеул, а Пхеньян формально считался временной столицей, которая будет выполнять столичные функции лишь до освобождения Сеула.

Эта позиция формально сохранялась в северокорейском законодательстве до 1972 года. Она была обусловлена тем, что Сеул, к тому времени являвшийся столицей страны более 500 лет, имел значительное символическое значение в тогдашнем корейском сознании. При этом каждое из корейских правительств заявляло, что оно является единственной законной властью на всей территории Корейского полуострова. С официальной северокорейской точки зрения, южнокорейская власть была сборищем «американских марионеток», не имеющих никакой легитимности. С точки зрения южнокорейских властей, «марионетками», но только советскими, а также «мятежниками» являлись власти северокорейские. Обе стороны с момента разделения активно занялись подготовкой к войне за объединение Кореи.

Надо сказать, что в тот момент контроль США над Южной Кореей был существенно менее прямым, менее жестким и менее эффективным, чем контроль Советского Союза над Северной Кореей. Поэтому американцы не без основания опасались, что Ли Сын Ман и его окружение, получив в свои руки достаточное количество современного оружия, могут начать войну и попытаются присоединить Северную Корею силой. О подобных планах в Сеуле тогда действительно говорили громко и открыто, хотя последующие события и ставшие доступными со временем документы ясно показали, что речь шла о пустых декларациях, не подкрепленных ни возможностями, ни даже реальными действиями. Подобный конфликт не входил в американские планы, так как мог привести к столкновению с СССР и, соответственно, стать запалом для Третьей мировой войны. Чтобы не допустить такого поворота событий, американское руководство отказалось предоставлять в распоряжение южнокорейских вооруженных сил современное наступательное вооружение. В результате на начало Корейской войны южнокорейская армия практически не имела танков и боевой авиации.

Советский Союз, наоборот, отправлял в Северную Корею большое количество вооружений и активно занимался подготовкой северокорейской армии — но вовсе не потому, что руководство СССР считало конфликт в Корее желательным (как мы увидим, все обстояло совсем наоборот). Однако в Москве тогда были уверены, что без прямой санкции СССР Северная Корея не нападет на Корею Южную, и не очень беспокоились по поводу несанкционированного использования тех вооружений, что направлялись в Северную Корею.

С 1948 года Ким Ир Сен и другие руководители КНДР настойчиво добивались от Москвы разрешения на вторжение в Южную Корею — или, как он говорил и, вероятнее всего, думал, — на ее «освобождение». Однако Сталин и советское руководство игнорировали эти настойчивые просьбы Пхеньяна.

Продолжение следует.