ЗАГАДКА СЕВЕРНОЙ КОРЕИ

Однако в конце 1949 года произошло несколько событий, которые изменили отношение
Сталина к настойчивым просьбам Пхеньяна. Во-первых, в августе 1949 года в СССР было проведено первое испытание ядерного оружия. Появление у СССР сил ядерного сдерживания существенно снижало риски того, что конфликт в Корее перерастет в мировую войну. Во-вторых, 1 октября 1949 года была провозглашена Китайская Народная Республика. Хотя отношения Сталина и Мао были совсем не идеальными, победа китайских коммунистов существенно изменила баланс сил в Восточной Азии в пользу социалистического лагеря. В-третьих, советская разведка к тому времени добыла ряд документов (достоверно известно, что Сталин был с ними ознакомлен), которые подтверждали, что США не включают Южную Корею в список стран, которые они в обязательном порядке будут защищать в случае конфликта. Подобная позиция, которая в январе 1950 года была публично озвучена госсекретарем Дином Ачесоном, существенно снижала вероятность того, что нападение Севера на Юг приведет к американскому вмешательству.

В этой обстановке в январе 1950 года Сталин отреагировал согласием на очередной запрос Ким Ир Сена, который просил разрешения на военную операцию. При этом, однако, в ходе переговоров в Москве с Ким Ир Сеном и Пак Хон-ёном, которые состоялись в апреле 1950 года и были посвящены подготовке к военной операции, Сталин предупредил: в том случае, если США вмешаются в конфликт, Советский Союз не отправит на Корейский полуостров наземные войска. Помощь авиацией была обещана уже тогда. В ответ на это заявление Ким Ир Сен и Пак Хон-ён заверили Сталина, что потребности в такой помощи не возникнет. Они утверждали, что население Южной Кореи ждет прихода северокорейских войск, которые будут встречены как освободители. Заявлялось, что в горах действуют до 100 тысяч партизан, которые после того, как северокорейские войска пересекут границу, немедленно спустятся с гор и захватят власть на значительной части территории страны. Неизвестно, до какой степени северокорейские руководители сами верили всем этим заверениям. Однако у СССР не было никакой возможности проверить эти утверждения: советская агентурная сеть на Юге тогда отсутствовала, так что приходилось отчасти верить оптимистическим рассказам корейских коммунистов.

Впоследствии стало ясно, что количество партизан, действовавших в горах Южной Кореи, было более чем преувеличено: в действительности их в начале 1950 года было не «около 100 тысяч», а несколько сотен. После того как в январе 1950 года Сталин принял новое стратегическое решение, началось активное планирование военных операций, причем оперативные планы составляла группа советских военных советников, специально прибывших в Пхеньян. Операцию было решено начать 25 июня 1950 года, воскресным утром, то есть в момент, когда большинство южнокорейских руководителей и чиновников не будут находиться на своих рабочих местах. Как ясно из южнокорейских документов и воспоминаний, эффекта неожиданности действительно удалось достичь в полной мере: южнокорейское командование попросту игнорировало поступавшие от военной разведки сообщения о том, что полномасштабное вторжение на Юг начнется в ближайшие дни.

Первые недели компании были отмечены блестящими победами северокорейской армии.
Свою роль в этом сыграло и материально-техническое превосходство северокорейских
вооруженных сил. В то время как США, остерегаясь опасной самодеятельности Ли Сын Мана, не поставляли в Южную Корею современного наступательного вооружения, Северная Корея была оснащена современной, по меркам того времени, советской техникой. Немалую роль сыграла, конечно, и высокая мотивация северокорейских солдат и офицеров. Наконец, северокорейские части существенно превосходили противника по реальному боевому опыту. Дело в том, что из шести северокорейских дивизий, которые летом 1950 года наступали на Юг, три дивизии были переданы в состав северокорейской армии из Народно-освободительной армии Китая за несколько месяцев до начала боевых действий. Ранее эти дивизии были национальными соединениями в составе Народно-освободительной Армии Китая и комплектовались этническими корейцами Маньчжурии.

Эти «китайские» дивизии прошли гражданскую войну в Китае, обладали большим боевым опытом и сыграли решающую роль на первом этапе военных действий. Именно одна из них, 6-я пехотная дивизия (бывшая 166-я дивизия китайской армии), собственно, и взяла Сеул. При этом она взаимодействовала со 102-й танковой бригадой, значительную часть офицерского состава которой составляли советские корейцы, в основном бывшие механизаторы из Казахстана и Узбекистана. Северокорейской армии удалось добиться внезапности, и южнокорейская армия начала отступление, которое переросло в паническое бегство. Однако уже к началу июля 1950 года стало понятно, что никакого народного восстания не происходит. Население Южной Кореи в своей массе занимало амбивалентную позицию и просто пыталось выжить в условиях войны и кризиса, а некоторая его часть активно выступала против северокорейских войск. Были у Севера и свои сторонники из числа местных коммунистов, однако таковых оказалось куда меньше, чем ожидало северокорейское руководство.

Огромную роль сыграло заседание Совета Безопасности ООН, состоявшееся 25 июня 1950
года, в котором не принимал участие представитель СССР. Связано это было с тем обстоятельством, что заседание проходило под председательством представителя «Китайской Республики». Тогда таковой считался исключительно Тайвань.* (Тайвань. В Гражданской войне в Китае в 1945–1950 гг. правившая в Китае партия Гоминьдан потерпела поражение. Власть перешла к Коммунистической партии во главе с Мао Цзэдуном. Гоминьдан сохранил контроль над Тайванем и рядом малых островов. Но вплоть до 1971 года именно Тайвань занимал место Китая в ООН.) СССР требовал передачи места Китая в ООН вновь образованному правительству «Китайской Народной Республики» в Пекине. А поскольку это требование игнорировали, то по установившейся традиции СССР подобные заседания бойкотировал.

Некоторые историки считают, что решение не принимать участия в заседании 25 июня и, соответственно, не использовать право вето было сознательным политическим решением Сталина, который к тому времени изменил свою прежнюю позицию и был якобы заинтересован в максимальном расширении конфликта. Полностью исключать этого нельзя, но похоже, что данное утверждение едва ли когда-либо удастся доказать с достаточной степенью достоверности. В любом случае 25 июня Совет Безопасности принял решение об отправке на Корейский полуостров экспедиционных сил ООН. На практике эти силы состояли в основном из американских и южнокорейских частей, хотя определенную роль сыграли воинские контингенты из Великобритании и Турции. Тем временем северокорейские войска продолжали продвигаться на юг, хотя скорость этого продвижения постепенно снижалась: северокорейские части страдали от растянутости коммуникаций в условиях, когда железные дороги стали подвергаться частым налетам американской авиации. Тем не менее к августу 1950 года около 90% территории Корейского полуострова оказалось под контролем северокорейского правительства. Южнокорейским войскам с большим трудом удалось удержать небольшой участок на юго-востоке страны вокруг города Пусана.iтак называемый «пусанский периметр»

Тем временем США вели активную подготовку к проведению в Корее десантной операции беспрецедентного масштаба — вполне сравнимой с высадкой в Нормандии в 1944 году. Местом высадки выбрали город Инчхон, аванпорт Сеула. Подразумевалось, что, высадившись в этом городе и быстро овладев Сеулом, американские войска, усиленные южнокорейским частями и иными союзными контингентами, отрежут всю северокорейскую армию, ушедшую далеко на юг, от ее тылов, оставшихся на Севере. Планы десантной операции не удалось сохранить в полной тайне. Сведения о готовящейся высадке десанта были получены и советской, и китайской разведкой, однако в условиях интенсивных бомбардировок, целью которых были в основном железнодорожные узлы и мосты, северокорейское руководство просто не имело возможности перебросить войска в район, где ожидалась высадка.

Инчхонская десантная операция началась 16 сентября и прошла по плану. Как и ожидалось, 28 сентября американо-южнокорейские войска (формально — «войска ООН») установили полный контроль над Сеулом. Основная масса северокорейских войск, которые в тот момент вели бои на юге в окрестностях Пусана, оказалась полностью отрезанной. В ходе последующих нескольких недель оставшиеся на юге и попавшие в окружение северокорейские части были либо уничтожены, либо взяты в плен. Лишь небольшой части северокорейских окруженцев в итоге удалось прорваться на север. Американо-южнокорейские войска тем временем начали развернутое наступление на Север. 16 октября пал Пхеньян, а в ноябре на некоторых участках американо-южнокорейские войска вышли на границу с Китаем.

Таким образом, «счастье боевое» оказалось необычайно капризным: если в августе 1950 года
более 90% территории Корейского полуострова находилось под контролем Северной Кореи, то всего лишь через три месяца, в ноябре 1950 года, 90% территории полуострова уже контролировала противоположная сторона. Руководство Китая с понятным беспокойством относилось к продвижению американских войск в направлении китайской границы. Особую тревогу в Пекине вызывало то обстоятельство, что генерал Макартур — а именно он командовал войсками ООН на Корейском полуострове — намекал, что кампания может продолжиться и на территории Китая. Китайское правительство несколько раз обращалось к США с предупреждением, что американским войскам следует остановиться на некотором расстоянии от границы с Китаем. Однако это предупреждение было проигнорировано в немалой степени потому, что по опыту Второй мировой войны американские военные привыкли не воспринимать китайские части всерьез.

В этих условиях руководство КНР приняло решение о масштабном вмешательстве в конфликт, который был к тому времени, казалось бы, полностью проигран Севером. Ситуация оказалась практически зеркальной: в сентябре 1950 года южнокорейский режим был спасен от разгрома масштабным американским вмешательством, а всего лишь через два месяца, в ноябре 1950 года, не менее масштабное китайское вмешательство спасло от поражения уже северокорейский режим.

Подготовка к возможной отправке китайского контингента в Корею началась еще в мае 1950 года, то есть сразу после того, как Мао Цзэдун узнал о начавшейся на Севере подготовке к вторжению на Юг.iпо причинам, о которых здесь нет времени говорить, Сталин и Ким Ир Сен умышленно сообщили председателю Мао о своих наступательно-освободительных планах с опозданием на несколько месяцев К началу октября около границы с Кореей уже находились значительные силы китайской армии, готовые к тому, чтобы по получении приказа вступить на Корейский полуостров. Однако само это решение было принято в Пекине не сразу и после долгих консультаций с Москвой. Лишь в середине октября 1950 года китайские войска начинают скрытно переходить границу и сосредотачиваться на позициях в северной части Кореи.

С этого момента Корейская война, которая началась как гражданская война корейских левых и корейских правых, окончательно превратилась в международный конфликт, в первую очередь в американо-китайскую войну, которая шла на территории Корейского полуострова.

Китайское наступление, начавшееся в ноябре 1950 года, оказалось неожиданно успешным. Американо-южнокорейские войска были обращены в бегство, и 4 января 1951 года власть в Сеуле сменилась в очередной раз. Только в середине января китайское продвижение было остановлено примерно в 50 километрах к югу от Сеула. За этим последовало американское контрнаступление, так что к концу весны 1951 года линия фронта стабилизировалась примерно там же, где, собственно, военные действия и начались годом ранее. Любопытно, что китайские войска в ходе войны использовали «политическую маску»: чтобы не создавать ситуацию, которая могла бы привести к прямой американо-китайской войне, считалось, что на территории Кореи действуют не части регулярной китайской армии, а так называемые «китайские народные добровольцы», к которым правительство КНР не имеет никакого прямого отношения. Эта дипломатическая фикция выглядела довольно неуклюже, но помогла снизить вероятность эскалации.

Следующие два года были временем позиционной войны, в ходе которой ни одна из сторон
так и не смогла добиться решительного успеха. Ставка была сделана на изматывание противника. Американская авиация занималась активными бомбардировками Пхеньяна и других промышленных центров. Эти бомбардировки не привели ни к каким результатам (кроме разрушения городов и гибели жителей), так как северокорейские вооруженные силы, равно как и сыгравшие решающую роль в кампании китайские войска, снабжались непосредственно из СССР и Китая, а вывести из строя железнодорожную сеть американской авиации так и не удалось.

Затягивание войны во многом было связано с позицией СССР. Изначально Сталин был противником конфликта, но, когда война в Корее началась, он обнаружил, что ее затягивание в целом отвечает стратегическим интересам СССР. Сталин опасался, что Мао Цзэдун, которому он никогда особо не доверял, за его спиной договорится с американцами. Как мы знаем сейчас, так оно в итоге и получилось — хотя это произошло много позже, уже в 1970-е годы. Конфликт в Корее снижал вероятность американо-китайского сближения, а также увеличивал финансово-экономическую и военно-техническую зависимость Китая от СССР. Вдобавок ко всему противостояние в Корее изматывало США и отвлекало внимание Вашингтона от других районов земного шара. В этих условиях Москва требовала, чтобы представители Северной Кореи и Китая на переговорах о перемирии занимали заведомо неприемлемые для США позиции, делая неизбежным затягивание конфликта на неопределенный срок.

Только после смерти Сталина СССР дал китайским и северокорейским представителям на переговорах по перемирию разрешение пойти на ряд уступок, которые до этого считались неприемлемыми. Новое советское руководство, во-первых, не разделяло сталинских страхов
в отношении Китая (как оказалось, зря), а во-вторых, хотело сосредоточиться на внутренних
делах — начинающейся в Кремле борьбе за власть. Результатом стало подписание Соглашения о перемирии, которое 27 июля 1953 года формально завершило Корейскую войну.

Корейская война привела к гигантским разрушениям. Значительная часть северокорейских городов была превращена в пепелище, множество людей погибли или стали инвалидами. Однако, невзирая на все эти тяжелые последствия, война по целому ряду причин привела к существенному усилению политических позиций Ким Ир Сена и его окружения — представителей так называемой «партизанской фракции» в северокорейском руководстве. Во-первых, в результате войны произошла консолидация власти. С 1945 года руководство Трудовой партии Кореи состояло из четырех фракций — советской, яньаньской (китайской), внутренней (южнокорейской) и маньчжурской (партизанской). Фракции были примерно равны по силам и влиянию, а их отношения были, скажем прямо, далеко не идеальными: в конфиденциальных документах советские дипломаты отмечали существование таких проблем уже в конце 1940-х годов. Для значительной части старой партийной элиты Ким Ир Сен был всего лишь провинциальным полевым командиром, о котором они в годы подпольной борьбы, конечно же, что-то слышали, но которого не воспринимали как серьезного руководителя, равного по статусу таким политическим гигантам, как Пак Хон-ён или Ким Ду-бон. Война кардинально изменила эту ситуацию. Люди, которые вступили в партию в годы войны, вступали в партию Ким Ир Сена и воспринимали именно его как вождя партии и страны.

Во-вторых, Корейская война позволила Ким Ир Сену отчасти выйти из-под советского влияния. Уже в конце 1940-х годов появились первые признаки того, что Ким Ир Сен, несмотря на постоянно декларируемую преданность СССР и советскому руководству, в действительности ведет собственную политическую линию. На практике, однако, проведение этой линии было затруднено в условиях, когда Северная Корея находилась под контролем СССР. Однако в начале Корейской войны наземные части на Корейский полуостров отправил Китай, а не СССР. Советский Союз ограничился лишь авиацией. Присутствие советских летчиков сыграло немалую роль, но оно было все-таки куда менее важным для общего исхода войны, чем участие «китайских народных добровольцев». В этих условиях у Ким Ир Сена появились возможности для того, чтобы балансировать на исподволь нараставших советско-китайских противоречиях. Первые шаги Ким Ир Сена после окончания войны были направлены на то, чтобы усилить собственную власть, отделавшись от трех других фракций. Первым объектом нападения для Ким Ир Сена стала так называемая «внутренняя фракция», в состав которой входили в основном коммунисты, не покидавшие Корею в колониальный период и участвовавшие в революционном движении в Сеуле и других крупных городах. Эта фракция была относительно легкой добычей, потому что у нее не было иностранного спонсора. Репрессии против коммунистов южнокорейского происхождения начались в 1952 году, а в августе 1953 года в Пхеньяне состоялся открытый политический процесс, во многом скопированный с московских процессов 1930-х годов.

На процессе в качестве обвиняемых выступали высокопоставленные партийные руководители, которые в колониальный период вели нелегальную революционную работу в Сеуле. Обвинение базировалось на вполне нелепых утверждениях: например, заявлялось, что подсудимые поддерживали контакты с американскими властями через посредничество одного из американских дипломатов (этот дипломат, как вскоре удалось доказать, в это время находился далеко за пределами Кореи). Тем не менее все подсудимые предсказуемо признали свою вину и были приговорены к смертной казни. В декабре 1955 года состоялся процесс и над Пак Хон-ёном, который одно время был лидером всех корейских коммунистов, а потом — лидером «внутренней фракции» в руководстве ТПК. Он был обвинен в шпионаже в пользу США и Японии и приговорен к смертной казни.

Тем временем в социалистическом лагере разворачивался кризис — впрочем, с точки зрения
Ким Ир Сена, это был один из тех кризисов, которые дают также и шансы на успех. После смерти Сталина в 1953 году в СССР начала развертываться десталинизация, которая, с точки зрения Ким Ир Сена, представлялась опасным процессом. Особое недовольство Ким Ир Сена вызывал принцип коллективного руководства и критика культа личности. К тому времени в КНДР сформировалась система единоличного руководства Ким Ир Сена, а культ личности начал принимать масштабы, которые были вполне сравнимы с тем, что можно было видеть в Советском Союзе сталинских времен. Если бы руководство КНДР согласилось с новыми советскими принципами «коллективного руководства» и «критики культа личности», Ким Ир Сену и окружавшим его бывшим партизанам было бы непросто сохранить власть — и они это отлично понимали.

Недовольство руководства КНДР вызывал также и «принцип мирного сосуществования», который активно продвигал Хрущев. Этот принцип по определению предусматривал необходимость компромиссов с империалистическим Западом, а северокорейское руководство опасалось, что оно может стать жертвой именно такого компромисса великих держав. В частности, в Пхеньяне существовали опасения, что если СССР будет активно придерживаться принципов мирного сосуществования, то он не даст Северной Корее повторить попытку объединения страны даже в том случае, если у такой попытки будут очень высокие шансы на успех.

Наконец, не могли в руководстве КНДР принять и общее смягчение внутриполитического
курса, наметившееся после смерти Сталина. Ким Ир Сен и его окружение не понимали и не
разделяли готовности нового советского руководства вести масштабное жилищное строительство, инвестировать в развитие легкой промышленности, закупать продовольствие
за валюту. И Ким Ир Сен, и многие люди в его окружении считали, что время для того, чтобы
наслаждаться достижениями социализма, еще не пришло — по крайней мере в Северной Корее, где во главу угла следовало ставить развитие тяжелой промышленности, а особенно — ВПК, необходимого для того, чтобы рано или поздно решить задачу объединения страны.

Собственно говоря, новой советской линии противоречили уже некоторые особенности той
экономической политики, которую северокорейское руководство стало проводить сразу же после окончания Корейской войны. В частности, в 1954–1955 годах в Северной Корее началась ускоренная коллективизация, причем проводилась она жестко. В результате КНДР стала одной из тех стран, в которых проведение коллективизации спровоцировало не просто ухудшение продовольственного положения, а голод. В создавшейся критической ситуации руководство Северной Кореи в январе 1955 года обратилась к СССР и Китаю с просьбой о предоставлении срочной продовольственной помощи. Помощь эта была предоставлена, и голод был преодолен, однако в Москве были недовольны таким поворотом событий. Парадоксальным образом многие из тех высших советских руководителей, которые в начале 1930-х годов проводили коллективизацию СССР (с хорошо известными трагическими последствиями), в 1955 году весьма критически высказались о действиях Ким Ир Сена, подчеркивая, что в случае с Северной Кореей нет необходимости спешить с коллективизацией. Тем не менее Ким Ир Сен проигнорировал прямые советы Н.С. Хрущева и В.М. Молотова: уже в конце 1955 года коллективизация возобновилась, хотя проводилась она осторожнее и новой вспышки голода не случилось.

Другим шагом, который отличал КНДР от иных стран социалистического лагеря и также был воспринят в Москве критически, была полная ликвидация всей частной торговли и мелкого кустарного ремесла, которая прошла в 1957–1959 годах. Тогда же была предпринята попытка закрыть все сельскохозяйственные рынки, но от этого плана все-таки отказались: на деятельность рынков просто были наложены разнообразные ограничения. Наконец, в декабре 1957 года специальным решением Кабинета министров были запрещены любые формы частной торговли зерновыми, которые в те времена являлись почти единственным источником калорий для большинства жителей страны. С этого времени все виды зерновых стали распределяться исключительно по карточкам.

После 1953 года бывшие советские корейцы, члены «советской фракции», многие из которых не только имели двойное гражданство, но и являлись во многих случаях людьми с двойной лояльностью, стали активно пропагандировать в Северной Корее так называемый «новый курс», то есть курс на десталинизацию. В этих условиях Ким Ир Сен в конце 1955 года развернул кампанию, направленную против «советских корейцев», и добился снятия некоторых из них с руководящих постов. Однако все эти события привели к несколько неожиданному результату. Весной 1956 года «советские корейцы» сумели найти общий язык с «яньаньской фракцией», то есть фракцией выходцев из Китая, и стали планировать совместное выступление против Ким Ир Сена и его политики. Скорее всего, в их цели входила и замена Ким Ир Сена более приемлемым для них лидером.

Речь, однако, не шла о подготовке государственного переворота, так как устранение Ким Ир Сена от власти они собирались провести законным путем. Подразумевалось, что на очередном пленуме ЦК ТПК руководители оппозиции выступят с критикой Ким Ир Сена, потребуют пересмотра политики страны и, возможно, снятия Ким Ир Сена с высших постов. Они рассчитывали, что им удастся получить поддержку большинства членов ЦК, которые проголосуют за предложенные ими резолюции. О своих планах оппозиция известила и советское, и китайское посольства. Теоретически, при хорошей подготовке и некотором везении, план этот мог бы сработать — ведь примерно в то же самое время по схожему сценарию было сменено руководство в некоторых социалистических странах. Однако в Корее все пошло не так.

Попытка добиться отстранения Ким Ир Сена была предпринята на пленуме ЦК ТПК, который состоялся 30–31 августа 1956 года. Попытка эта окончилась неудачей. Ким Ир Сен знал о готовящемся выступлении и, активно используя «административный ресурс», заранее добился лояльности большинства членов ЦК. Поэтому выступление оппозиционной группы, состоявшей из десятка высокопоставленных партийных работников с советским и китайским прошлым, было легко пресечено, а сторонники оппозиции были сняты с официальных постов и в некоторых случаях исключены из партии. Впрочем, нескольким деятелям оппозиции из «яньаньской фракции» удалось бежать в Китай, где у них были очень хорошие связи. Они пожаловались на происходящее самому Мао Цзэдуну, который относился к Ким Ир Сену весьма холодно. Китайский руководитель, как он сам не раз говорил советским дипломатам, не мог простить Ким Ир Сену непродуманного решения о начале Корейской войны.

С другой стороны, корейская оппозиция и фактически ставший ее представителем в Москве посол КНДР в СССР Ли Сан-чжо вышли на советское руководство с предложением об отправке в КНДР для наведения там порядка совместной советско-китайской делегации. Подразумевалось, что эта делегация заставит северокорейское руководство реабилитировать оппозиционеров и пересмотреть свою политику в свете нового курса Москвы.i в тот момент Пекин его поддерживал

Предложение было принято, и делегация была отправлена в Пхеньян в сентябре 1956 года. С
советской стороны ее возглавлял А.И. Микоян, курировавший отношения с социалистическими странами, а с китайской — Пэн Дэхуай, в прошлом командующий «китайскими народными добровольцами» в Корее. Формально Ким Ир Сен не мог противиться требованиям двух соседних великих держав, одна из которых была его главным спонсором, а другая держала на территории Северной Кореи воинский контингент, который тогда по численности превосходил всю северокорейскую армию. Однако делегации не удалось решить поставленную перед ней задачу: умело затягивая время, Ким Ир Сен смог уйти из-под удара. На новом пленуме ЦК, который был созван в сентябре 1956 года и проходил при участии советской и китайской делегации, Ким Ир Сен выступил с самокритикой и заявил о реабилитации участников августовского выступления. Впрочем, это заявление носило чисто ритуальный характер — эти люди так и не вернулись на свои посты. На протяжении следующего года Ким Ир Сен старался тянуть время и не осуществлять те решения, о согласии с которыми он заявил под китайским и советским давлением.

Ким Ир Сену и его сторонникам немало помогло ухудшение отношений между Советским
Союзом и Китаем, которое стало заметно уже в 1957 году. В результате китайское руководство (лично Мао Цзэдун и Пэн Дэхуай) принесли Ким Ир Сену свои извинения за приезд делегации в сентябре 1956 года. Как — отчасти справедливо — заметил Мао Цзэдун, это решение являлось примером вмешательства во внутренние дела КНДР. Понятно, что это покаяние Великого Кормчего было вызвано практическими соображениями: отношения Китая с Москвой быстро ухудшались, и Пекину было важно перетянуть на свою сторону КНДР — или, по крайней мере, не допустить того, чтобы КНДР в начинающемся конфликте встала на сторону Москвы.

Тем временем Ким Ир Сен начал принимать меры, направленные на снижение советского
влияния — в том числе и такого, которое сейчас назвали бы «мягкой силой». С конца 1950-х годов началось быстрое ухудшение отношений между СССР и КНДР. Северокорейская сторона стала активно ограничивать контакты с СССР — и частные, и служебные, и научные, ведь в новых условиях СССР стал не учителем, а источником опасной идеологической заразы. На два десятилетия практически прекратилась отправка северокорейских студентов в СССР и страны Восточной Европы. Этому немало способствовало несколько инцидентов, в ходе которых северокорейские студенты в СССР и в странах Восточной Европы становились невозвращенцами и, как правило, получали убежище в тех социалистических странах, в которых они находились.

В начале 1960-х годов северокорейская почта прекратила доставлять адресатам письма из Советского Союза, равно как и отправлять в Советский Союз письма, написанные гражданами КНДР (из этого правила, впрочем, было несколько исключений). Женщины из СССР и других социалистических стран, которые ранее вступили в брак с северокорейцами, в начале и середине 1960-х годов были вынуждены с ними расстаться не по своей воле. Разводов с иностранными женами в обязательном порядке стало требовать от северокорейцев их начальство. После развода женщин и детей высылали за границу, и на протяжении нескольких десятилетий они не имели никакой возможности связаться со своими мужьями и отцами. С конца 1950-х годов началась кампания, направленная на вытеснение из КНДР чиновников китайского и советского происхождения. Часть из них была репрессирована, отправлена в тюрьмы и даже расстреляна. Однако данные меры насилия скорее были призваны оказать психологическое давление на «нежелательные элементы». Подразумевалось, что партийные работники, некогда прибывшие в Северную Корею из Китая или СССР, поняв, что в создавшейся ситуации оставаться в Корее для них становится рискованно, покинут страну добровольно. В большинстве случаев эти расчеты сработали, так что заметные сторонники и «яньаньской» и, особенно, «советской» группировки в массе своей выехали из КНДР в 1958–1962 годах.

Вся эта политика не должна вызывать удивления, если помнить, что с самого начала своей политической биографии Ким Ир Сен был не столько коммунистом, сколько националистом. Советское руководство во многом старалось использовать его в качестве орудия для достижения собственных геополитических целей, но этот процесс никак не был улицей с односторонним движением: Ким Ир Сен тоже старался использовать советское руководство в своих целях. Похоже, в этом своеобразном состязании в итоге одержал победу именно Ким Ир Сен. У Ким Ир Сена была ясная цель. Многие люди в его окружении, да и в северокорейском обществе, разделяли ее: создание максимально независимого корейского государства. И это государство должно было быть организовано в соответствии с теми образцами, которые и Ким Ир Сен, и значительная часть населения страны тогда считали притягательными.

Продолжение следует