КАЗАХСКАЯ СТЕПЬ: ОТ ИМПЕРИИ ДО УТОПИИ

В 1928 году глава казахской партийной организации Филипп Голощекин организовал кампанию против казахских баев, которая получила название "дебаизация". 27 августа 1928 года ЦИК КАССР принял указ о конфискации имущества и выселении баев в Казахстане. Для этого была создана специальная комиссия, которая должна была рассматривать дела тех людей, кого объявили баями. За этой кампанией стояло типичное для большевиков желание расколоть традиционную общину по классовому признаку, что они уже проделали с русской общиной в Туркестане в 1920–1921 годах.

Мы помним, что в русской деревне кулак существовал главным образом в воображении большевиков. На всю бывшую империю их было несколько долей процента. Баев было немногим больше. 80% казахских дворов владели до 10 голов скота в пересчете на один двор, 17% – от 10 до 35 голов, и только 3% обладали от 35 и более 200 голов скота. Но эти 3% баев с большей натяжкой походили на карикатурных эксплуататоров из марксистских агиток.

Любое родоплеменное общество опирается в первую очередь на семейно-родственные связи. Собственно, в основе родоплеменных отношений находятся отношения семейные. С учетом патриархальности казахского общества это приводило к тому, что отношения внутри общины основывались на патронаже старших и более зажиточных членов общины над младшими и более уязвимыми. Так как главной формой организации казахского родоплеменного общества с конца 19 века до начала 1930-х годов были небольшие общины (напомню, что здесь не было крупных племен), то, по сути, такая община представляла собой большую семью.

Соответственно, внутри компактной родоплеменной общины и даже на несколько более высоком уровне все были друг другу родственниками. Это обеспечивало необходимую сплоченность, в том числе в распределении ресурсов. Важным фактором была и работа на более зажиточных родственников. Кроме того, родственники обеспечивали кредит, который часто становился безвозвратным. В критической ситуации богатые казахи оказывали помощь своим более бедным родственникам. Например, в 1924 году Акмолинский уездный исполком "по национальному обычаю" прикрепил 25 тыс. голодающих "к баям для прокормления".iАманжолова Д.А. Советский проект в Казахстане. Власть и этничность. 1920

В целом такие отношения были основаны вовсе не на альтруизме, а на вполне прагматических соображениях. Оказание помощи на регулярной основе широкому кругу родственников укрепляло внутрисемейные связи. В то же время оно формировало вокруг зажиточных казахов сеть лояльных им клиентов. Наличие такой сети, а также ее масштаб повышали статус того или иного бая, как в отношениях с государством, так и в ситуации конкуренции с другими родо-племенными общинами. В частности, последнее было важно при распределении пастбищ и защите скота, который являлся основой богатства и влияния.

Авторитет бая определялся числом его клиентелы. К примеру, в случае местных выборов, как это было на уровне волостей при Российской империи или в ранние годы существования СССР, клиентела обеспечивала баю электоральную поддержку. В случае конкуренции с другими родами клиенты создавали силовую поддержку. И чем многочисленнее они были, тем сильнее был тот или иной род. Поэтому распределение ресурсов было важнейшей и самой необходимой функцией баев в структуре казахской общины. Его имущество фактически было имуществом всей общины. Бай выступал в качестве патриарха в большой семье.

Изабель Огайон писала, что "трансформация казахского общества подразумевала в первую очередь ликвидацию родственных связей как фундамента политической и социальной сплоченности этого народа. Согласно стратегии Компартии КАССР, родовая структура казахов выступала не менее значимым классовым врагом, поскольку она была связана с кочевым образом жизни, а вместе они составляли организованную и самодостаточную систему". iОгайон И. Седентеризация казахов СССР при Сталине. Коллективизация и социальные изменения (1928

В этой ситуации политика, направленная против баев, по сути, была кампанией против старших членов семьи. Государству было необходимо расколоть солидарность общины и для этого изъять из ее состава наиболее авторитетных ее членов. В таком случае бывшие клиенты баев оказались бы крайне уязвимы и в экономическом, и в социальном плане. Тогда государство могло установить с ними прямые связи и использовать их для создания новых социальных отношений.

Власти КАССР проводили политику дебаизации почти исключительно руками местного казахского населения. Изабель Огайон писала, что "национальный состав этих временных комиссий также был не случаен… Во избежание любой антиказахской интерпретации кампании конфискации состав уполномоченных был однородным по своему национальному составу. Эта политика, целью которой было вовлечение казахов в классовую борьбу в недрах собственного общества, стала тактическим маневром стратегии «нативации» аппарата на самых нижних его ступенях".iiОгайон И. Седентеризация казахов СССР при Сталине. Коллективизация и социальные изменения (1928

Сара Камерон указывала, что "в пределах своей стратегии, специально разработанной, чтобы разрушить прежние связи и посеять яростную рознь внутри аула, московские власти предоставили самим казахам принимать важнейшие решения, кого именно считать баем и сколько именно имущества у него забирать… В конечном счете благодаря программе конфискации более тысячи казахов вошли в состав чиновничества. И участие партии в казахской жизни стало куда более всеобъемлющим".iКамерон С. Голодная степь. Голод, насилие и создание советского Казахстана. М., 2020. С. 127.

Довольный Филипп Голощекин отчитывался в Москву: "Благодаря конфискации и через конфискацию нам удалось аул как единое – расщепить и со всей обнаженностью выявить те социально-экономические слои и группы, которые там были до этого времени значительно скрыты, завуалированы и обильно вследствие этого питавшие право-оппортунистический уклон в нашей организации".iНасильственная коллективизация и голод в Казахстане. Сб. мат. и док. Алматы, 1998. С. 39.

С осени 1928 года казахов стали призывать в армию. Это была часть политики государства по интеграции казахов в советское общество. Одновременно таким образом власти отказывались от принципа внешнего управления, который предполагал автономность существования традиционного казахского общества с сохранением неизменности его организационной структуры.

Стоит отметить, что служба в армии в целом была способом социализации населения из традиционных обществ. Это позволяло государству проникнуть внутрь их замкнутой социальной структуры. Демобилизованные солдаты могли служить основой для пополнения советской бюрократии. Это было справедливо и для выходцев из казахских кочевых общин, и для крестьян из русских сельских общин. Понятно, что государство не собиралось игнорировать такую возможность увеличения числа своих служащих. Кроме того, призыв в армию позволял удалить из казахского общества многих молодых людей, которые могли бы оказать сопротивление дебаизации.

В отношении казахского населения призыв в армию был установлен только тогда, когда государство укрепило свое влияние внутри КАССР. Очевидно, что совсем не случайно это произошло параллельно с началом кампании дебаизации, а также с административно-территориальной реформой в КАССР.

В сентябре 1928 года было принято решение о территориальной реформе. Вместо прежних губерний и областей, уездов и волостей было создано 13 округов (в их число входила Каракалпакская автономная область), которые состояли из 193 районов. Районы могли быть преимущественно русскими или преимущественно казахскими, но они уже представляли собой территориальные единицы, общие для двух основных групп населения.

До этого момента в КАССР было около 400 волостей, более мелких территориальных единиц. Они достались в наследство советской власти от времен Российской империи и в целом разделялись по национальному признаку. Естественно, что это не было общим правилом, все-таки была определенная степень взаимопроникновения казахского и русского населения. Например, в русских деревнях селились бедные казахи, которые работали в найме у местных крестьян. Казахи также селились в преимущественно русских городах. Но в целом казахские и русские волости в сельской местности существовали отдельно друг от друга.

После территориальной реформы 1928 года появились новые округа, в которых могли быть и казахские, и русские поселения. Конечно, совместить их в одной территориальной единице было весьма непросто. В первую очередь в связи с разным хозяйственным укладом. Казахи в своем большинстве вели кочевой или полукочевой образ жизни, в то время как русские занимались земледелием. В вопросах хозяйственной деятельности они были скорее антагонистами, хотя взаимодействие имело место, но было ограниченным.

Так что казахское и русское население в КАССР по принципам социальной организации и доминирующего хозяйственного уклада были слабо связаны друг с другом. К тому же между ними существовал языковой барьер. Тем не менее административная реформа обозначила приоритеты государственной политики. Власти в целом стремились к большей однородности общества, как русских, так и казахских общин, главным образом с целью повышения уровня управляемости ими.

Все эти события разворачивались на фоне серьезного кризиса в экономике, вызванного увеличением денежных вливаний, инфляцией и отказом крестьян от поставок зерна за предлагаемые ему закупочные цены. В результате городское население столкнулось с кризисом снабжения, государство не смогло выполнить экспортные поставки зерна в намеченных объемах, что создавало трудности в реализации планов по индустриализации. К январю 1927 года было заготовлено 428 млн пудов, к январю 1928 года 300 млн пудов. Возникла серьезная угроза для снабжения городов и армии хлебом.

Неслучайно, что в обстановке нарастающего продовольственного кризиса государство планирует наращивать земледельческое производство в КАССР. В том же августе 1928 года, когда в КАССР начала работать комиссия по дебаизации, в Москве было принято решение о создании 125 крупных зерновых совхозов, более половины которых было запланировано учредить на территории Казахстана. Государство таким образом открыто нацелилось на земли, занятые кочевниками и полукочевниками.

Характерно, что в 1927 году столица КАССР была перенесена в Алма-Ату, являвшуюся историческим центром главной земледельческой области Туркестана Семиречья. Правительство переедет туда в 1928 году. В это время Семиречье рассматривалось в качестве важного сельскохозяйственного района, производящего продовольственное зерно для Средней Азии. Это был явный политический акцент. Перенос столицы из Кзыл-Орды в Алма-Ату означал изменение среды, в которой находилась столица. Кзыл-Орда была расположена в центре огромного кочевого региона, здесь находились зимние пастбища для многих кочевий с севера Казахской АССР. Казахские кочевники населяли степные районы одновременно и с севера, и с юга от Кзыл-Орды. Соответственно, город окружало по преимуществу казахское население. В ситуации, когда в 1928 году власти КАССР собирались проводить в отношении казахского населения политику дебаизации, положение столицы в кочевом регионе с выходом на юг в Среднюю Азию, выглядело уязвимым. Тем более что в Средней Азии в это время периодически активизировались местные повстанцы. Многие из них действовали против СССР из-за границы, из Ирана и Афганистана. К примеру, в Туркменистане это был Джунаид-хан, а в Узбекистане Ибрагим-бек Локай. Характерно, что они опирались на кочевые племена – Джунаид-хан на йомудов, а Ибрагим-бек на локайцев.

В этом смысле Семиречье было более безопасным. На границе с Китаем находились войска и пограничники. В самом регионе проживало многонациональное население. Дмитрий Верхотуров писал в связи с переездом правительства в Алма-Ату, что "суть переноса состояла в том, чтобы оторвать центральный управленческий аппарат от казахской кочевой массы".iВерхотуров Д.Н. Ашаршылык: Великий голод в Казахстане 1932-1933 гг. М., 2013. С. 136. По сути, речь шла об изменении окружающей среды для столицы КАССР. Если в Оренбурге столица находилась исключительно в русском окружении, а в Кзыл-Орде полностью в казахском, что тогда совпадало с политикой коренизации, то в Алма-Ате она оказалась в многонациональной среде. Помимо казахов и русских здесь проживали еще выходцы из Восточного Туркестана, которых после 1923 года стали называть уйгурами.

В 1929 году в СССР была введена карточная система в снабжении продовольствием. Руководство партии, которое поставило перед страной совершенно нереалистичные задачи, вместо того чтобы сдать назад, решило усилить концентрацию всех ресурсов в стране. НЭП был похоронен, власть перешла к директивному планированию в экономике. Еще на XV съезде ВКП(б) в 1927 было принято решение о начале разработки пятилетних планов. Первый пятилетний план был одобрен на XVI конференции ВКП(б) в апреле 1929 года. При этом реализацию этого плана начали отсчитывать с октября 1928 года.

Отказ от НЭПа и принятие пятилетнего плана стало первым шагом к плановой экономике, для организации которой потребовалась резкая централизация государства и мобилизация общества. Когда в конце 1927 – начале 1928 года в результате инфляционного кризиса стали нарастать проблемы хлебозаготовок и снабжения городов продовольствием, государство не снизило капиталовложения до уровня, совместимого с работой рыночных механизмов, а отключило сами эти механизмы. Страна вернулась к принудительному изъятию зерна.

Государство теперь намеревалось провести мобилизацию всех имеющихся в стране ресурсов ради целей ускоренной модернизации страны. Для этого был необходим аппарат прямого управления и одновременно принуждения, потому что речь шла об изъятии ресурсов там, где они еще находились в распоряжении их владельцев. В первую очередь это имело отношение к деревне, располагавшей землей и производимой на ней сельскохозяйственной продукцией. Но точно так же это напрямую касалось и казахов-кочевников, которые занимали значительные земли, давно волновавшие большевиков. Страна подошла к самому мрачному периоду своей истории.

Строительство Турксиба в 1927–1930 годах было одним из наиболее значительных проектов в раннем СССР. Турксиб должен был связать Сибирь со Средней Азией и обеспечить экономическое развитие территорий на всей его протяженности. Для КАССР это был самый крупный проект, реализованный в 1920-х годах. К тому же Турксиб должен был пройти через города восточной части КАССР – Семипалатинск, Алма-Ату (бывший Верный), Аулие-Ату и Чимкент, обеспечив им дополнительный импульс для развития.

В то же время Турксиб рассматривался в качестве средства, позволяющего создать казахский пролетариат. Было решено установить квоту в 50% для казахских рабочих. С учетом того, что для Турксиба требовалось нанять десятки тысяч человек, это должно было сразу привести к появлению новой социальной группы в казахском обществе.

Классовый подход в СССР продолжал играть определяющую роль. Из состава рабочего класса можно было затем набирать кадры для системы управления КАССР. Кроме того, привлечение казахов на стройку социализма позволяло несколько ослабить их связи с традиционным родоплеменным обществом. Таким образом, Турксиб выполнял важные задачи в рамках проекта по социальной инженерии.

Строительство Турксиба в должности заместителя председателя правительства РСФСР курировал Турар Рыскулов. Для казахских коммунистов такой проект был одним из мощнейших инструментов модернизации казахского общества.

Однако привлечение казахов на стройку столкнулось с рядом сложностей. Во-первых, руководство стройки не было заинтересовано в использовании неквалифицированного труда казахских рабочих. Их подготовка требовала организационных усилий, проще было нанять русских рабочих. Кроме того, кочевники не были привычны к тяжелому монотонному труду на земельных работах. Кочевое скотоводство предполагало большую степень индивидуальной свободы. Естественно, что для руководителей стройки большее значение имели производственные результаты, нежели проекты из области социальной инженерии.

Во-вторых, Турксиб начинали строить в тот момент, когда в СССР только начинался переход к плановой экономике. В условиях НЭПа в стране была весьма значительная безработица, и информация о начале масштабного строительства привлекла десятки тысяч кандидатов на рабочие места из европейской России. Местное русское население также стремилось устроиться на работу на эту стройку. Понятно, что информация о квоте для казахов не могла не вызвать у них неприятия. Это стало причиной массовых беспорядков русских рабочих в Семипалатинске в 1928 году, получивших название "бунт безработных". Власти подавили беспорядки, но принцип квоты для казахов выполнялся c большими трудностями.

Тем не менее, несмотря на все сложности, власти добились реализации своих планов, Турксиб сыграл свою роль в истории КАССР. Железная дорога обеспечивала создание рабочих мест, в том числе для казахского населения. К 1940 году на Турксибе было 79 инженеров казахов, 123 помощника инженера и 200 планировщиков. Причем это совпало по времени с разрушением традиционной системы организации казахского общества в процессе седентаризации. Гибель кочевой общины привела к тому, что власти теперь могли использовать казахов, как и другие народы СССР, для решения своих весьма масштабных экономических и социальных задач. К 1936 году казахи составляли 41% всех промышленных рабочих в КАССР. Естественно, что при сохранении кочевого образа жизни это было бы невозможно.

Турксиб неизбежно можно рассматривать только в контексте насильственной модернизации казахского общества. Слово "модернизация", которое связано с общественным прогрессом, обычно вызывает только положительные ассоциации. Но в случае с СССР насильственный характер модернизации и связанные с этим колоссальные жертвы оставляют двойственное впечатление.

Это дало основания Мэтту Пейну сделать следующий вывод: "В конечном счете опыт Турксиба наводит на мысль, что советская национальная политика действовала и как разрушитель, и как творец новой казахской нации".iПейн М. Кузница казахского пролетариата? Турксиб, нативизация и индустриализация в годы сталинского пятилетнего плана. // Государство наций: Империя и национальное строительство в эпоху Ленина и Сталина. М., 2011. С. 298. Естественно, что в современном казахском обществе отношение к советской модернизации не может не быть двойственным. Она сопровождалась гибелью прежнего казахского общества с его вековыми традициями. Эти традиции находились в основе казахской идентичности. Соответственно, фактически речь шла о насильственном создании новой идентичности под диктовку большевистской Москвы.

Парадокс в том, что эта новая идентичность формировалась в рамках советской национальной политики, которая следовала идеологии национально-государственного строительства. То есть гибель казахского родоплеменного общества произошла в границах обретенной казахами автономии и в этих же границах началось формирование новой идентичности уже на национальной основе. Вопреки всем усилиям большевиков прежнее традиционное племенное общество все же сохранило важное значение для новой нации.

Поэтому так сложно сегодня в независимом Казахстане сформулировать свое отношение к советской национальной политике. С одной стороны, прежнее общество – это несомненная ценность для современных казахов, это часть нашей исторической памяти. С другой стороны, оно оставалось архаичным, замкнутым, погруженным в себя. Уцелевшие в мире кочевые народы находятся на периферии, фактически заперты в резервациях, даже в тех странах, где они когда-то доминировали.

Очевидно, что подавляющее большинство казахов в 1920-х годах было против отказа от привычного образа жизни кочевников и полукочевников. Но точно так же понятно, что подавляющее большинство казахов сегодня не хотело бы, чтобы этот образ жизни вернулся. Самый сложный вопрос заключается в том, был ли вообще альтернативный вариант модернизации традиционного казахского общества. Об этом мы никогда не узнаем.

1. Акимбеков С.М. Казахи между революцией и голодом. Алматы. 2021.

2. Аманжолова Д.А. Алаш: Исторический смысл демократического выбора. Алматы. 2013.

3. Аманжолова Д.А. Советский проект в Казахстане: власть и этничность. 1920–1930-е гг. М., 2019.

4. Бутино М. Революция наоборот. Средняя Азия между падением царской империи и образованием СССР. М. 2007.

5. Красовицкая Т.Ю. Национальные элиты как социокультурный феномен советской государственности. октябрь 1917–1924. М. 2007.

6. Нурпеисов К. Алаш haм. Алаш-Орда. Алматы. 1995.

7. Рыскулов Т. Собрание соч. в 3 томах. Алматы. 1998.

8. Страда В. От национал-большевизма до империал-коммунизма. // Российская революция 1917 года и ее место в истории 20 века. Сб. ст. М. 2018.

9. Halid A. Central Asia. A new history from the imperial conquest to the present. Princeton. 2021.

10. Olcott M.B. The Kazakhs. Stanford. 1987.

11. Payne М. Stalin’s Railroad: Turksib and the building of Socialism. Pittsburg. 2001.

12. Pipes R. The formation of the Soviet Union. Communism and nationalism. 1913–1923. Harvard. 1964.

13. Tomas A. Nomads and soviet rule: Central Asia under Lenin and Stalin. Tauris, 2018.