МУСУЛЬМАНСКАЯ ЕВРОПА: ОПЫТ ВОЙНЫ И МИРА

Взгляните на карту Арабского халифата в 9 в. и вы поймете, что по сравнению с ним Западная Европа, цивилизационные достижения которой сейчас приняты как некий эталон, представляла собой в общем-то небольшую территорию с разрозненными политическими образованиями. Европа тогда еще не знала ни развитой системы управления, ни стабильной инфраструктуры знания и образования.

На фоне всех раннесредневековых монархов ярче всего выделяется фигура Карла Великого,1¹Карл ВеликийКороль франков, восстановивший Римскую империю на Западе (768–814 гг.). С его эпохой связывают так называемое Каролингское возрождение - первое в ряду возрождений античного наследия, которые периодически переживала средневековая Европа. который, как известно, умел читать, что уже отличало его от большинства, но так и не выучился как следует писать. Карл Великий провел так называемую "школьную реформу", имея целью возместить дефицит латинской культуры, причиной которого во многом была цезура, разрыв преемственности, произошедший при переходе от позднеантичного мира к раннесредневековому. "Реформа" Карла преследовала религиозную и административную цели и была скромна по своим задачам: нужно было обучить читать и писать клириков, подготовить людей, которые могли бы служить имперскими чиновниками.

В это же самое время в Багдаде к власти пришли Аббасиды,2²АббасидыДинастия правителей Арабского халифата (750-1258). которые придали новый импульс ученым занятиям, богословию и философии. Исламский мир с 8 в., когда им активно началось освоение культурного наследия, не знал задержек и перерывов в интеллектуальном развитии. Здесь довольно быстро сложилась система воспроизводства и развития знания. Существовали "начальные школы", в которых учили читать и толковать Коран и хадисы. К началу 9 в. появилось нечто вроде высшего образования, а к концу 11 в. в большей части крупных городов были основаны учебные заведения университетского типа. Преподавание при каирской мечети аль-Азхар ведется без перерыва более тысячи лет.

Уже в 8 в. возникли собственно арабские библиотеки, как дворцовые, так частные и публичные. Книжное собрание при дворе начало складываться при халифе ал-Мансуре (754—775), особенно пополнилось Харуном ар-Рашидом (786— 809). Ученые переводили и толковали тексты, получали заказы от халифов, отправлялись в научные и археографическиеiСобирание, описание и издание письменных памятников прошлого. экспедиции. В это время переводили столько, сколько, вероятно, не переводили ни в одной другой стране и ни в какую другую эпоху. Центрами интеллектуальной жизни стали учреждения, которые именовались "домами мудрости" или "домами науки" и располагались в Багдаде, Басре, Мосуле, Дамаске, Иерусалиме, Триполи, Каире и т.д. Они содержались за счет казны, средств частных лиц или мусульманской общины. В "Домах мудрости" ученые получали жилье, денежное содержание, письменные принадлежности и богатые книжные коллекции.

Средневековая исламская цивилизация ставила интеллектуальные занятия весьма высоко. Эта была открытая культура как по своему содержанию, так и по отношению к собственным творцам. Переводчиками и учеными были не только мусульмане. Например, христиане Хунаин (ум. 877 г.), Исхак (ум. 910 г.), Яхья ибн Ади (ум. 974 г.) получали заказы от халифов и переводили и толковали научные труды античных авторов.

В халифате перерабатывались тексты из шести известных тогда традиций: еврейской, сирийской, персидской, индийской, латинской и греческой. Разыскивать книги отправлялись в Иран, Индию и Константинополь. Никакого жесткого ограничения в отборе литературы, которую следовало переложить на арабский язык, освоить, осмыслить и включить в багаж собственной культуры, не было. Переводили почти все, что угодно: великие труды греческих ученых и философов, а среди них прежде всего Аристотеля и Платона, труды по медицине, алхимии, астрологии, магии. За сравнительно недолгое время были переложены на арабский язык труды Гиппократа, Галена, Эвклида, Архимеда, Клавдия Птолемея и многих других. И это — краткий перечень только греческих авторов. После того, как тексты переводились и к ним составлялись комментарии, на их основе ученые создавали свои тексты, обновляя и продлевая жизнь этого "наследия человечества", совершая движение мысли, изобретая новое.

Аккумулятивная способность исламской культуры на начальном этапе ее становления и развития представляет собой одну из самых впечатляющих загадок истории человеческого гения. Исключительно благодаря этой способности европейцы получили возможность познакомиться со многими античными текстами, которые ими самими были утеряны и позабыты в раннем средневековье. Западной Европе потребовалось несколько столетий, чтобы осознать ценность накопленного мусульманскими учеными опыта.

В 12 веке в интеллектуальной жизни Запада происходит примечательное и знаменитое противостояние Бернарда Клервоского и Петра Абеляра, которое обычно считается важной вехой в истории западной философии и культуры. Так оно, безусловно, и было, если учесть, что в этом споре сошлись традиционные "монастырские" взгляды Бернарда и взгляды "логика" Петра, который, толкуя вопросы вероисповедания и Священное Писание, опирался на диалектику и логику Аристотеля.3³Спор Петра Абеляра и Бернарда КлервоскогоСмысл спора касался вопроса о том, как соотнести между собой веру в Бога и разум. Абеляр считал, что именно с помощью разума человек может понять и укрепить веру в Бога. Бернард осуждал Абеляра и отстаивал тезис "Верую, чтобы понять", то есть настаивал на постижении Бога через откровение и чувства. Сегодня мы бы сказали, что это спор теологического и научного знания. Однако, если определять масштаб этого интеллектуального противостояния не в рамках одного только Латинского Запада, а в контексте мирового, то есть для той эпохи средиземноморского, мира знания, то обнаружится, что база Абеляра была весьма скромной. Он мог прочитать только небольшой отрывок из Аристотеля, короткий трактат Порфирия об универсалиях и труды Боэция. Петр Абеляр скончался в 1142 году, осужденный церковью как еретик.

Великому будущему властителю дум того времени Ибн Рушду, в латинизированной традиции — Аверроэсу, было тогда 16 лет. Ему предстояло создать творения, которые стали на несколько столетий главным ферментом западной философской рефлексии. Однако Ибн Рушд творил не в пустоте и не восстанавливал забытую мудрость как его северные коллеги. Он имел возможность двигаться вперед, совершить мощный рывок именно потому, что у него была прочная опора.

Назовем только три имени из его великих предшественников. В 10 в. аль-Фараби, прозванный "вторым учителем" (после Аристотеля), написал свои многочисленные труды, среди которых были комментарии к Аристотелю и Платону, работы по логике и философии. В конце 10—11 вв. Ибн Сина, в латинском мире Авиценна, создал философскую энциклопедию и два медицинских произведения: Книгу исцеления и Канон медицины, соединив медицину и философию с опорой на логику Аристотеля и неоплатонизм. Ибн Сина понимал медицину как интеллектуальную дисциплину. Спустя еще сто лет творил богослов аль-Газали, создавший, среди прочего, два тома энциклопедического по своей сути разбора философии. Творчество аль-Фараби, Ибн Сины и аль-Газали признаны частью наследия человечества. И это — только самый яркие звезды на небосводе средневековой мусульманской мысли, более или менее известные современному читателю.

Средневековым европейцам в этом смысле было сложнее. Помимо конфессиональных препятствий, ставивших под сомнение целесообразность осваивать достижения неверных, латиняне не могли получить новейшую информацию даже из книг, поскольку те не достигали Запада и были написаны по-арабски. Разумеется, у бедняг не было ни гугла, ни википедии. Единственное, что могло спасти информационную ситуацию, — переводы. Но где взять переводчиков? Общеевропейским центром переводов с арабского стала уже в 12 в. Испания, самым известным центром к 13 в. был Толедо.

Именно в Толедо был переведен Авиценна, текст которого стал первым арабским философским произведением, достигшим латинян и оказавшим определяющее влияние на европейскую мысль. Переводили в то время поэтапно: из-за отношения к языку как сакральному инструменту нельзя было перевести сразу, "прямо", с арабского языка на латинский. Так что сначала иудей Ибн Дауд (возможно, в какой-то момент принял христианство), знавший арабский, переложил текст перса Авиценны на старокастильский язык. Затем христианин Доминик Гундисальви и его помощники перевели Авиценну со старокастильского на латынь, язык учености. Невозможно переоценить этот труд, потребовавший совместных усилий ученых разных вероисповеданий.

Авиценна, хорошо знавший тексты Аристотеля и Платона, стал первым источником актуальной, самой передовой тогда, философской мысли для Запада, который даже еще не открыл для себя во всей полноте переводы Аристотеля. После этого влияние мусульманской мысли в Европе становится бесспорным и обретает важнейшие культурообразующие черты: Авиценна приобщил Запад к разуму в его мирском понимании, то есть к науке, и снабдил рациональностью, которая впервые была применена к монотеистической религии.

Очарование мусульманской учености в 13 в. было особенно ярко как раз в Испании и Южной Италии, где христиане и мусульмане соседствовали. Здесь во плоти существовали носители мусульманской культуры и знаний, черпавшие из первоисточников, нередко обучавшиеся у знаменитых учителей на Востоке. Единый исламский мир в этом смысле был универсальным, объединяя ученых из Бухары, Дамаска, Каира и Кордовы. Просвещенные христианские монархи, такие как Штауфены Фридрих II и Манфред, Альфонсо X, были убеждены в превосходстве мусульманского знания и сами много занимались науками и приглашали к себе переводчиков со всех концов Европы, которые нередко успевали поучиться на Востоке или в аль-Андалусе. Монархи заказывали им работы по астрономии, метеорологии, математике, истории и т.д. В течение полутора столетий были переведены сотни арабоязычных работ в самых разных областях знания. Тогда же в южной Европе стали собираться первые представительные королевские библиотеки, книги для которых разыскивались и покупались по всему просвещенному миру. По сравнению с мусульманскими книжными коллекциями они, конечно, были весьма скромными, но по латинским меркам представляли собой нечто удивительное и достойное восхищения. Из южной Европы "мода" на мусульманский интеллектуализм быстро достигла Парижского университета, который с середины 13 в. стал ведущим университетом Запада в области богословия и философии. Парижские университетские штудии 13—14 вв. являют картину беспрекословного торжества "арабской" модели.

Современные ученые считают, что не было создано ни одного теологического трактата или философского комментария, которые бы не разворачивались в интеллектуальном пространстве, заданном "арабской" интерпретацией Аристотеля. Притом из-за связанности в то время всякого научного знания с этими двумя областями человеческой мысли европейские ученые обращались к аль-Фараби или Авиценне всякий раз, когда рисовали общую картину наук, определяли объект и его отношения, и когда занимались сугубо научным поиском в области физики, алхимии, астрологии, оптики и т.д. Методы познания тоже заимствовались у мусульман. В качестве примера хорошо привести оптику. Средневековые авторы – Витело (около 1250—1275), Роджер Бэкон (около 1214—1292), Дитрих Фрейбергский или Джон Пеккам (около 1230—1292) – пользовались "перспективой" Альгазена, то есть Ибн аль-Хайсама (965—1039), известного математика, механика и астронома, который критически переработал античное наследие (Гален, Платон и Евклид), опирался на собственные опытное знание и математические расчеты и творил за 200 лет до них. Латинская оптика была бы невозможна без арабской.

Великий Раймунд Луллий (1235—1315), родившийся на Майорке, знаток Писания и самобытный философ, поэт, придворный, странник и неутомимый миссионер, свободно владел арабским, писал на латинском и старокаталанском, изучал, кроме обычных предметов, медицину и суфизм. Раймунд бывал в Париже и читал там лекции. По его убеждению, университет того времени был засильем аверроистов, которые весьма поверхностно знали Аристотеля и вольно трактовали самого Аверроэса, но их способ мыслить определялся этими двумя авторитетами.

Ибн Рушд родился в Кордове (1126—1198) в семье юристов. Он получил замечательное образование и, как сообщают его биографы, постигал не только науки права и богословия, что было обыкновенно, но и медицину и греческую античную философию. В 1153 г. он находился в Марракеше, где был представлен халифу Абу Йакубу Йусуфу. Легенда рассказывает о том, как Ибн Рушд поначалу не осмеливался признаться в своих глубоких познаниях в области греческой философии, но после того, как тот сам свободно заговорил о Платоне и Аристотеле, Ибн Рушд решился высказаться и произвел очень благоприятное впечатление на правителя.

Важно отметить, что Ибн Рушд, чья слава философа затмила в глазах потомков все прочее, был еще и выдающимся законоведом того времени. В 1169 году он стал судьей в Севилье, а двумя годами позже вернулся в Кордову на пост кади. Собственно, особенностью Ибн Рушда и был подход к философским штудиям и сюжетам с точки зрения правоведа. Обладая фундаментальной юридической подготовкой, он изучал различные религиозно-правоведческие школы, их основания и внутреннюю логику. Ибн Рушду было свойственно самостоятельное и глубокое осмысление как философских, так и доктринальных правоведческих сюжетов, с опорой на ученую эрудицию и огромный опыт судебной и политической практики.

Ибн Рушд более всего известен в Европе как комментатор Аристотеля. Примечательно, что собственных сочинений его сохранилось не так много, по большей части они известны в переводах на иврит и латынь. До Ибн Рушда в мусульманской философской мысли восприятие Аристотеля больше базировалось на неоплатонической традиции. Одной из величайших заслуг Ибн Рушда было открытие подлинного Аристотеля и передача его идей Европе.

В одном из своих трактатов по философии и теологии "Согласие между верой и философией" Ибн Рушд высказал убежденность в истинности как философского знания, так и богооткровенного писания, настаивал на необходимости активной жизненной позиции философа, способного объяснять положения веры и тем помогать людям. Кордовец был уверен в высокой роли ниспосланной Богом религии в обществе и в системе государственного устройства, он считал ее предпочтительной (при философском осмыслении) по сравнению с религией чистого разума. Концепция гармоничного сосуществования философии и веры нашла последовательное отражение и в полемическом трактате, написанном им в ответ на труд аль-Газали "Опровержение философии", названном "Опровержение опровержения".

Ибн Рушд оставил, кроме того, сочинения по медицине, математике, астрономии, этике и политике. В 13 в. благодаря переводам на иврит и латынь, осуществленным в Испании, его идеи были восприняты европейскими схоластами и затем оказали большое влияние на всю схоластическую традицию латинян.4⁴СхоластикаВедущее направление западной средневековой мысли, сформировавшееся в 12-13 вв. Схоласты (от греч. "школа") не отрицали веры в божественное Откровение и мистический путь познания Истины, но были убеждены, что мир и Бога можно объяснить, опираясь на инструментарий формальной логики. Характерный для схоластики культ рационального доказательства несомненно способствовал формированию научного мышления на Западе. И Альберт Великий, и Фома АквинскийiЕвропейские философы и богословы 13 в., одни из основоположников схоластики. много заимствовали из сочинений Аверроэса, хотя и знакомились с его идеями и методами через труд не менее знаменитого мудреца испано-иудея Моисея Маймонида.

Средневековые мусульманские ученые благодаря их внимательному отношению к рукописям, переводческой деятельности и комментированию, их стремлению познавать сотворенный Богом мир во всем его многообразии, в том числе и с сугубо практическими целями – например, в медицине, картографии или химии – не только сохранили накопленное в Античности знание, не только совершили множество открытий, но и создали новые направления в науке и поставили на принципиально новый уровень научные методы познания.

Чтобы наглядно продемонстрировать, насколько европейская наука обязана своей основой мусульманам, достаточно сказать, что до 13 в. в Европе предпочитали пользоваться римскими цифрами, хотя о существовании арабского счета, конечно, было известно. Только после публикации "Книги абака" Фибоначчи (1202), который учился математике в Северной Африке, на Западе постепенно перешли к арабской системе счисления, которую еще иногда называют индо-арабской, поскольку персы и арабы сами заимствовали ее из Индии. Вместе с цифрами в языки европейцев вошли новые, арабские по своему происхождению, слова: французское chiffre, немецкое ziffer, английское cipher, а кроме того, французское и английское zero произошли от арабского слова "пустой" — "сыфр". "Сыфр" именовал знак, который использовался для того, чтобы показать, что определенная позиция в разряде (единицы, десятки, сотни и т. д.) не заполнена. Поначалу многие не использовали десятый знак, он казался избыточным, и просто оставляли позицию нуля пустой. Слово, обозначавшее отсутствие цифры, но заданность разряда, нуль – сыфр, стало использоваться в собирательном смысле. Стоит ли уточнять, что с римской системой счета у Тьюринга не было ни единого шанса?5⁵Алан Тьюринг (1912–1954 гг.) — английский математик, логик и криптограф. Своими исследованиями внес значительный вклад в разработку первых компьютеров. Создал систему взлома немецкого шифратора "Энигма" в годы Второй Мировой войны. Этой истории посвящен художественный фильм "Игра в имитацию" с Бенедиктом Камбербетчем в роли Тьюринга.

К 15 в. Запад преодолел последствия культурного и интеллектуального разрыва раннего Средневековья, что выразилось, прежде всего, в развитой инфраструктуре воспроизводства знания — городских школах, университетах, библиотеках, в том числе частных, в увеличении количества грамотной и читающей публики. Европа стояла на пороге великих открытий, готовая изменить мир, и остро нуждалась в строго выверенной картине мира. Не удивительно, что именно в это время на Западе создаются знаменитые шедевры картографии, представляющие собой настоящие произведения искусства. Впрочем, главное их назначение — описание мира — все же принадлежит науке. И здесь вновь оказывается бесценным опыт, наработанный мусульманами.

Географы и астрономы, переводчики, картографы, мореходы и лоцманы из мусульман создали к концу Средневековья огромный корпус научных текстов, локальных и мировых карт, практических руководств. Начали они в 9 в., как и всегда, с освоения античного наследия — и в первую очередь c переводов трудов александрийского астронома и географа 2 в. н.э. Клавдия Птолемея в области астрономии и географии. "Географическое руководство" Птолемея сохранилось в Европе в греческих списках, но было открыто только в 13 в. византийцем Максимом Планудо. В латинский ученый мир "Географическое руководство" попало еще позже, и предложенные им координатные принципы долго не применялись латинскими картографами, которые заинтересовались сочинениями александрийца в том числе благодаря арабам. Первые латинские переводы трудов Птолемея были сделаны в конце 12 в. именно с арабоязычных текстов, но это был его знаменитый труд по астрономии, получивший в латинской традиции название "Альмагест". Астрономия и связанные с нею математические расчеты, применявшиеся в мореходстве, конечно, были принципиально важны, но представления о географии все же определяли мало. Первые карты мира на предложенных Птолемеем координатных принципах были созданы европейцами только в 15 в.

Заметим, что речь идет о способности культуры описать пространство, в котором она существует, и определить его границы, части, соотношение и дистанции между важнейшими точками этого пространства. Конечно, карты мира совсем не были похожи на локальные карты или портуланы – то есть карты, использовавшиеся в мореходной практике. На них наносилась береговая линия с подробным описанием портов, пригодных для стоянки кораблей, бухт, устьев рек, мысов и заливов, а вот сведений о внутренних территориях на портуланах было минимум. Карты мира нужны были не для мореходства, морской торговли или морского военного дела. Они отражали знания о вселенной, о своем месте в этой вселенной, уложенные на плоскость и выраженные в пространственном и визуальном формате. Это важно подчеркнуть, поскольку многие географические "карты" с древности существовали в текстовом виде. Вместе с накопленными знаниями о мире карты мира воплощали амбиции европейцев и формировали их представления о возможном.

Не случайно одной из самых известных средневековых карт мира, учитывавшей практический опыт мореходов и путешественников и, наконец, использовавшей птолемеевские долготы и широты, была карта мира, составленная в середине 15 в. Фра Мауро, венецианцем. Фра Мауро работал по заказу короля Португалии Афонсу V и опирался на сообщения современников, сочинения европейских путешественников Марко Поло6⁶Марко Поло(1254-1324) - венецианский купец и путешественник, автор знаменитой, весьма познавательной "Книги о разнообразии мира", в которой он рассказывает о своем путешествии через всю Азию в Китай. Книга способствовала формированию моды на путешествия и немало повлияла на Христофора Колумба и других мореплавателей. и Никколо Конти,7⁷Никколо Конти(ум. 1469) - венецианский купец и путешественник, проведший четверть века в странствиях по Востоку. Его воспоминания записал в 1444 г. Поджо Браччолини под названием "Четыре книги об изменчивости судьбы". но, кроме того, картограф хорошо знал переводы географических трактатов с арабского и карту, созданную мусульманским картографом аль-Идриси в 12 в. по заказу правителя Сицилии Рожера II. Здесь принципиально важную роль играло то, что Венеция в 15 в. была могущественной морской державой на Средиземноморье, а Португалия открывала новые земли уже за пределами Средиземноморья и претендовала на роль сверхдержавы, обладавшей огромными африканскими колониями и рвавшейся к богатым рынкам Индии.

Знание, сохраненное и преумноженное мусульманами, осваивалось европейцами в 12—16 вв. Сначала в Толедо, Неаполе, Париже больше переводили и интерпретировали арабоязычное наследие, создававшееся персами, сирийцами, арабами, испано-мусульманами. Позже начали творчески переосмыслять и создавать на этой базе нечто новое. Мусульманская мудрость на протяжении всего Средневековья, то есть в том возрасте западной европейской цивилизации, когда происходило ее становление и осознание себя, была сказочной сокровищницей знания, источником вдохновения и зеркалом для ученых латинян.