Тридцать с небольшим лет назад, когда распадался Советский Союз, мама рассказала мне про свою родословную — дескать, какая-то линия ее предков, вполне возможно, вышла из коми-пермяков. Это небольшой народ финно-угорских кровей, живущий на Урале, не путать с коми-зырянами, у которых в России есть собственная административная единица — республика Коми. В то время был моден всяческий сепаратизм, никаких более перспективных корней найти не удавалось, и мысль отделиться от всего человечества на базе коми-пермяцкой идентичности какое-то время представлялась мне интересной. Я даже читал что-то про мифологию пермяков — но то ли она была недостаточно изучена, то ли слабо развита, но ничего вдохновляющего я там не обнаружил, а потом появились более интересные дела. За прошедшее с тех пор время я узнал про себя, что я цисгендерный белый мужчина, представитель образованного среднего класса, носитель имперского сознания, иксер, а где-то даже и бумер, креакл (было такое пародийное слово, обозначающее людей из креативных индустрий), либерал, хипстер, агностик и бог знает что еще. Я и подумать не мог, что во мне умещаются все эти люди, но со стороны виднее. Может быть, настало время вспомнить о своих коми-пермяцких истоках, чем это хуже всего остального.

По мысли американского политолога Фрэнсиса Фукуямы, моя история не уникальна — практически все люди на свете за эти тридцать лет узнали про свою идентичность что-то такое, о чем они раньше не подозревали. И это в чём-то оказалось важнее, чем демократические права и свободы, разделение властей и рыночная экономика — базовые принципы, на которых строится западная цивилизация и которые к моменту распада СССР готов был принять более-менее весь мир. Пик славы Фукуямы пришелся как раз на это время, когда советские республики объявляли о своей независимости, страны Восточной Европы отказывались от социализма, а мы с мамой обсуждали коми-пермяков. В 1989 году Фукуяма опубликовал статью под названием «Конец истории?»: по мысли Ф.Ф., окончание холодной войны и все сопутствующие этому процессы ставят «финальную точку в идеологической эволюции человечества». На всей планете торжествует либеральная демократия западного типа, исчезают предпосылки для конфликтов и войн, демократия и рынок обеспечивают мирное процветание для всех, идут финальные титры. Оглядевшись по сторонам, нетрудно заметить, что ничего подобного не произошло. В книге «Идентичность», вышедшей в 2018-м, Фукуяма дает ответ на собственный несбывшийся прогноз — что могло пойти не так?

Как выяснилось, человечество устроено сложнее, чем виделось тогда в либеральной оптике. Людьми и государствами управляет не только разумное стремление к достатку и благосостоянию (зачем воевать, если можно дружно обогащаться), но и вполне иррациональные силы — гнев, страх, гордость. Помимо улучшения «уровня жизни», человеку (нации, государству, любой социальной общности) требуется признание, причем в том качестве, через которое человек или общность себя определяют : это и есть идентичность. Каждый из нас — не просто страница в паспорте с именем и фамилией, мы принадлежим своей стране, нации, расе, религии, гендерной роли, складываем свое внутреннее «я» через набор этих принадлежностей, наше достоинство зависит от того, насколько мы получаем признание именно в этом, базовом для нас комплекте идентичностей. Гордость за собственную страну (религию, нацию, расу и т д) — страшная сила, заставляющая забывать о материальных трудностях и бытовых неурядицах, ещё

сильнее действует ощущение, что твою страну или религию оскорбили и ущемили. Именно гнев и гордость, испытываемые по поводу своих идентичностей, заставляют людей воевать, протестовать, приводить к власти и свергать диктаторов; по состоянию на сегодня это самая мощная историческая сила — и наиболее серьезная угроза для либеральной демократии, которая всё же дорога Фукуяме. «Общечеловеческое» не складывается из этих идентичностей, а наоборот, делится ими на несовместимые части. Вдобавок к тому, идентичности можно конструировать и пересобирать заново, а чувством коллективной обиды легко манипулировать — и эти политтехнологии оказываются по факту эффективнее, чем опора на олдскульные либерально-демократические ценности. Трамп, Эрдоган и Путин не дадут соврать.

Термин «identity politics» обычно подразумевает борьбу дискриминируемых меньшинств за свои права, проявления этой политики — феминизм, BLM, движение ЛГБТ — у всех на виду, а теория интерсекциональности учит тому, что каждая персона может быть дискриминируемой в разных качествах, в зависимости от набора присущих ей идентичностей: как женщина, афроамериканка, человек с ограниченными возможностями и т д. Но Фукуяма расширяет смысл термина и накладывает его на явления, далекие от ущемленных меньшинств. В каком-то смысле, афроамериканцы, которые жгут полицейские машины, и российская политическая элита, пытающаяся выпилиться из международных институций, движимы одной и та же страстью: обидой за то, что «нас» не приняли, не поняли, не признали равными. В историю о «восстании идентичностей» у Фукуямы укладываются более-менее все тренды последних 30 лет: от психотерапии, оберегающей уникальное «внутреннее я» от травматических внешних воздействий, до ИГИЛа, рекрутирующего адептов из числа второго поколения мигрантов, «не вписавшихся в рынок». Соцсети, где пользователи по любому поводу разбиваются на противостоящие друг другу лагеря, исторические обиды, подпитывающие рессентимент и мечты «вернуть всё назад», страх перед Чужим (мигрантом, геем) и т д, несущим угрозу «традиционным ценностям» — с каких только сторон не подбрасывают дрова в костры коллективных обид (и строящихся на их основе идентичностей). Этот процесс — не чья-то блажь или злой умысел, а побочный продукт объективного хода истории: мир после падения Берлинской стены, вместо того, чтобы остановиться в точке торжества либеральных идеалов, перешел в фазу броуновского движения. Экономические кризисы, массовая миграция, межнациональные конфликты: подхваченные потоком истории, люди теряют почву под ногами и стремятся прибиться к какой-нибудь устойчивой общности. А их, в свою очередь, склеивают гнев и гордость — общие представления о том, чем гордиться, кого ненавидеть и кто во всем виноват.

Что с этим делать? По Фукуяме, ощущать себя принадлежностью чего-то большего — естественная человеческая потребность, не менее сильная, чем стремление быть богатым и здоровым. Раз так, надо культивировать здоровые формы идентичности — например, национальную (в противовес этнической или религиозной). Золотая середина для Фукуямы — разумный гражданский национализм, он дает людям чувство безопасности, заставляет чиновников работать ради общего блага, расширяет круг доверия — и при этом не разжигает обид, направленных на угнетателей, неверных или просто соседей по планете. Раз уж людей объединяют чувства и страсти, пусть они будут хорошими (не поспоришь!) — такова, например, общая любовь к конституционнному правлению и равноправию. Интересно, что к похожим выводам приходит в недавней книге «Политические эмоции» коллега Фукуямы, американский политический философ Марта Нуссбаум — дескать, демократические институции мало признавать, их нужно любить, испытывать к ним страстную привязанность. Как пробудить это чувство, вопрос открытый, но интересен сам факт: западная мысль, веками выводившая идеал политического устройства из рациональных предпосылок, обнаруживает вдруг, что одного рацио мало. Без любви ничего не получится.

Слово месяца