Один из древнейших городов мира, колыбель классического искусства и философии, может одновременно очаровать и разочаровать путешественника. Все зависит от того, с какими ожиданиями он выходит из ворот афинского аэропорта Элефтериоса Венезелоса.
«В Афины сов везут»… Так, с подачи язвительного Аристофана,1
Афинская древность обитает — и оживает — не только в местах величественных и хрестоматийных, таких, как Акрополь или башня Ветров. Она в буквальном смысле этого слова распылена по улицам. Каждый афинянин знает, что мраморная штукатурка в мечети диздара Мустафы-аги2
Но бывало и так, что новые здания становились укрытием для древних памятников и продолжали связанные с ними традиции. Взять хотя бы маленькую церквушку святого Иоанна, притаившуюся среди новостроек на улице Эврипида. Она оберегает остатки древнего храма, чья единственная устоявшая колонна буквально прорастает сквозь черепичную кровлю церкви. По одной версии, храм был посвящен Асклепию, богу-врачевателю, которому афиняне молились о выздоровлении больных. Другая трактовка связывает постройку со скифским лекарем Токсарисом, который помог афинянам справиться с эпидемией, разразившейся во время войны со Спартой. Зная о бактерицидных свойствах вина, он посоветовал омывать им улицы города, и с тех пор афиняне почитали его как героя.3
В таких местах и начинает приоткрываться истинный облик Афин — не белокаменного строгого города, о котором мечтают увлеченные классикой европейцы, но и не «восточного базара», на который посетует торопливый и поверхностный путешественник. Этот город — живая иллюстрация к изречению Гераклита* (Гераклит Эфесский — древнегреческий философ (ок. 544 до н.э. – ок. 483 до н.э.): «сходящееся и расходящееся, согласное и разногласное, и из всего — одно, и из одного — все». Офисные здания из грязного бетона и черного стекла, обломки мрамора, серый камень османских особняков и неоклассическая лепнина поначалу кажутся хаотическим нагромождением. Затем они выстраиваются в причудливый узор, и, если в нем зияют пустоты, они лишь добавляют гармонии городским пейзажам. Быть может, там-то и прячется сова Афины: в зарастающих сорняками пробелах истории, на маленьких пустырях и в заброшенных двориках, где звенят цикады и пахнет медом.
Корни оливы
В «Илиаде» и «Одиссее» Афины упомянуты несколько раз. Примечательно, что в гомеровскую эпоху город назывался Афина (Ἀθήνη) — по имени богини-покровительницы. Множественное число (Ἀθῆναι) было образовано несколькими столетиями позже — вероятно, по аналогии с другими греческими городами, такими, как Микены или Дельфы, — и сохранялось до языковой реформы 1976 года. В современном греческом языке единственное число вновь стало общепринятым. Итак, первое упоминание Афин — ровесник греческой литературы. Но ровесником каких событий является сам город, сказать невозможно. Ясно лишь то, что его история насчитывает не три и даже не четыре тысячелетия.
Скалистый холм Акрополя,i
В эпоху ранней и средней бронзы (3200–1600 до н.э.) население области увеличилось, и постепенно начали намечаться кое-какие очертания и даже районы будущих Афин. Появились первые захоронения на территории, где затем возникло красивейшее и богатейшее кладбище Керамик.i
В 18 в. до н.э. на Балканский полуостров вторглась первая волна греческих завоевателей. Они называли себя ахейцами, но в исторической литературе часто встречается другое название — микенцы, в честь самого знаменитого из построенных ими городов. Воинственные, храбрые и властолюбивые, ахейцы обладали утонченным эстетическим чувством и великим талантом перенимать достижения более развитых народов. Связи с минойским Критом, с Египтом и Хеттской империей позволили им обогатить свою собственную культуру и создать неприступные крепости, величественные гробницы, дворцы и храмы.
Появление ахейцев на территории Аттики преобразило ее жизненный уклад. Скала Акрополя стала царской цитаделью. К юго-востоку от Пропилей (парадных ворот) и сегодня можно видеть остатки первой крепости, сложенной из гигантских каменных глыб. Вокруг цитадели расположились мастерские, склады, лавки торговцев и дома горожан. Микенская цивилизация придала Афинам структуру и статус полноценного города, и с тех пор их исторический путь как крупнейшего культурного и экономического центра был предрешен.
Покровители и цари
Миф об основании Афин сложен и запутан, как сама история этого города. Кого считать основателем города? Царя Актея, в честь которого была названа область Аттика? Его зятя Кекропа, изображаемого в виде получеловека-полузмея (он, согласно легенде, научил афинян чтению и письму, а также свадебным и погребальным обрядам)? А может быть, Эрихтония, рожденного от богини Земли Геи и бога Огня Гефеста?.. Ясного ответа на этот вопрос не смогли бы дать и сами афиняне. В их восприятии сакральная история города не была линейной и однозначной.
Множество разных верований мирно сосуществовали, как остатки коренных племен с греческими переселенцами. Но все мифы тяготели к одному главному образу: образу матери-богини. Афина поспорила с Посейдоном: кому стать покровителем города? Кто преподнесет его жителям самый полезный дар, тот и победит — таков был уговор, — и Посейдон высек из скалы соленый источник, а Афина вонзила в землю копье, и оно превратилось в оливковое дерево. Разумеется, афинский царь выбрал оливу, признавая верховенство богини. Так гласит предание. В нем есть и рациональный смысл: культивация оливы была основой афинской экономики. Но не существует мифов, чье значение ограничивалось бы грубой аллегорией. Победа Афины символизировала еще и мистическое торжество женского начала над мужским, жизни над разрушением, гармонии над хаосом.
Ночь перед рассветом
Микенское владычество подарило Афинам развитую культуру, фортификацию, торговые связи, письменность, название и основы идентичности. Но в 13 в. до н.э. в Восточном Средиземноморье начались процессы, которые привели цивилизацию ахейцев в упадок. О характере этих процессов ведутся споры. Археологи видят их последствия — разрушенные города, снижение качества утвари, появление новых типов керамики и оружия, но точную причину определить сложно. Скорее всего, причин было даже несколько: с севера шла новая волна завоевателей, греков-дорийцев, с юга нападали «народы моря» — варварские племена, грабившие богатые прибрежные государства, а ахейские города не могли сплотиться против захватчиков.
В условиях этого кризиса Афинам повезло больше, чем другим областям: город не подвергся разорению и разрушению, но период с 1250 по 900 гг. до н.э. отличается крайней скудостью археологических находок. Эту эпоху иногда называют темными веками греческой истории. Но уже к 8 в. до н. э. начало возрождаться монументальное строительство. На Акрополе, на месте заброшенного микенского дворца был воздвигнут маленький храм, посвященный Афине. Город постепенно оживал, и в его облике начали плавно вырисовываться те черты, которые впоследствии сделали его знаменитым.
Седьмой век ознаменовался упразднением царской власти в Афинах. Наступило время реформ и переворотов. Поначалу все выглядело так, будто город взял курс на демократизацию. Во главе Афин встали девять архонтов — буквально «правителей» — и государственный совет (булэ). Но уже в 560 г. Афины вновь стали монархией — власть в городе захватил тиран Писистрат: «получив в свое распоряжение отряд так называемых “дубинщиков”,4
После смерти Писистрата к власти пришли его сыновья — Гиппарх и Гиппий. Первый был убит в 514 году поборниками демократии, а второго удалось изгнать четырьмя годами позже при поддержке спартанского царя Клеомена. Афины вновь стали республикой, и их культура вступила в период своего великого расцвета.
Цветок из пепла
В истории каждой цивилизации есть периоды удивительной цельности — периоды, когда культуре дается шанс раскрыть свой потенциал во всех доступных ей сферах. Ненадолго стираются разногласия и границы между наукой, религией, политикой и искусством. Гениальные личности получают возможность реализовать свои замыслы, а общество становится более чутким к их деятельности. Такие периоды не бывают безоблачными: напротив, очень часто они сопровождаются войнами и междоусобицами. Но цветок культуры, выращенный среди огня и дыма, часто оказывается сильнее любой катастрофы. Такой была и культура Афинской демократии — цветок, выращенный вопреки (или благодаря) войнам с Персидской империей, чья армия вторглась в материковую Грецию в 492 г. до н.э. Схватки с персами на поле боя стали тем мифом, тем «героическим веком», которого не хватало афинскому обществу, чтобы реализовать свой потенциал. Недаром великий трагик Эсхил в своем предсмертном стихотворении упомянул не литературный труд, не награды, полученные в театре, а участие в Марафонской битве с персами:i
Эвфорионова сына, Эсхила Афинского, тело
скрыто под этой плитой в Геле, родящей хлебà;
пусть об отваге его Марафонское поле расскажет
и испытавший ее род густогривых мидян.5
Сегодняшний Марафон — живописное предместье Афин, утопающее в зелени. О битве, состоявшейся здесь в сентябре 490 г. до н.э., когда афиняне в союзе со своими соседями-платейцами наголову разбили огромное персидское войско, напоминает лишь выставка в музее да курган, который гиды зачастую называют братской могилой греческих воинов. В действительности этот курган — постройка римского времени. Из Марафона происходил знаменитый оратор 2 в. н.э. Герод Аттик, потративший немалую часть своих несметных богатств на благоустройство Афин и их окрестностей. По всей видимости, он считал своим долгом почтить земляков и воздвиг в их честь памятный монумент, от которого уцелел этот курган; что же до реальных могил, то павшие при Марафоне солдаты были захоронены не в братских, а в индивидуальных погребениях.
Через десять лет после Марафонской битвы, в 480 г. до н. э. персидский царь Ксеркс I предпринял новый поход на Грецию. Разбив спартанскую армию при Фермопилах, персы приблизились к Афинам на опасное расстояние. Горожан нужно было срочно эвакуировать, но большинство не хотело покидать свои дома. Тогда афинский стратегi
Война продолжалась еще несколько лет. Под предводительством афинян греки изгнали персов со своей земли. К тому времени, когда был заключен мир, афинское общество уже вступило в период творческого подъема. Борьба за свободу закалила афинян, укрепила их гражданское чувство, заставила серьезнее задуматься о религии и обычаях предков. Драматурги, философы, художники, скульпторы и поэты — все пытались осмыслить произошедшее и найти ответ на извечные вопросы о чести, справедливости и человечности. Отставало лишь строительство — самая затратная и трудоемкая сфера.
Афины лежали в руинах. Восстановление требовало четкого плана и богатого финансирования. В 472 г. до н.э. афинской публике была представлена трагедия «Персы», написанная уже упомянутым Эсхилом. Спонсором драматурга был знатный афинянин Перикл, сын Ксантиппа, — амбициозный молодой политик и ценитель искусств. Несколькими годами позже, в 464 г., он успешно баллотировался на должность стратега и приступил к грандиозным реформам, среди которых одно из первых мест занимало восстановление города. К работе были привлечены самые талантливые мастера, а руководить ими было поручено Фидию: этот гениальный ваятель превосходно разбирался во всех сферах градостроительства. Впервые за свою историю Акрополь стал цельным ансамблем, каждый элемент которого был гармонически связан со всеми другими деталями. Композицию ансамбля подсказывала сама афинская религия.
Главным городским праздником были Панафинеи — ежегодное чествование богини Афины. Первые дни торжеств были посвящены спортивным и творческим состязаниям, а в последний день через центр города, от Керамика, двигалась к Акрополю и поднималась к храмам огромная процессия, в которой принимали участие все без исключения граждане — мужчины и женщины, дети и старики.
Статую богини облачали в священное одеяние, сотканное афинскими девушками, а затем жрецы совершали у алтаря жертвоприношение и начинался общенародный пир. Архитекторы, приглашенные Периклом, воспроизвели этот ритуал в камне. Главными воротами Акрополя стали теперь Пропилеи — монументальный портал, предназначенный для прохода людей и жертвенных животных.6
Из этих храмов наиболее знаменит храм Афины, построенный зодчими Иктином и Калликратом. Он известен широкой публике как Парфенон, то есть «покои Девы», но изначально это название применялось только к одному из его помещений (вероятно, тому, где находилась статуя богини). Могучий и в то же самое время невесомый, излучающий одновременно нежность и героическую отрешенность, Парфенон по праву считается эталоном дорического ордера (с ним могла бы сравниться другая работа Иктина — храм Аполлона в Бассах, но он сохранился хуже). Согласно античной архитектурной традиции, дорический ордер — символ мужества, и такое решение как нельзя лучше подходило к образу богини-воительницы.
Расположенный поодаль Эрехтейон, в свою очередь, воплотил все изящество ионического ордера, который считался символом женственности. Фигуры юных жриц-кариатид, поддерживающие перекрытие южного портика, придавали этому символизму очеловеченность и завершенность. Парфенон был посвящен небесной ипостаси Афины, тогда как в Эрехтейоне прославляли хтоническую, земную сущность богини, а вместе с ней — «сотрясателя земли» Посейдона, Гефеста с его подземным огнем и легендарных царей-прародителей — Кекропа и Эрехтея. Эти ключевые религиозные тезисы архитекторы передали с помощью ордера, а все богословские и ритуальные подробности, о которых следовало помнить афинянам, были изображены на фронтонах и рельефных фризах храмов.
В правление Перикла было воздвигнуто и множество других великолепных зданий. Город расцветал на глазах. Но уникальность этого расцвета заключалась не в том, что Периклу удалось построить много сооружений в кратчайшие сроки, а в том, насколько изящными и гармоничными они были даже по строгим античным меркам. «Они всегда блещут каким-то цветом новизны и сохраняют свой вид не тронутым рукою времени, как будто эти произведения проникнуты дыханием вечной юности, имеют нестареющую душу!»i
Недостижимая свобода
Давно назревавшее военное противостояние со Спартой началось в 431 году. Пелопоннесская война продлилась двадцать семь лет и унесла жизни множества людей с обеих сторон. Во время эпидемии, разразившейся в 430 году, умер и Перикл.i
Город утратил политическую свободу, но огромный культурный потенциал, накопившийся за демократический период, продолжал приносить свои плоды. Философские и ораторские школы, великолепные театры и стадионы, огромные коллекции произведений искусства, религиозные святыни — все это привлекало путешественников из разных областей греческого мира. В Афины приезжали учиться цари из македонских династий, в Афинах собирался цвет аристократии, и многие приезжие считали своим долгом воздвигнуть в городе какое-либо сооружение. Из памятников эллинистического времени особенно впечатляют две стои (галереи), построенные с разницей в десятилетие, в 160 и 150 гг. до н.э., двумя пергамскими царями — Эвменом II и Атталом II. Cтоя Эвмена, сохранившаяся не очень хорошо, сложена из малоазийского мрамора и следует стилю, сложившемуся в азиатской греческой архитектуре. Стоя Аттала, полностью восстановленная в 1950-х гг., имеет более «местный» облик. Хотя с точки зрения археологии она является «новоделом», это один из самых эффектных афинских монументов: он позволяет не только полюбоваться древней архитектурой, но и буквально прочувствовать ее физически, двигаясь вдоль ряда беломраморных колонн и наблюдая за оптическими иллюзиями, которые они создают.
Переход Афин под римское владычество в 146 г. до н. э. обошелся без разрушений. Но свободолюбие горожан, желавших любой ценой восстановить суверенитет, сыграло с ними жестокую шутку. В 87 г. до н. э., когда Рим воевал с могущественным понтийским царем Митридатом VI, афиняне обратились к последнему с просьбой освободить их. По всей Греции начались бои: один за другим греческие города восставали против римского господства. Римская армия под командованием Луция Корнелия Суллы разрушила непокорные Афины столь же варварски, что и Ксеркс. «…Резня вокруг Площади обагрила кровью весь Керамик по самые Двойные ворота, а многие говорят, что кровь вытекла за ворота и затопила пригород» — писал Плутарх.i
Этот кровавый эпизод не был типичным для афинско-римских отношений. Подавляющее большинство императоров относилось к городу с той же восхищенной благосклонностью, что и преемники Александра Македонского, и инвестировали в него большие средства. Главным благодетелем Афин стал Адриан (76–138 н.э.) — просвещенный и глубоко религиозный император. Из памятников его эпохи в Афинах сохранились арка («Адриановы ворота»),i
Кирпичные века
В лексиконе греческого поэта Йоргоса Сефериса существовало одно емкое слово, с помощью которого он воссоздавал образ древней Эллады: «мраморы» (μάρμαρα). Этот символ передает и облик древнегреческих городов, и непоколебимую стойкость, и мудрость, которая преумножалась философами, математиками и астрономами. Но культура каменного строительства начала угасать в позднеримское время, вытесненная более дешевым кирпичом (тем видом древнего плоского кирпича, который принято называть плинфой). Угасали и другие достижения античной цивилизации — искусства, науки, технологии. Внутренний кризис Римской империи, миграции варварских племен, утверждение христианской религии, поборники которой не задумывались о ценности уничтожаемых ими «языческих» памятников, — все это понемногу подтачивало мраморный мир, а на его руинах возникали кирпичные сооружения.
После раздела Римской империи Афины отошли к ее восточной части — Византии. Византийские императоры, всеми силами искоренявшие древние культы, невольно погубили и научную традицию, некогда прославившую город, и множество памятников архитектуры. Император Юстиниан, правивший в 527–565 гг., закрыл еще сохранявшиеся в городе философские школы, а Феодосий II (408–450) приказал переделать древние святилища в церкви. Церквями стали и храмы Акрополя: Парфенон был перестроен в церковь Богородицы, а Эрехтейон — в церковь Святой Троицы. Мы видим в этих реформах элементы преемственности: храм Афины Девы стал храмом Девы Марии. Возможно, это был единственный способ примирить горожан с новой религией, но внутреннее убранство зданий было безвозвратно утрачено. Подобная судьба постигла большинство храмов античного времени. Строительство новых церквей и соборов развернулось позже — к концу 9 в.
Афины — не лучший город для знакомства с византийской архитектурой: здесь она сохранилась хуже, чем, например, в Салониках. Но и церковь Богородицы Всецарицы на Монастираки, и крохотный храм Всех Святых (ул. Цоха, 39), и церковь св. Иоанна Богослова на Плаке обладают особой выразительностью, присущей греческому Средневековью. Среди афинских церквей выделяется одна, посещение которой может стать поистине захватывающим для ценителя древностей. Это так называемая Малая Митрополия, или церковь Богородицы и святого Елевферия, расположенная на площади Митрополеос. Вся она сложена из фрагментов других зданий и сооружений, античных и средневековых. В кладке ее стен можно различить надгробия, саркофаги, обломки рельефов; каменные блоки также были взяты из более ранних построек. Именно такими и были средневековые Афины — россыпь древних осколков, которой изменившаяся культура придала новую форму.
В 1205 г. город был взят крестоносцами,i
От чалмы к короне
В мае 1453 г. армия султана Мехмеда II Фатиха захватила столицу Византийской империи — Константинополь. Три года спустя, в 1456 году турки без боя взяли Афины: герцог укрылся на Акрополе, но через два года сдался. В 1458 году султан-триумфатор самолично посетил город: не как завоеватель, но как паломник, желавший полюбоваться Парфеноном, который к тому времени был вновь перестроен, на сей раз в мечеть. Греческие историки отмечают, что эта перестройка была осуществлена настолько бережно, насколько позволяли обстоятельства и дух времени.
Исламизация Афин происходила медленно и бескровно. Вплоть до 20-х гг. 16 в. мусульманское население насчитывало не более десяти хозяйств. Знатные османские семьи селились на Акрополе, простолюдины же довольствовались равнинными частями города. Но к середине-концу 16 в. османская община выросла, и единственная мечеть уже не могла покрыть ее нужды. Всего за годы османского владычества в Афинах было построено 8 мечетей (не считая Парфенона), но сохранились лишь две: Фетхие-джами, построенная в 1670 г. у северной части римского форума, и мечеть диздара Мустафы-аги — та самая, ради которой была уничтожена колонна храма Зевса.
С этой древней колоннадой, в которой и христиане, и мусульмане видели своего рода «место силы», связан любопытный эпизод, ярко иллюстрирующий межэтнические взаимоотношения в городе: «В месяце марте… ужасная засуха заставила афинян встревожиться о будущем урожае; они молились и совершали священнодействия на этом месте в течение девяти дней, из которых три были отведены мусульманам, три — христианам и еще три — рабам и чужеземцам. Люди собрались в ущелье, на кукурузных полях и под колоннами (т. е. у храма Зевса. — Qalam). Священник-магометанин начал молитву за всех, и весь народ, всякой веры и всякого убеждения, должен был принять участие в молебне».i
Действительно: отношения с османами складывались у афинских греков гораздо лучше, чем с латинянами. Хотя эпизоды взаимного насилия — иногда крайне жестокого — не были редкостью в Османской империи, в Афинах христиане и мусульмане уживались по-добрососедски. Быть может, причиной тому было само спокойствие этого города, далекого от политических распрей. Не исключено, что решающую роль играла благосклонность султанов, относившихся к Афинам с особой симпатией. Так или иначе, за время османского господства город сильнее всего пострадал вовсе не от турок, а от европейских соседей.
Период с 1683 по 1699 гг. ознаменовался серией войн между Османской империей и союзом христианских европейских государств — Священной лигой. Во время одного из сражений, в сентябре 1687 г., союзная армия блокировала Афины с моря, высадилась на берегу и начала артиллерийский обстрел укреплений — в первую очередь Акрополя. Турки же, понадеявшись на мощные стены Парфенона и на божественную защиту (ведь для них он был мечетью), укрыли в нем запасы пороха, детей и женщин. Пушечные ядра пробили кровлю, и бочки с порохом взорвались. Все люди, находившиеся в Парфеноне, погибли. Взрыв причинил храму чудовищный ущерб. Характерно, что командующий союзнических войск, венецианец Франческо Морозини, воспринял случившееся не как катастрофу, а как повод разграбить Парфенон. Пытаясь демонтировать скульптуры с уцелевшего западного фронтона, солдаты уронили их и разбили вдребезги.
Вскоре началось и мирное расхищение древностей. В 18–19 вв. европейская знать буквально болела древней историей, и это увлечение порождало не только выдающихся археологов, но и грабителей, которые потянулись в Афины с целью урвать и продать подороже какую-нибудь вазу или скульптуру. Не гнушались этого занятия и высокопоставленные особы. В 1801 г. британский дипломат Томас Брюс (граф Элгин) путем хитрых манипуляций получил султанский фирман (грамоту), разрешавший ему вывезти в Англию часть «древних камней» Акрополя, и изъял самые ценные статуи и рельефы. Разумеется, сам Брюс утверждал, что пытался «спасти» эти шедевры от местных «варваров», которые непременно погубили бы их. Джордж Байрон, горячо любивший Грецию и хорошо понимавший истинные намерения дипломата, написал об этих событиях в «Паломничестве Чайльд Гарольда»:
Но кто же, кто к святилищу Афины
Последним руку жадную простер?
Кто расхищал бесценные руины,
Кто самый злой и самый низкий вор?
Пусть Англия, стыдясь, опустит взор!
(перевод В.Левика)
Тем временем Грецию понемногу охватывало народно-освободительное движение. Начавшееся как стихийная деятельность партизанских отрядов, к 20-м гг. 19 в. оно оформилось в полноценную революционную борьбу. В марте 1821 г. было провозглашено общенародное восстание, и Афины стали одним из первых городов, над которыми был поднят христианский бело-голубой флаг: уже 28 апреля большая часть города была взята повстанцами, и лишь укрывшиеся на Акрополе османы продолжали сопротивляться. Ценность этой победы была скорее символической: в ходе войны, продолжавшейся еще три года, город несколько раз переходил из рук в руки, но памятью о ней афиняне дорожат до сих пор. В 1834 году Афины были провозглашены столицей Греческого королевства.
Новые мифы
Афины 19 века изо всех сил пытались откреститься от османского прошлого и стать похожими на Европу. Большинство турецких памятников было уничтожено. Их место заняли неоклассические здания, построенные по немецким, французским и итальянским образцам. Но и этому европейскому флеру не суждено было продержаться больше столетия. Двадцатый век самым грубым способом лишил Афины подражательности и позволил им разрастаться стихийно и хаотично, похваляясь безумной смесью стилей и эпох. Массовое уничтожение старинных зданий в период правления Константиноса Караманлиса (1955–1963) лишило греческие города архитектурных ансамблей. Теперь они выглядят скоплениями «панелек», среди которых может маячить какой-нибудь одинокий особнячок. И Афины не избежали этого вандализма, хотя пострадали от него в меньшей степени, чем, скажем, Салоники или Патра. Кроме того, большая часть уцелевших зданий находится в плачевном состоянии, а запутанный правовой статус препятствует их реставрации.
Но в греческой столице оказалось столько незыблемых доминант, что типовая застройка не смогла лишить город очарования. Зеленый массив Гиметта на востоке, каменистый Пентеликон на юго-западе, скала Акрополя по центру — то исчезающая за домами, то вновь возникающая в створе улицы, как фантастический воздушный корабль, — многочисленные холмы и утесы придают городскому ландшафту торжественную красоту. Более того: после разговоров со старожилами начинает казаться, что староафинский быт не сгинул, а ушел в ту же сказочную страну, что и античность. Афиняне до сих пор помнят фасады снесенных домов, маршруты трамваев (рельсы были демонтированы в шестидесятые годы), имена уличных торговцев, меню давным-давно закрывшихся заведений.
Рассыпая искры с проводов,
За угол по улице с Кариатидами
Поворачивали
С провизгом
Трамваи.
На пустырях щипцами выцарапывало солнце
Заросли крапивы и шиповника — так писал в одном из своих стихотворений поэт Одиссеас Элитис.
Скорее всего, он имел в виду улицу Святых Бестелесных сил (Агион Асоматон), получившую свое необычное название в честь одноименного византийского храма. Особняк с фигурами девушек-кариатид — работа архитектора Эрнста Циллера — сохранился до наших дней. Параллельно с этим миром ностальгических воспоминаний существует и другой — мир жутковатых рассказов, в которых нашли отражение самые темные пласты городской истории. В заброшенной туберкулезной больнице на Парнефе полно привидений, а из помещения морга по ночам доносятся звуки дьявольской пляски. По вилле Казулиса, которая в годы оккупации служила командным пунктом СС, бродят души горожан, замученных гестаповцами. В пещере Давели, что на юго-восточном склоне Пентеликона, постоянно случается нечто мистическое: кто-то видел там шаровые молнии, кто-то — призраков, кто-то — смерчи… И, кроме того, в ней проводят свои нечестивые обряды местные сатанисты.
Народ, вскормленный мифами и по-прежнему нуждающийся в мифотворчестве, создает из подручных средств новые предания. Он зорко подмечает места, выделяющиеся из городского массива, и населяет их паранормальными сущностями. Трудно сказать, насколько серьезно воспринимают афиняне свои городские легенды, но дорожат они ими ничуть не меньше, чем древностями.
Пир
Симпосий, или попросту пир, был центром общественной и личной жизни древних афинян. На пирах совершали возлияния богам, делились с друзьями замыслами и достижениями, обсуждали политику и науку. На пирах пели песни, обнимали продажных женщин, рассказывали байки и анекдоты, напивались до свинского состояния (именно такие сцены изображены на множестве аттических кубков) — и на тех же пирах читали прекрасные стихотворения и обдумывали философские теории. Высокое и низменное объединялось в одном жизнелюбивом порыве. Отблески этих обычаев сохранились и у современных афинян, и есть несколько районов, где горожане традиционно собираются, чтобы вознести хвалу Дионису за рюмкой ракии или бокалом вина.
Монастираки и Плака притягивают людей среднего и старшего возраста. Здесь много туристических таверн, рассчитанных на гостей города, но немало и заведений, ориентированных на местного жителя. Некоторые из них обладают любопытной историей — например, таверна Йоргоса Псарраса, где угощались Вивьен Ли и Грэм Грин, или «Платанос», излюбленное место встреч афинских литераторов.
Любители европейской атмосферы предпочитают притаившиеся в закоулках коктейль-бары. Иногда в них поджидают приятные сюрпризы: бар Couleur Locale в Норманской галерее выглядит скромно и непритязательно, но с его террасы открывается поистине уникальный вид на Акрополь.
Для молодежи у города есть другой «пиршественный зал». Это район Эксархия — хаотичный, грязноватый, не блещущий фешенебельными отелями и дорогими магазинами, но по-своему уютный и пестрый. Близость к Политехническому университету предопределила его судьбу: еще в середине 20 в. Эксархия стала центром протестного движения и радикального искусства. Именно здесь в 1973 году началось восстание против хунты «черных полковников». Здесь жили звезды греческого рока Павлос Сидиропулос и Николас Асимос, поэтесса Катерина Гогу (в греческой неформальной среде их часто упоминают под общим именем «Эксархийские святые»), актер Димитрис Хорн и многие другие примечательные и эксцентричные личности. В Эксархии не стоит искать шика и блеска, но в ее тесных барах звучат все виды экстремальной музыки от металла до нойза, проводятся выставки молодых художников и фотографов, а за соседним столиком можно увидеть знаменитого композитора или певца.
Что бы ни выбрал путешественник — традиционную таверну на Плаке, молодежную кофейню в Эксархии, руфгарден пятизвездочного отеля или прибрежный ресторан, где пахнет йодом и олеандрами, — его главным собеседником на пиру становится город. К палитре красок и текстур добавляется палитра вкусов и запахов. Становится ясно, что контрасты и изъяны Афин — всего лишь слепок человеческой природы, и человек — мера всех вещей, как говорили древние. Тогда-то и наступает минута окончательного единения с Афинами. Тогда-то и можно увидеть в них не архитектуру, не ландшафт, не скопище зданий, а «человека, восстающего из сердцевины мраморных глыб».i