Хотя древняя пословица гласит, что все дороги ведут в Рим, во Франции они, безусловно, ведут в Париж. С этим согласится любой, кто путешествовал по Франции на поезде или на машине. Такому восприятию способствует и наше традиционное историческое образование, рассказывающее о том, как первобытные народы по пути прогресса постепенно, столетиями, пришли от дикости к централизованным государствам. Тем не менее в других странах Европы со столицами все сложнее, Париж был избран резиденцией фактическим создателем франкского королевства Хлодвигом в начале 6 века, то есть полторы тысячи лет назад. Это очень почтенный возраст даже для старой Европы.
То ли деревня, то ли город Париса
Попробуем разглядеть рождение великого города в маленькой рыбацкой деревеньке, основанной кельтским1
Кельты, которых римляне называли галлами, процветали. Неслучайно они во главе с Верцингеториксом оказали упорное сопротивление проконсулу Юлию Цезарю.2
Средневековые хронисты и более поздние историки неплохо фантазировали на тему названия, позабыв об этнониме. Одни связывали происхождение парижан с Парисом, сыном Приама и Гекубы, видя в них наследников троянцев. Здесь налицо подражание мифам о рождении Рима, который тоже возводил себя к троянцам.3
Римский город местного значения
Римляне умели быстро и обычно малой кровью осваивать завоеванные земли, опираясь на местных вождей и их родню. Так возникли крупные галло-римские семейства, общественная элита, на несколько веков ставшая оплотом античной цивилизации в Галлии. За пару веков город разросся, перебравшись с Ситэ на левый берег, обзавёлся дворцом (нынешняя префектура), термами (Музей терм Клюни), ареной (ул. Монж в Латинском квартале), храмом Юпитера, где теперь Нотр-Дам. На руинах арены сегодня можно спокойно почитать книжку, когда-то она вмещала более десяти тысяч зрителей. Остатки храма можно видеть в археологической крипте собора. Кладбище располагалось южнее нынешнего Люксембургского сада, в районе Пор-Рояля. Десять тысяч лютециан, или чуть более того, в лучшие годы пользовались всеми обычными благами древнеримских коммунальных служб: центральным отоплением и водоснабжением. Одним словом, это был вполне благоустроенный город вроде Нима, Вьенна или Лиона, но все же не слишком крупный по меркам империи.
Классическая прямоугольная сетка улиц римского города с декуманусом и кардо ещё прослеживается где-то между улицами Суффло, Сен-Жак, бульваром Сен-Жермен и улицей Декарта.i
Силы небесные
Начиналось победное шествие христианства в Париже, как и везде, с мученичества: афинянин Дионисий отправился просвещать галлов в 3 в., став первым епископом Лютеции. За непочтительное снесение статуй местных богов он был обезглавлен вместе с несколькими последователями на холме Меркурия, получившего потом название холма Мучеников (Montmartre). Св. Дионисий и св. Женевьева стали не только небесными покровителями Парижа, но и первыми столпами легендарной истории французской государственности.
Авторитет Женевьевы был огромен на протяжении всей ее долгой жизни, что самым непосредственным образом сказалось на истории Парижа и всей Франции. Во второй половине 5 в. город был завоёван дикими салическими франками, одним из сильнейших германских племен, давших впоследствии, много позже, название этой стране. Женевьеве удалось обратить их короля Хлодвига (481–512) в христианство. Он женился на католичке Клотильде, св. Ремигий крестил его в Реймсе, который позже стал обязательным местом помазания королей Франции. По совету той же святой Хлодвиг построил церковь св. Петра и Павла, где и нашел вечное упокоение, бок о бок с ней и с супругой.
Париж, облюбованный длинноволосыми франкскими королямиi
Времена были темные, люди скорее воинственные, чем склонные к мирной торговле и благам античной образованности. В связи с общим огрубением нравов цветущие галло-римские города сжимались до размеров небольших деревушек или скажем... амфитеатров, превращавшихся в гигантские общежития. Париж не был исключением, снова спрятавшись на несколько веков под защиту острова. С ослаблением Меровингов6
Дело в шляпе
Стратегическая и обычно благосклонная к парижанам Сена сослужила им дурную службу в конце 9–10 веках, открыв путь для пришельцев с севера, из Скандинавии, — нехристей-викингов, которых стали называть норманнами, северянами. Они грабили тогда на всех водных путях, а в 845 году Рагнар, не встретив особого сопротивления, взял почти безоружный Париж. Карлу Лысому пришлось откупиться "данегельдом" в 7000 фунтов серебром: именно так в те времена называли откуп от этих разбойников-данов. При полном невнимании Каролингов к обороне западной части их империи парижанам пришлось прибегнуть к помощи графов Анжу. От Роберта Сильного пошла династия графов Парижских. Его сын Эд Парижский и епископ Гозлин прославились успешной обороной Парижа от норманнов в 885 году: она воспета в поэме монаха Аббона Сен-Жерменского. В течение следующих ста лет императорский род постепенно вырождался. В 987 году внук Эда, Гуго Капет, прозванный так по любимой им шапке, был провозглашен королем Франции и сделал Париж своей постоянной резиденцией.8
Часто говорят, что тогда-то и родились Франция и её столица. Но ещё многие годы Францией назывался лишь нынешний Иль-де-Франс. Сражаться с остепенившимися норманнами уже было не нужно, а реальная власть Капетингов не распространялась дальше сотни километров округи. Это было время феодальной вольницы, зачастую превращавшей жизнь Франции в полную неразбериху и постоянное выяснение отношений и прав на землю между крупными и мелкими сеньорами. Их немного усмиряли миротворческие потуги церкви, постепенный рост населения и экономического значения городов. В 11 веке вне узких городских стен стало немного спокойнее, и люди стали выбираться из них, селясь в непосредственной близости под защитой короля и крупных монастырей. Таков, например, Сен-Жермен-де-Пре, церковь которого и поныне стоит на одноименном бульваре, прекрасный памятник зрелого романского стиля.
Новые Афины и новый Вавилон
Король дружил с богатеющими городами, часто предоставлял им вольности за поддержку в борьбе со своими строптивыми вассалами.i
Париж уже был разделён на три полюса: административно-религиозный остров Ситэ, интеллектуальный левый берег и торгово-деловой правый. Тогда же, в середине 12 века, когда епископ Морис Сюлли разобрал раннехристианскую базилику, чтобы построить на ее месте храм, достойный столицы, международный авторитет начала обретать и соборная школа, кузница интеллектуальной элиты для всей Европы. Здесь в первой половине 12 в. преподавал Петр Абеляр, но он был человеком неуживчивым и, поссорившись со всеми, стал без спросу у церковного начальства читать лекции по диалектике и богословию на горе св. Женевьевы. Так родился всем знакомый Латинский квартал. Абеляр был очень популярен, школы разрастались и в 1215 г. получили папскую буллу, ставшую точкой отсчета истории высшего образования во Франции. В 1253 г. капеллан короля Людовика IX Святого Робер де Сорбон организовал колледж, давший имя всемирно знаменитому университету, с которым всегда будет ассоциироваться все почтенное, эрудитское и консервативное, что есть во французской науке.
В 13 в. Париж стал самым большим городом Западной Европы с 70 000 жителей и на какое-то время ее культурной столицей. Здесь сказался престиж династии Капетингов, ведших успешную политику централизации и постепенно прибравших к рукам почти все непокорные герцогства и графства Франции. Царившие при дворе эстетические вкусы к литературе, живописи, архитектуре и скульптуре быстро распространялись за Рейн и Ла-Манш, за Альпы и Пиренеи, неизменно неся на себе отпечаток Парижа и королевского двора. К концу века существовало несколько сотен профессиональных ремесленных цехов со своими уставами. Их делами ведали королевский превоi
Тогда же впервые начались серьёзные строительные работы вне Ситэ: Филипп Август (1180–1223), собираясь в Крестовый поход, построил крепость Лувр на правом берегу и обнёс город оборонительной стеной. Он же основал первый крытый рынок, ставший позднее знаменитым "чревом Парижа", сегодня измененным до неузнаваемости в торговом комплексе Les Halles. До того времени торговцы и ремесленники строили свои лавки буквально друг у друга на голове на всех мостах через Сену. Постепенно начали появляться такие блага урбанизма, как мостовые, богадельни: таков Hôtel-Dieui
Столетняя война (1337–1453)9
В 1420–1436 гг., в ходе Столетней войны с Англией, Париж оказался под английским владычеством, здесь правил герцог Бедфорд, а в 1431 году английский король Генрих VI получил французскую корону в соборе. Но Париж постоянно осаждался французами. Успешные административные и военные реформы, Жанна д’Аркi
Париж долго не мог оправиться от войн, понадобился весь 15 век, чтобы его население со ста тысяч выросло до ста пятидесяти. Карл VII и Людовик XI не любили столицу и предпочитали долину Луары. Парижские архитекторы творили шедевры пламенеющей готики и строили импозантные особняки вроде отелей Клюни и Санс, церкви Сен-Северен и Сент-Этьен-дю-Мон. Короли ограничивались собственными резиденциями, укреплениями, иногда указами о мощении важных улиц.
Северная столица Возрождения
Город расцвел при Франциске I (1515–1547), едва ли не самом ренессансном монархе эпохи Возрождения.10
Послом Флоренции в Париже работал Никколо Макиавелли,i
Кипучая интеллектуальная жизнь под покровительством просвещенного монарха выразилась в создании престижного и немного фрондировавшего по отношению к Сорбонне Королевского колледжа, нынешнего Коллеж де Франс. Сегодня это центр свободной науки, предел мечтаний самых маститых французских ученых. Аристократические салоны, подражая двору, стали собирать интеллектуалов и ценителей искусств.
Настоящая любовь короля к своей столице дала свои результаты: в правление Франциска население достигло 280 тысяч человек, Париж снова стал самым крупным городом Европы, Карл V говорил о нем, перефразируя известное выражение, относящееся к Риму: Non urbs, sed obris — "Не город, а целый мир".
Как и повсюду в Европе, гуманистическое смягчение нравов сопровождалось в Париже ростом религиозной нетерпимости. Столица превратилась в оплот зачастую радикально настроенных католиков, в то время как протестанты-гугеноты сплотились главным образом на западе страны. Париж стал ареной многих важнейших событий религиозных и гражданских войн второй половины XVI века. Сначала разразилась борьба враждующих партий гугенота принца Кондэ и католика герцога Гиза, затем последовали войны уже трёх Генрихов – короля Генриха III, Генриха Гиза и Генриха IV Наваррского. В ночь на день святого мученика Варфоломея (23 августа 1572 г.) католики, где-то услышав, что протестанты готовят заговор против королевской семьи, убили более 3000 гугенотов.
Относительный мир воцарился лишь с приходом к власти Генриха IV (1594–1610), основателя династии Бурбонов. Генрих решил, что "Париж стоит мессы": взяв столицу после долгой осады, он отказался от протестантизма и принял католичество, пойдя на религиозный компромисс. Перед прагматичным королём с абсолютистскими амбициями открылась возможность создать столицу, достойную новой власти. Ему принадлежит устройство первой в Париже геометрически правильной, обрамленной единым архитектурным ансамблем Королевской площади со смотрящими друг на друга павильонами короля и королевы, ныне – площади Вогезов. На западной стрелке острова Ситэ возник ансамбль площади Дофин и Нового моста (на самом деле сегодня – старейшего). Помимо того, что это уже настоящий урбанистический комплекс, пусть и небольшой, Новый мост – первый открытый мост, лишенный традиционной для Средневековья застройки. Новшеством воспользовались бродячие торговцы всем и вся, зубных дел мастера, артисты, шарлатаны, букинисты. Только последние из них сохранили сегодня некоторые права на прилегающие набережные Сены. Но сама история этих знаменитых и лирических в любое время года набережных началась именно тогда, около 1600 года.
После гибели Генриха IV на улице Ферронри в 1610 году от руки католического фанатика Равальяка бразды правления перешли сначала к его вдове Марии Медичи. Она построила для себя Люксембургский дворец. Затем дела вершил кардинал Ришелье, министр Людовика XIII. Ришелье был увлеченным государственным строителем, убежденным абсолютистом и при этом градостроителем. При нём перестроена и обрела нынешний облик Сорбонна, где он получил докторскую степень, завершено строительство дворца Тюильри, Жак Лемерсье получил заказ на возведение личного дворца кардинала, будущего королевского дворца, Пале Руаяля, к северу от Лувра. Район между этим дворцом и старой Национальной библиотекой на улице Ришелье (некогда дворец кардинала Мазарини) хранит память тех десятилетий, знакомых всем по романам Дюма. Это были годы католической реакции против принципов веротерпимости Генриха IV, и в Париже, ставшем архиепископством в 1622 году, лучшие силы были задействованы в создании таких роскошных церквей, как Валь де Грас в стиле барокко, своей пышностью прекрасно отражавшем идею триумфа католицизма.
Париж проиграл Версалю
Король-Солнце Людовик XIV (1643–1715) недолюбливал Париж за антикоролевскую Фронду: он был малышом, когда толпа парижан ворвалась во дворец и заставила взбалмошную регентшу Анну Австрийскую показать им наследника престола. Парижанам надоело всесилие этой испанки и итальянского выскочки кардинала Джулио Мазарини. Королевской семье пришлось бежать из города. Людовик ничего не забыл и, возмужав, вложил безумные средства в создание новой загородной резиденции в Версале, который стал центром государственной жизни с 1682 года. Блестящий министр Людовика Жан-Батист Кольбер занимался не только всей внутренней политикой, но и воплощением абсолютизма в парижском городском ландшафте, который мало волновал лично короля. Его инициативе принадлежат площадь Побед и Вандомская, первые бульвары, триумфальные арки на въезде в город из предместий Сен-Дени и Сен-Мартен: они прославляли военные победы государя, которого в столице видели за все его 72-летнее правление примерно 80 раз, да и то по большим праздникам.
На рубеже 17–18 веков возник комплекс Дома инвалидов — памятник не слишком успешной военной политике Людовика XIV, но в совершенстве мансаровского классицизмаi
С Людовиком XIV ушла эпоха. Двор вернулся в неуютный и непривычный, чужой Париж на несколько лет при Филиппе Орлеанском, регенте при малолетнем Людовике XV. Устраивавшиеся принцем празднества, плавно перетекавшие в оргии, приобретя столь высокую санкцию, стали предметом подражания во всех слоях парижского общества. Как только король достиг совершеннолетия, он вернулся из этого "нового Вавилона" в Версаль. Несмотря на это, именно Париж стал столицей просвещения: новые идеи рождались в салонах богатых дам, покровительствовавших строптивым энциклопедистам и просветителям. Российская императрица Екатерина II, подражая этой моде, позвала к себе Дидро, а потом жаловалась, что просветитель так бурно жестикулировал во время бесед, что после этих встреч она оказывалась вся покрытой синяками. Возможно, она немного преувеличивала.
Самые роскошные салоны в Париже принадлежали мадам Жофрен и мадам дю Деффан. Госпожа Ленорман д’Этьоль, урождённая Пуассон, стала официальной любовницей короля и маркизой де Помпадур по милости Людовика XV. Она управляла Францией с 1750 по 1770 годы. Ей удалось раскошелить его величество на несколько крупных архитектурных проектов, среди которых спроектированная королевским архитектором Габриэлем площадь Людовика XV, ныне – площадь Согласия. В отличие от площадей 17 века она была со всех сторон открыта городу, как бы впитывая в себя все его главные магистрали, соединяя их с дворцом. С этого ансамбля можно начинать отсчет нового Парижа как мировой столицы современного типа. Талантливый архитектор сумел в монументальной форме воплотить носившуюся в воздухе идею о том, что правящие монархи должны оставлять видимый след не только в своих дворцах, но и в своей столице, должны быть не только спасителями отечества, но и градостроителями. Сделал он это с таким тактом, что никому не придет в голову видеть в площади Согласия воплощение абсолютистских амбиций последних Бурбонов. То же можно сказать и о другой масштабной постройке тех лет – церкви св. Женевьевы, ставшей Пантеоном (1757—1790), шедевре неоклассицизма, выстроенном Жак-Жерменом Суффло.
На эти же годы приходится пик влияния насмешливых ниспровергателей устарелых принципов религии, науки и философии, издавших в Париже "Энциклопедию": Монтескье, Дидро, Вольтера и Руссо. Тем временем Бомарше,i
Париж наносит ответный удар
В 1789 году даже созыв Генеральных штатов, этого забытого с 1614 года представительного учреждения, не смог спасти монархию. Париж блистал, да и Франция не бедствовала, будучи, несмотря на все проблемы, сильнейшей страной Европы. Но именно в Париже закипели страсти, эстетские салоны превратились в политические клубы. Внутри правящей элиты люди вроде Лафайета проповедовали умеренную революцию на манер американской. Развивающаяся печать делала своё дело среди образованной мелкой буржуазии. Национальная ассамблея собралась 20 июня 1789 года в зале для игры в мяч в Тюильри, и третье сословиеi
Взятие 14 июля неприступной, но почти пустой королевской тюрьмы Бастилии и её физическое уничтожение стало символическим актом, с которого начался отсчет новой истории. Все феодальные привилегии были отменены. Монархия была ликвидирована 22 сентября 1792 года. Вскоре начался террор. Изобретение доктора Гильотена было установлено на площади Людовика XV, переименованной в площадь Революции, а затем в площадь Согласия. Во время Великого террора в 1794 году 1300 голов было отрублено на площади Опрокинутого трона (ныне площадь Нации). Одновременно с этой машиной работала мысль: Париж читал в бешеных темпах всё, что печатали различные политические течения и партии. Судьба новой Франции и её столицы решалась в множившихся клубах вроде Кордельеров и Якобинцев. Начитавшиеся Руссо и Вольтера революционеры, сами по большей части оказавшиеся жертвами своего мероприятия, стремились всё организовать на принципах, которые диктовал им разум. Именно ему был посвящён в революционные годы собор Парижской Богоматери, с фасада которого посбивали статуи библейских царей Израиля, которых по неразумию принимали за средневековых королей Франции. В Сент-Шапель устроли склад.
Париж, естественно, очень сильно пострадал от революционного иконоборчества и его обычных спутников – спонтанного вандализма и разбазаривания сокровищ. Великие памятники Средневековья, даже Нотр-Дам, быстро ветшали, о чем можно судить по рисункам и гравюрам начала 19 века.
Но парадоксальным образом, разрушая, революционеры также "национализировали" сокровища низвергнутой власти и знати, резонно видя в них произведения искусства, исторические свидетельства, народное достояние. Так на основе королевской коллекции в 1793 году родился Лувр, первый публичный музей Франции. Тогда его назвали Центральным музеем искусств республики.
Центр новой империи
При всём демократическом запале сменявшие друг друга новые государственники были прежде всего хозяйственниками и централизаторами. Для установления сильной государственной власти не хватало лишь масштабной фигуры. Наполеон Бонапарт,i
Для современных левых парижан 19 век — это эпоха героического революционного прошлого, когда они учились отстаивать свои права с оружием в руках. Этот век начался, конечно, в 1789 году. Париж не раз потом заполнялся баррикадами. В 1830 на смену монархической Реставрации пришла Июльская монархия. Король-буржуа Луи-Филипп не любил, когда ему напоминали, что он пришёл к власти на плечах восставших парижан. Можно себе представить его недовольную мину, когда на торжественном открытии очередного художественного салона в мае 1831 года он увидел монументальное полотно Эжена Делакруа "Свобода, ведущая народ", ставшее впоследствии одним из символов Франции. Делакруа, в отличие, скажем, от Домье, никто не видел с оружием в руках среди бушующей толпы, зато из своих окон на набережной Вольтера он мог хорошо видеть всё, что происходило вокруг Отель де Виль в те июльские дни. В 1848 году на пепелище новых баррикад возникла II Республика, проведшая ряд демократических реформ, но уже в 1851 сменившаяся II Империей во главе с Наполеоном III. В 1871 году Парижская коммуна восстала против республики Адольфа Тьера, отказалась сдать Париж осаждавшей прусской армии и на последнем издыхании успела сжечь Отель де Виль, а заодно и Тюильри. Коммуна была расстреляна в уличных боях, рассажена по тюрьмам, выслана, уничтожена. Кладбище Пер-Лашез хранит молчаливую память о резне. Иные французы недолюбливает базилику Святого Сердца на вершине Монмартра, главного городского холма: Сакрэ Кёр. Этот храм построен торжествующим католицизмом в эклектичном стиле во искупление грехов Коммуны, в частности, за убийство архиепископа парижского. И этот амбивалентный по смыслу памятник стал одной из главных вертикальных доминант столицы, встав и над Нотр-Дамом и над куполом Дома инвалидов.
На пути к современному мегаполису
Бурная общественная жизнь парижан своеобразно отразилась в облике города, который сложился вокруг основных памятников различных эпох именно в 19 веке. Наполеон III поручил префекту департамента Сена, барону Жоржу Осману, кардинальное переустройство столицы. Тот воспользовался проектами градоустройства, выдвинутыми ещё образованной в 1793 году революционным конвентом Комиссией художников. Уже эстетов 18 века не удовлетворял облик столицы европейского абсолютизма: "Париж, обладающий бесконечным числом удивительных сооружений, являет в своём ансамбле малоудовлетворительный вид: его внешность никак не отвечает той идее, которую иностранцы должны составить себе о столице самого прекрасного королевства Европы; это нагромождение скученных домов, мешанина, в которой кажется, господствовал только случай". Так писал тогда аббат Ложье в "Опыте об архитектуре".
Большинство старых кварталов с их грязными узкими улочками, рассадники крыс, болезней и преступности, трущобы в самом центре города, так сильно шокировавшие русского путешественника Николая Карамзина и такие удобные для уличных боёв с государством — всё это было уничтожено в 1853--1869 годах по воле профессионального адвоката. Он решил, что улицы должны лучами расходиться от основных площадей, дома должны быть похожими один на другой, иметь этажей шесть-семь в высоту, покатые, раскаляющиеся под июльским солнцем и замерзающие под январским ветром крыши, с чердаками, густо заселенными прислугой. Их комнаты, chambres de bonnes, и сегодня сдаются. Балкон же, протянувшийся по всей линии фасада где-нибудь на уровне четвёртого этажа, должен был привлекать взгляды фланирующих ввысь, в небо. Город должен был представляться современным, свежим, лёгким...
Осман сделал то, чего столица, вечно имперская, несмотря на постоянную смену политических одёжек, ждала давно: разрыва с беспорядочным, готическим, клерикальным и варварским средневековым прошлым ради спокойной добропорядочности, местами аристократической, местами буржуазной, в сочетании с весёлостью и молодостью. Уцелели лишь острова Ситэ и Сен-Луи, отдельные улицы, площади, Латинский квартал и Маре. Потребовалось вмешательство романтических гениев Виктора Гюго, Проспера Мериме и профессионального архитектора Эжена-Эмманюэля Виолле ле Дюка, чтобы доказать парижанам ценность Нотр-Дама, Сент-Шапель и всего средневекового наследия Франции. Памятники начали восстанавливать: Нотр-Дам, например, получил кровлю и шпиль, верно прослужившие до недавнего страшного пожара, церковь бывшего аббатства Сен-Дени получила новый фасад, довольно вольное, по нынешним законам реставрации, воспроизведение фасада в романском стиле.
Не будем забывать о том, что 19 век был эпохой промышленной революции. Прекрасная столица Франции вынуждена была соревноваться во всём со своим главным соперником Лондоном, достигшим миллиона уже к 1800 году. И хотя Париж не создал Хрустального дворца,i
20 век начался с очередной Всемирной выставки, которую Париж встретил серьезными новшествами: первой линией метро, за полчаса перебрасывавшей ничего не подозревавшего пассажира из Porte Maillot в Венсенский лес; великолепным мостом, получившим имя основателя Антанты, миролюбивого русского императора Александра III; Большим и Малым дворцами, предназначенными лишь для одноразовой выставки, но всё же сохранёнными для потомков; расцветом Art nouveau.i
Межвоенные десятилетия иногда называют сумасшедшими, иногда тревожными: как и другие государства Европы, Франция балансировала между демократией и националистическим экстремизмом, старалась заглушить ужас прошедшей войны в шумной столичной жизни, надеясь, что она была последней. Но режиссёр Жан Ренуар в одном из своих великих фильмов показал, что эта вера — "великая иллюзия".
В июне 1940 года нацисты вошли в Париж без боя, поэтому у парижан всегда было к сдавшему город маршалу Петену двойственное отношение: благодаря этому пожилому герою первой войны столица второй раз выжила в мировой мясорубке. Никому не известный ученик Петена, только что возведенный в генералы Шарль де Голль, выступил по радио с трёхминутным воззванием ко всем любящим свободу французам, никем не был услышан и улетел в Лондон организовывать Сопротивление. Париж был покрыт свастикой, сменившей национальный триколор. Гестапо водворилась на улицах Соссэ, Лористон, на авеню Фош. Многие крупные парижские фирмы работали одновременно на оккупантов и на Сопротивление, постепенно набиравшее силу.
Для немецкого офицерства столица всех европейских удовольствий, конечно, была привлекательней, чем, скажем, восточный фронт. Гитлер побывал здесь лишь однажды, был разочарован и решил не уничтожать город. Он передумал в самом конце войны, уже после высадки союзников в Нормандии. Но было поздно: 23 августа 1944 года фон Хольтиц, командующий парижским гарнизоном, не подчинился приказу фюрера сжечь Париж, за что получил благодарную память французов, над Отель де Виль восставшие парижане к тому времени уже водрузили французский флаг, а 25 августа 1944 г. вторая танковая бригада генерала Леклерка вошла в столицу через Орлеанскую заставу по улице, которая получила потом его имя. Вечером того же дня генерал де Голль триумфальным маршем прошел по Елисейским полям к Отель де Виль.
Последняя революция в Париже
Де Голль был незаменимым человеком в экстремальных ситуациях, но, видимо, слишком авторитарным и старомодным политиком для бурно развивающегося и демократизирующегося французского общества. Символ сплоченности нации, он стал временным президентом до 1946 года, потом его снова избрали в разгар алжирского кризиса в 1958 году. Но май 1968 года поставил точку на его необычной политической карьере. Обитатели Латинского квартала и сегодняшний научный и политический истеблишмент ещё хорошо помнят те дни, когда студенты тысячами высыпали на улицы, вытаскивая булыжники из мостовой и требуя кардинальных реформ в области образования. Их требования в расширенном варианте поддержала вся Франция, а волна этой поначалу неполитической революции прокатилась по всей Западной Европе.
Османовский Париж 19 – начала 20 веков как архитектурно-урбанистическое целое будто бы замер в состоянии этой “молодой”, но уже почтенной старины. Вы обнаружите определенные черты его лица и на Елисейских полях, и на любом из окружных бульваров – наследников давно исчезнувших укреплений.i
Начиная с Жоржа Помпиду (1969-1974) многие президенты считают своим долгом оставить культурный след в столице. За Помпиду числится масштабный Музей современного искусства, Бобур, стоящий между Les Halles и Маре. Как городской артефакт он для своих лет был едва ли не пощечиной общественному вкусу. Сегодня его вынесенные наружу коммуникации, все эти гигантские разноцветные трубы никого не удивляют. Франсуа Миттеран (1981-1995) вошел в историю города как минимум тремя архитектурными мегапроектами. Это арка Дефанс, смысловая доминанта бизнес-пригорода и одновременно конец перспективы, идущей от Лувра. Сам Лувр тогда же получил стеклянную пирамиду – смелый образец диалога между классицизмом и хай-тек, созданный китайско-американским архитектором Йео Мин Пеем. Опера Бастилия – самый большой по площади театр Европы. Но имя президента досталось новой Национальной библиотеке. Ее четыре башни почти необитаемы, вся интеллектуальная жизнь сконцентрирована в высоких, тихих залах из стекла и бетона вокруг засаженного секвойями внутреннего сада.
Вместе с тем именно библиотека символически обрела форму корабля, покачивающегося на волнах Сены, корабля, который, как и Париж, "идет и не тонет", fluctuat nec mergitur. Подражая предшественнику-социалисту, голлист Жак Ширак приложил немалые усилия для создания нового масштабного музея этнографии – Музея на набережной Бранли. Проект выиграл Жан Нувель, едва ли не самый талантливый французский архитектор наших дней. И этот музей искусства народов мира, в свою очередь, получил имя главы государства. Возможно, такая форма увековечивания памяти глав демократического государства в масштабных постройках – не худшая традиция для европейской столицы.