В серии лекций византинист, иранист и тюрколог Рустам Шукуров рассказывает, как Византия познакомилась, боролась и дружила с тюрками и как в конце концов погибла от их рук. Пятая лекция переносит нас с севера на восток империи, где в 11 в. она столкнулась с тюрками-сельджуками. Кто они? Почему Византия проиграла битву при Манцикерте? Правда ли, что I Крестовый поход был организован византийским императором? Ответы на эти вопросы — в пятой лекции курса.
Византийцы не знали обобщенного именования «сельджуки» и называли их по-разному: турки, гунны, скифы, парфы, но чаще всего персы. В современную науку именование «сельджуки» пришло из мусульманских, персидских и арабских, источников, так обозначавших правящую династию в Сельджукском государстве. Сельджуки относились к огузской ветви тюрок. Византийцы с середины 11 в. знали тюрок-огузов (торков), которые совершали набеги на Балканы; несомненно, узы на Дунае и те огузы, от которых произошли сельджуки, принадлежали к одной конфедерации племен. Однако сами византийцы не располагали сведениями о наличии такой связи и не ассоциировали персов Анатолии с балканскими узами.
Государство Сельджукидов
В 10 в. огузская держава Сырдарьинских ябгу контролировала обширные степные пространства на север от владений бухарских Саманидов1
Мы узнаем о роде Сельджуков из огузо-туркменского племени кынык, когда он в конце 10 в. восстал против власти ослабевших огузских ябгу4
Натиск на Византию
Формирование государства Сельджукидов на Ближнем и Среднем Востоке привело к нарастающему давлению тюрок на восточную византийскую границу в 40—70-х гг. 11 века. Это совпало со структурным кризисом в империи в 11 в., а также разрушительными набегами печенегов и узов на балканские провинции, о которых речь шла в третьей лекции.
Главным объектом сельджукских рейдов была византийская Армения.7
Торопясь исправить ситуацию, император Романа IV Диогена(1067—1071) предпринимает ряд масштабных походов на восток страны. Византийцы пытались блокировать туркменские грабежи, но не достигли решающего успеха, ибо туркмены прорывались именно там, где византийских войск не было в тот момент. Становилось совершенно очевидным, что греки в их попытках перекрыть границу развивают (вольно или невольно) ошибочную стратегию, неэффективную против импровизированных атак кочевников.
Летом и осенью 1070 г. султан Алп-Арслан вторгся в византийское пограничье и взял крепости Манцикерт и Арджиш. Он, похоже, не собирался начинать полномасштабную войну с византийцами, намереваясь умиротворить фрагментированное и бурлящее западное пограничье своей державы — армянские и грузинские территории, Северную Сирию, Верхнюю Месопотамию, — которые фактически оказались во власти независимых туркменских кочевых вождей. Возможно, делал он это с далекой целью создать плацдарм для войны с Фатимидами.8
600 тысяч
Столько тюрок-сельджуков расселилось в Анатолии во время первой миграционной волны в конце XI века
Летом 1071 г. византийские войска во главе с Романом IV Диогеном отправились на восток. Император намеревался укрепить границу в Армении, установив прочный контроль над северным берегом озера Ван. Для этого он послал большую часть войска на осаду Хилата, а сам атаковал Манцикерт. Тем самым Роман IV планировал перекрыть главные пути туркменских набегов из Азербайджана. Алп-Арслан с небольшими силами решился перехватить василевсаi
Катастрофический для византийцев исход сражения был обусловлен цепью несчастливых случайностей. Не получая достоверной информации о передвижениях султана, Роман IV рассеял свои силы и оставил при себе лишь меньшую их часть; многие этнически близкие сельджукам византийские печенеги и узы перешли на сторону врага. Однако, как показал ход сражения, сельджуки не выдерживали фронтального натиска византийской военной машины, и лишь стечение обстоятельств позволило им одержать победу. Уже выигранное византийцами сражение обратилось поражением только потому, что войско неверно интерпретировало возвращение Романа IV в лагерь как бегство.
Ход Манцикертского сражения не выглядит закономерным результатом упадка, охватившего империю в предыдущие десятилетия. Если с военной точки зрения, поражение византийцев вовсе не было катастрофическим (слишком малый урон военному потенциалу в целом), то в совокупности с анархией, царившей в административных и военных делах империи оно имело роковые последствия для судеб византийской власти в Анатолии. Империя, оказавшаяся в тот судьбоносный момент на пике структурного кризиса, была не в состоянии противостоять хлынувшим в Анатолию тюркам.
Тюркские набеги теперь опустошали Анатолию с удвоенной силой, не встречая серьезного сопротивления со стороны византийской власти. Империю в результате поражения Романа Диогена охватил долговременный политический кризис — императоры сменялись на престоле, а в Анатолии один за другим восставали военачальники. К концу 70-х гг. 11 века практически во всей Анатолии от Великой Армении на востоке и до Эгейского побережья на западе орудовали тюркские грабительские отряды. Более того, очень скоро тюрки получили доступ и в города, причем без осад и кровопролитных штурмов — восставшие генералы заключали с ними союзы и сами впускали их в города в качестве гарнизона.
Потерянная Анатолия
Византийскую Анатолию наводняют массы тюркских кочевников, численность которых оценить не так просто. Очевидно, что пришельцев было много меньше, чем исконных жителей Анатолии, подавляющее большинство которых были греками и армянами. В середине 13 в. Гийом Рубрукi
Около полумиллиона пришельцев — в своем абсолютном выражении цифра представляется внушительной, но только не в сравнении с огромной численностью местного населения. В действительности же не так важно, насколько больше было местных в сравнении с захватчиками, а важно то, насколько быстро и эффективно пришельцы разрушали коммуникационные нити в действующей административной и экономической сетке связей. Византийская власть рухнула в одночасье именно потому, что административно-полицейские и экономические коммуникации оказались парализованными как на макроуровне провинций, так и на микроуровне городских и сельских общин. Кроме того, тюркское вторжение инициировало помимо естественной убыли населения (убитые и проданные в рабство), также и массовые переселения, панический отток местных жителей из атакованных кочевниками зон. Это усугубило и ускорило коллапс коммуникационной сетки, поддерживавшей целостность византийского общества в Анатолии.
Результаты кочевой миграции проявятся в скорой депопуляции целого ряда анатолийских районов, в особенности на Центрально-Анатолийском плато и по его внешнему периметру. Причем депопуляция территорий временами происходила взрывным образом в силу столкновения двух типов хозяйствования, оседлого земледелия автохтонов и кочевого скотоводства пришлых. Те регионы, где стада кочевников кормились урожаем зерновых и весной (озимые), и осенью (яровые)i
Важно отметить, что тюрки-завоеватели в Анатолии отнюдь не были едины, представляя собой отдельные группы, более или менее многочисленные, действовавшие часто без связи друг с другом и каким-либо политическим центром. В 80-х гг. 11 в. разлившиеся по Анатолии тюрки начинают группироваться вокруг нескольких центров власти, разбросанных по Анатолии. Тюркский эмир Сулайман ибн Куталмуш (1077—1086), выходец из младшей ветви правящего дома иранских Сельджуков и действовавший в Анатолии на свой страх и риск, прочно утвердился в Никее. Именно Сулайману ибн Куталмушу, распространившему свою власть также и на часть Киликии, и на Антиохию, принадлежит заслуга в формировании первого мусульманского квазигосударственного образования в урбанизированных зонах Малой Азии. Однако сущностная фрагментированность тюркской Анатолии не была преодолена Сулайманом, что стало вполне явственным после его смерти в 1086 г. Никейский центр власти перешел к Абу ал-Касиму, одному из эмиров и преемнику Сулаймана. В последующие годы начинается медленный процесс политической консолидации тюркских групп вокруг нескольких тюркских вождей, власть которых, как правило, опиралась на захваченные ими городские центры.
Очевидно, что в этих центрах власти, большинство из которых не просуществовало долго, могли преобладать разные субэтнические и племенные группы тюрок, включавшие в себя не только огузов, но и кыпчаков. Эти центры власти могли развивать разные политические и культурные стратегии по отношению к местному византийскому населению и к константинопольской власти, о чем мы можем ретроспективно предполагать и по более позднему материалу. В этом смысле тюркская Анатолия на рубеже 11 и 12 вв. была весьма фрагментирована. По традиции ныне мы объединяем всех завоевателей, пришедших в византийскую Анатолию в 11 в., под общим именованием «сельджуки». Однако надо всегда помнить, что подавляющее большинство самих тюрок вряд ли осознавало себя сельджуками, да и вообще частью чего-то целого.
Стабилизация при Комнинах
Во второй половине 80-х гг. 11 в. недавно взошедший на престол император Алексей I достиг некоторого прогресса в прибрежных зонах Северо-Западной и Западной Анатолии, оттесняя тюрок в глубь материка. Однако настоящий перелом в пользу Византии в анатолийских делах наступил много позже благодаря рыцарям Первого Крестового похода.9
Однако тюрки отнюдь не были сломлены победами крестоносцев и греков. В последующие годы разворачивается затяжная борьба за западную часть Анатолии. Тюрки непрестанно тревожили стратегические опорные пункты по Эгейскому морю и Пропонтиде.i
Военная активность Алексея I в последние годы его правления в Анатолии привела к формированию там достаточно стабильной пограничной (по-гречески акритской) зоны, прежде, естественно, не существовавшей в этих частях Анатолии. Следует отметить, что для 11—13 вв. византийско-тюркская граница отнюдь не была некоей линией, подобной современным межгосударственным границам, но именно зоной, буфером.
Сложение пограничной зоны несомненно положительно сказывалось на остальных византийских территориях в Анатолии, которые теперь оказались недостижимыми для кочевой вольницы и перманентной нестабильности. Большая часть византийской Малой Азии впервые за десятилетия обрела покой и защиту, необходимые для нормального функционирования социума и экономики. Именно возвращение плодородных долин и портов Анатолии к мирной созидательной жизни, возрождение городской экономики и земледелия сыграли решающую роль в восстановлении финансовой стабильности империи при Алексее I, а при его преемниках и в стремительном росте благосостояния — как государственной казны, так и граждан империи. Через одно или два поколения Византия вновь заблещет золотом, изумрудами и шелками, превосходя своим экономическим потенциалом, а значит, и геополитическими возможностями большинство народов Восточного Средиземноморья.
Для анатолийской ситуации 11—13 вв. нужно говорить не столько об одной буферной зоне (по-тюркски "удж"), но скорее о целой системе взаимосвязанных пограничных зон. Это было довольно обширное по площади пространство, по большей части слабо населенное из-за постоянных военных столкновений и засилья кочевников, контроль над которым, однако, являлся критически важным для противников — и Комнинов, и Сельджуков. Пограничные зоны структурировались многими десятками фортифицированных поселений, опорных крепостей и фортов, о которых мы знаем только по археологическим остаткам. Опорные форты в Западной Анатолии, вмещавшие в себя от нескольких десятков до нескольких сотен человек, начал строить Алексей I еще до начала Первого Крестового похода. Именно эта система мелких фортов, опирающихся на укрепленные военные базы, и составила единственно эффективную стратегию борьбы с кочевыми набегами.
Интересно, что типологически сходные стратегии борьбы с кочевыми набегами создавались и другими оседлыми обществами на протяжении истории. К примеру, система фортов в пограничной с индейскими территориями зоне в Северной Америке (17—19 вв.). Это была система взаимосвязанных станций и небольших фортов, поначалу окруженных стенами, но в течение 19 в. превратившихся в практически нефортифицированные военные базы. Станции и форты расставлялись так, чтобы прикрыть районы, заселенные колонистами, и контролировать не только транспортные артерии, но и традиционные пути кочевок враждебных индейцев. По-видимому, по той же логике строилась система и византийских укреплений в Анатолии. В качестве другого примера можно привести русскую оборонительную систему, противостоявшую тюркским набегам на южных границах и в Сибири. В 16—17 вв. это были "засечные черты", состоявшие из засечных линий, укрепленных крепостей и поселений засечной стражи. Оборонительная система эволюционировала при Петре I в сторожевые линии, включавшие в себя земляные валы, рвы, засеки в лесах, опирающиеся на наблюдательные пункты и форты с гарнизонами.
В западной части Анатолии географическая структура была сложнее: отсутствовали столь же существенные естественные преграды для проникновения с анатолийского плато в плодородные долины Эгейского региона и Пропонтиды. Поэтому тут появляются оборонительные линии византийских фортов, восполнявших географическую незащищенность приморских долин. Эти форты строились на северной и западной кромке Анатолийского плоскогорья, засушливые равнинные области которой на протяжении 12 в. представляли собой ничейную землю между византийскими и мусульманскими владениями, почти полностью покинутые оседлым населением и занятые кочевниками. Византийцы эти пространства использовали как буфер, препятствовавший тюркским прорывам к Эгейскому и Средиземному морям и к Пропонтиде.
Тюрки из внутренней Анатолии стремились в свою очередь прорваться через него, чтобы достичь богатые добычей урбанизированные долины, спускавшиеся к побережью. Во второй половине 13 в., когда этот буфер был наконец прорван тюрками, судьбы Эгейского региона и побережья Мраморного моря были предрешены, византийская власть там пала в одночасье.
Консолидация сельджукских владений
Формирование византийцами пограничья парадоксальным образом способствовало кристаллизации и мусульманской власти на Центрально-Анатолийском плато. В самом конце 11 и начале 12 в. мусульманская Анатолия оказывается поделена между устойчивыми мусульманскими княжествами, которым удалось консолидировать разношерстную массу кочевников и с большим или меньшим успехом направить ее прочь от городских центров в формировавшееся между византийскими и мусульманскими владениями пограничье. Решающий вклад в кристаллизацию Сельджукского государства внесла деятельность Сулаймана ибн Куталмуша, а далее его сына Кылы́ч-Арсла́на I (1092—1107), установившего прочный контроль над Серединной Анатолией с центром в Конье.i
В первой трети 12 в. багдадский халиф облекает сына Данишманда Гюмюштегина Гази (1104—1135) почетным титулом царя.i
При преемниках Алексея I — Иоанне II и Мануиле I — схема противоборства оставалась той же. Византийцы укрепляли пограничные районы и готовили предпосылки для полного отвоевания Анатолии. Особенно усилилось давление греков на мусульманские территории при Мануиле I. В 1176 г. Мануил I совершил масштабный поход на Иконий, намереваясь прорваться на анатолийское плато, контролируемое мусульманами. Однако в ущелье Циврицаi
Две Анатолии
В результате событий 11 и 12 вв. Анатолийское пространство раскололось на две основные зоны: христианскую зону, в которой доминировала Византия, и мусульманскую зону, в которой доминировал Сельджукский султанат. Как и в случае с Балканами, особенности византийско-тюркских военно-политических отношений были тесно связаны с особенностями ландшафта и климата в разных частях Малоазийского полуострова. Однако Малая Азия по площади много больше Балкан и с природно-климатической точки зрения много более разнообразна.
Большая часть Анатолии представляет собой обширное Малоазийское нагорье, находящееся на высоте в среднем 1000 м над уровнем моря. Внутренняя часть Малоазийского нагорья — Анатолийское плоскогорье, граничащее с обширным Армянским нагорьем на востоке, представляющим собой наиболее высокую, а зачастую и труднодоступную часть Малой Азии. Высоты на Анатолийском плоскогорье увеличиваются с запада (800—1000 м) на восток (до 1500 м). Наиболее засушливые и каменистые области плоскогорья плохо пригодны или вовсе непригодны для земледелия. Однако в некоторых областях земледелие было возможным и процветало.
С севера Анатолийское плоскогорье ограничено Понтийскими горами, а с юга — горами Тавра. Понтийские горы, протянувшиеся на 1000 км вдоль черноморского побережья, достигают высоты почти 4000 м. Почти на всем своем протяжении Понтийские горы отвесно обрываются в Черное море; лишь на некоторых участках между морем и горами расположены более или менее обширные равнинные пространства, пригодные для земледелия. Весьма плодородны долины вдоль больших и малых рек (Кызылырмак, Ешильирмак, Чорох и др.), разрезающих Понтийские горы.
С юга Анатолийское плоскогорье ограничивают горы Тавра — непрерывный ряд горных цепей вдоль средиземноморского побережья, покрытых лесом от Евфрата на востоке до исторической области Карии на западе (высотой до 2000—3000 м).
С запада к Анатолийскому плоскогорью примыкают обширные, преимущественно гористые пространства, расположенные по Средиземному, Эгейскому и Мраморному морям, рассеченные множеством рек и нередко обширными плодородными долинами. Наиболее урбанизированными областями были примыкающие к морю регионы (там, где горные гряды это позволяли), в особенности западная часть Малой Азии, а также Восточная Анатолия. В связи с высокой урбанизацией в этих регионах сложилась и наиболее густая сеть дорог как магистрального, так и местного значения.
Уже к концу 11 в. анатолийское плато оказалось под властью тюрок, византийская власть держалась лишь в прибрежных ареалах Малой Азии. Прибрежные земли вдоль Черного и Средиземного морей были отделены естественной преградой из горных гряд от центрального плато, что затрудняло для тюрок проникновение в прибрежные районы. Благодаря Понтийским горам и Тавру в прибрежных районах Северо-Восточной Анатолии консолидируются греки в Понтийской области с центром в Трапезунде, а на юго-востоке — армяне и греки Киликии, которые долгое время успешно отражали атаки тюрок с внутреннего плато.