Слово месяца: старость

Пять лет назад, в преддверии прошлых американских выборов в журнале The Atlantic появилась статья под названием «Тирания семидесятилетних». Ее автор Эндрю Фергюсон замечал, что основные кандидаты на высший пост США являют собой «ходячие доказательства успехов гериатрической медицины», а также подозрительного тезиса о том, что мудрость растет пропорционально возрасту. Напомним, что тогда, помимо 76-летнего Байдена, в президентское кресло метил еще 77-летний социалист Берни Сандерс. Уже сидевшего в Овальном кабинете 73-летнего Трампа автор брезгливо предпочитал вовсе не называть по имени, и тот фигурировал в тексте как «президентствующий любитель Макдональдса».

Далее Фергюсон со ссылками на Аристотеля рассуждал о необходимости смены политических поколений, а также об искусстве добровольно уходить вовремя, которое и придает старости определенное величие и благородство. В частности, прямым текстом было сказано, что Сандерсу и Байдену следовало бы оставить президентские амбиции еще в 2016 году и уйти на покой. Из Сандерса, по мнению автора, мог бы получиться отличный гид для туристов в Никарагуа, а Байдену прямая дорога в государственные советники по любым вопросам. При этом Фергюсон со всей уверенностью и в следующей орфографической манере заявил, что определенно. Они. Не. Уйдут.

Фергюсон оказался прав: по своей воле действительно никто уходить не намерен, и тирания семидесятилетних плавно перешла в тиранию следующего десятка. Байден упирался до последнего и еще три недели назад утверждал, что только Бог может заставить его сняться с предвыборной гонки — видимо, за акт теофании в данном ситуации приняли авторитетное мнение Барака Обамы, который ясно дал понять, что старикам здесь не место.

Расцвет современной геронтократии и тирании теперь уже восьмидесятилетних можно считать в том числе и реакцией на кризис в среде молодых политиков. В самом деле, иные действующие европейские руководители, находящиеся вроде бы в идеальной рамке 40–60 лет, выглядят и ведут себя, совершенно как вырождающиеся персонажи опять-таки геронтократического сериала «Наследники». На этом фоне Байден пытался разыгрывать карту старости как позитивного проекта. Коль скоро американская демократия претендует на титул вечной ценности, то есть известная логика в том, что главный ее представитель также стремится к продлению жизни и власти, по лекалам одного из главных прошлогодних бестселлеров «Outlive The Science & Art of longlevity» («Пережить: Наука и искусство долголетия»)

Интрига с Байденом состояла еще и в том, что он на девятом десятке призван был оправдать ожидания всей условно либеральной и по умолчанию передовой публики. Подразумевалось, что это как бы лицо будущего (в то время как Трамп — пещерный реваншист). Собственно, такие прецеденты уже случались: тот же сенатор-левак Сандерс во время праймериз в свои 77 слыл вполне молодежным героем. В мировой культуре давно закрепился образ престарелого тирана, не желающего отдавать власть. Примеров тут масса: от «Осени патриарха»1¹«Осень патриарха»роман Габриэля Гарсиа Маркеса 1975 года о жизни латиноамериканского диктаторадо песни Скотта Уокера о старике, который всегда возвращается

Однако же Байдена традиционно продвигали как борца с разнообразными диктатурами остального мира, что в сочетании с политикой и попытками удержания власти порождало дополнительное когнитивное искажение, которыми он и так был славен в последние годы.

Старость Байдена записывали ему в достоинство на самые разные лады. Сперва говорили, что возраст ему только на пользу, поскольку только такой мощный старик, как Байден, в состоянии одолеть такого монстра, как Трамп (хотя бы потому, что однажды уже сделал это). По мере того как мощный старик разваливался на глазах, риторика менялась, но возраст опять был засчитан в плюс, поскольку выслуга лет позволила бы Байдену с чистой совестью уступить место более молодому и сильному кандидату, который сокрушит монстра и спасет демократию. Теперь, уже после самоотвода, пришли к выводу, что Байден принял героическое для страны решение, продемонстрировав своей отставкой, что он заботится о родине и партии, а не о собственном эго, как некоторые монстры.

При этом сам Трамп, будучи, по сути, ровесником Байдена, не ассоциируется с преклонным возрастом — отчасти потому, что соперник создал ему своей немощью слишком выгодный фон, отчасти по причине медийной активности противоположного лагеря. Все эти годы демократическая пресса столь активно занималась каждодневной демонизацией-дегуманизацией Трампа как внесистемного персонажа (тот же The Atlantic преуспел в этом особенно), что в результате создала из него своеобразного анти-супергероя, у которого в принципе не может быть, ничего человеческого, а значит, и возраста.

Возможно, демократы, пытаясь отказать любителю Макдональдса в каких бы то ни было преимуществах, в данном случае придерживались шекспировской мысли о том, что старость приводит в упадок умного человека, а дурака, напротив, совершенствует. Как бы там ни было, Трамп, видимо, сам того не ведая, предпочел Шекспиру Гете, который учил, что дикость можно победить еще большей дикостью. И Трамп, несомненно, более дик, нежели стар.

Столь активно педалируемая связь с порноактрисой Сторми Дэниелс тоже свидетельствует о чем угодно, только не о дряхлости. Ну и наконец, почти невозможно вспомнить в истории случай, когда кто-либо покушался на убийство 78-летнего политика. Кстати, покушение, помимо прочего, породило соответствующий возрастной мем — раненный в ухо Трамп был незамедлительно объявлен отцом нации, ну а его сопернику при таком раскладе оставалась только роль деда со всеми вытекающими коннотациями и последствиями.

Французский философ Бруно Латур во времена первого трампистского правления писал:

«Оригинальность Трампа заключается в том, что он состыковал в одном жесте бегство вперед к максимальной выгоде при полном безразличии к судьбе тех, кто ее не получит (пусть миллиардеры представляют “простых людей!”), и — для целого народа — бегство назад, к старым национальным и этическим категориям (“make America great again” — за стеной!). Будучи отчетливо постмодернистской фигурой, Трамп играет на противоречиях, и игра с собственным возрастом — одна из самых удачных в его исполнении». Сам Латур, кстати, с тех пор успел умереть, не дожидаясь второго пришествия человека с повязкой на ухе.

Сорок с небольшим лет назад в Японии вышел фильм «Легенда о Нараяме» (ремейк японской же киноленты 1958 года). Сюжет строился вокруг обычая убасутэ, согласно которому стариков по достижении семидесятилетней отметки несут на гору Нараяма и оставляют там умирать. В советском широком прокате он появился только в 88-м. Сам геронтофобский обряд расправы тогда казался перестроечному зрителю более-менее абстрактной экзотикой, поскольку гонки на лафетах ушли в недалекое, но все же прошлое, а ажиотаж вокруг картины объяснялся довольно необузданными по тем временам эротическими сценами. Сейчас такое ощущение, что перед нами еще один ремейк этого фильма, совсем уже перевернутый, где в Нараяму превратилось западное крыло Белого дома, и стариков все тащат и тащат наверх к вечной жизни, а мир остается на заклание, и в этом уже даже не чувствуется ни экзотики, ни абстракции. Что ж, как писал вышеупомянутый Бруно Латур, — «вопреки Марксу история повторяется не только как трагедия и фарс, но иногда и еще раз — как тлетворная клоунада».