ШОКАН УАЛИХАНОВ

Он родился в ноябре 1835 года в орде-зимовке Кунтимес Аманкарагайского внешнего округа (ныне аул Кунтимес в Сарыкольском районе Костанайской области). В Кунтимесе зимовал его отец Чингис Валиханов, старший султан Аманкарагайского округа Омской области.

При рождении мальчика назвали Мухаммед-Канафия, но вскоре мать дала ему прозвище Шокан, которое и стало его настоящим именем.

У сына старшего султана было чудесное детство. К ним постоянно приезжали в гости известные казахские певцы, поэты и музыканты. Шокан рос в очень творческой атмосфере. Он полюбил слушать степные сказания, которые вскоре начал записывать. Это увлечение быстро стало миссией, которую он будет выполнять всю жизнь. И теперь мы знаем многие сказания кочевников только потому, что когда-то Шокан решил их записать. Он начал и рисовать, причем весьма талантливо: научился от русских картографов, которые тоже останавливались у них в гостях. И хотя Шокан был совсем ребенком, он любил поговорить со взрослыми на сложные исторические или политические темы, удивляя всех разумностью своих суждений.

Способности ребенка не остались незамеченными в семье, и отец решил развить их максимально. Казахи уже давно приняли российское подданство и научились использовать те возможности, которые предоставляла империя. Сам Чингис Валиханов учился в Омске, в училище Сибирского линейного казачьего войска. Сына он отправил туда же, но училище к тому времени уже превратилось в Омский кадетский корпус — тамошнее военное образование было тогда лучшим в России за пределами двух столиц.

Хотя дома Шокан научился говорить на пяти языках, русского среди них не было. Так что ему, наверное, непросто пришлось в первые дни в Омске: от всех он отличался, языка не знал… Впрочем, долго это не продлилось. Шокан выучил русский молниеносно, а другие кадеты тепло приняли его в свои ряды.

В корпусе тоже сразу заметили, что кадет талантлив и умен. В классе он сдружился с Гришей Потаниным, будущим знаменитым исследователем. Тот потом вспоминал:

Омский кадетский корпус давал очень широкое и самое передовое образование. В мире шла Большая игра: Россия продолжала расширяться на юг, Британия пыталась разными невоенными способами противодействовать продвижению русских к главному бриллианту британской короны - Индии. Царю постоянно были нужны на юге военные и гражданские специалисты, так что в корпусе изучали и географию казахских степей, местные языки и историю.

Шокан мог тут не только учиться, но и немало нового рассказать своим преподавателям. Он сдружился с учителем Костылецким, который собирал образцы степной устной поэзии. Шокан этим тоже увлекался, и они друг у друга многому научились.

В 1853 году в возрасте 17 лет Шокан окончил кадетский корпус и был выпущен корнетом «по армейской кавалерии». Его желали видеть у себя все департаменты российского государства, имеющие интересы на недавно приобретенном Востоке. Всех победил генерал-губернатор Западной Сибири Гасфорт — Валиханов формально был зачислен в 6-й кавалерийский полк Сибирского казачьего войска, а реально служил личным адъютантом генерал-губернатора.

Ему было всего двадцать, но он уже стал известен в российских научных кругах. С Шоканом связался петербургский профессор Березин, которому понадобились консультации при переводе нескольких средневековых слов в ярлыке Тохтамыша, который тот выдал одному из русских князей. Из современного татарского эти слова исчезли. Валиханов сам их перевести тоже не смог, но узнал значение слов у стариков-казахов. Между профессором и адъютантом завязалась бурная переписка.

Уже на следующий год после выпуска вчерашний кадет оказался в среде российской интеллектуальной элиты. Он познакомился в Омске с Достоевским, который незадолго до того вышел из Омского острога. Они сразу подружились.

Уже в 1855 году Валиханов отправился в первую научную экспедицию: вместе с генерал-губернатором Гасфортом они прошли от Омска до Семипалатинска, оттуда через Аягуз и Капал к подножиям Заилийского Алатау, где в это время происходила закладка укрепления Верного, ставшего современным Алматы. Гасфорт был в полном восторге от успехов адъютанта Валиханова и по возвращении представил его к награде.

В представлении генерал-губернатора говорилось: «Состоящий при мне корнет, султан Валиханов, который, хотя и состоит на службе не более 2-х лет, но при совершении знаний оной, киргизского языка, а также и местных киргизских обычаев, он, сопровождая меня в Киргизскую степь, принес большую пользу».

Шокану путешествовать очень понравилось. Уже на следующий год он ушел в новую экспедицию: под руководством полковника Хоментовского отправился на Иссык-Куль. Два месяца жил среди киргизов, собирал их предания, изучал флору и фауну Семиречья. На берегу Иссык-Куля Валиханов нашел древний покинутый город. В киргизских юртах познакомился со средневековым эпосом «Манас» и впервые его записал, введя в европейский научный оборот.

Это прекрасное времяпрепровождение было внезапно прервано. Российское правительство пожелало восстановить с Китаем дипломатические отношения, ранее нарушенные из-за сожженной русской фактории. Сначала хотели отправить в Китай дипломатом одного полковника, но потом решили, что поручик Валиханов с задачей справится лучше. За ним послали, так что Шокану пришлось срочно вернуться в Верный и, почти без остановки, поехать дальше, в Кульджу. Там он провел удачные переговоры с китайцами, добрососедские отношения стали налаживаться. Позднее в Кульдже будет открыто российское представительство.

Валиханов провел в Кульдже около трех месяцев, а потом вернулся в Омск. В Семипалатинске он снова встретился со своим русским приятелем — Достоевским. У того дела тоже шли неплохо: он выхлопотал в Санкт-Петербурге для себя чин прапорщика. Жалование давало ему возможность заняться литературной работой, о которой прапорщик Достоевский уже давно мечтал.

Шокан познакомился также с Петром Семеновым, будущим Семеновым-Тян-Шанским. Тот рекомендовал казаха в Русское географическое общество, и его туда охотно приняли.

Вот фотография того времени. Оба важничают: Достоевский, стоящий перед началом своего писательского взлета, мнет папироску, а Валиханов, только что вошедший в географическую элиту империи, держит в руке обнаженный кинжал.

Оставим героев праздновать их жизненные успехи и вернемся на глобальную карту. В мире продолжала бушевать Большая игра. Британия утвердилась в Индии и озаботилась укреплением подходов к ней, в частности, контролем за Кашгарией. Россия уже освоила территорию нынешнего Казахстана и планировала дальнейшие расширения. Так что Кашгария стала интересна и ей. А вообще-то это была провинция Китая, и Пекин не собирался отдавать ее европейцам.

Кашгария, которая вдруг стала нужна всем, была настолько же прекрасным, насколько и несчастным местом. Плодородная земля посреди пустынь, кормящая шесть городов, стоящих на Великом шелковом пути. В древности это была территория Уйгурского каганата, но монголы при завоевании уничтожили тут все: и жителей, и ирригацию. Земля пришла в упадок, Кашгария попала в состав Китая, несколько раз против этого восставала и была беспощадно покорена и совершенно закрыта для проникновения европейцев.

Собственно, кроме Марко Поло в далеком 14 веке там никто так и не побывал. Европейцам о Кашгарии хорошо было известно только одно: там делают самый лучший в мире гашиш. Это было чрезвычайно интригующе.

Во второй половине 19 века в Китае уже начался распад династии Цин. В Кашгарии вспыхнуло несколько восстаний, некто Валихан-тюре захватил власть. России очень хотелось получить информацию, что там происходит, в этой загадочной Кашгарии. И нет ли возможности с кем-нибудь договориться о союзничестве и эту землю аннексировать?

Узнать ответы можно было, только отправившись в Кашгарию, причем европеец сделать этого не мог, они там просто пропадали. За год до Валиханова в Кашгарию проник Адольф Шлагинтвейт и там бесследно исчез. Потом Шокан выяснил, что по приказу Валихана-тюре художника-исследователя, которому не было и тридцати, отвели к крепостной стене и отрубили голову.

Летом 1858 года Шокан Валиханов отправился в свое самое опасное и самое известное путешествие. Он обрил голову и шел в составе торгового каравана, ничем среди других не выделяясь.

Они перешли через хребет Тянь-Шаня. Переход был нелегкий: погибла часть скота, несколько раз едва отбились от нападений шаек горцев, устраивавших засады в ущельях.

В Кашгарии, или Шестиградье, как сами жители называли свою землю, Шокан быстро разобрался в сложившейся политической ситуации. Захвативший власть Валихан-тюре оказался садистом, маньяком и наркоманом. Занят он был в основном тем, что рубил головы всем, кто неудачно подвернулся ему под руку. Отрубленные головы он приказывал складывать в большие кучи на берегу реки. Потом любил ходить и смотреть на эти кучи.

Спустя десять лет по этим местам будет путешествовать другой российский путешественник, знаменитый художник Верещагин. Рассказы о Валихане-тюре вдохновят его на написание картины «Апофеоз войны». На раме художник напишет «Посвящается всем великим завоевателям — прошедшим, настоящим и будущим», и все теперь думают, что картина вдохновлена Тимуром, который, как известно, строил башни из голов.

Но Тимур действительно строил из голов высокие башни, а под конец жизни даже минареты, то есть башни с расширением на высоте. Для этого воины Тимура использовали каркасы, скрепляли головы цементом, чтоб они не расползались… В общем, это был серьезный инженерный подход, чего на картине мы не видим.

Валихан-тюре — это не Тимур. Это был вечно обкуренный невменяемый персонаж, которому до инженерии было так же далеко, как и до завоеваний. Сложить отрубленные головы в большую кучу было его интеллектуальным пределом. «Апофеоз войны» — это памятник Валихану-тюре, о чем, как правило, никто не знает. Он и при жизни был неудачником, и после смерти остался безвестным.

Шокан Валиханов обнаружил в регионе сильное влияние кокандцев, к русским крайне недружелюбных. Вскоре они про Шокана как-то разузнали и начали распространять слухи о русском агенте, проникшим в город. Обстановка стала складываться тревожная, и Валиханов поспешил Кашгарию покинуть.

Он опять вернулся в Омск, где в августе 1859 года снова встретился с Достоевским. У того и на этот раз были хорошие новости: ему выдали временный билет, разрешающий выезд в Тверь. Начиналось его долгожданное возвращение из каторги и ссылки.

Шокан тоже готовился к ослепительной поездке в Санкт-Петербург, куда его настойчиво звали. Всех интересовал разведчик, побывавший в неизвестной прежде Кашгарии. Шокан спешно закончил научные труды, которые войдут в базу современной географии, и поехал в столицу империи.

Там Валиханов произвел маленький фурор. Император Александр II наградил его орденом Святого Равноапостольного Князя Владимира 4-й степени для мусульман и присвоил звание штабс-ротмистра. Валиханов был нарасхват — сначала он работал в Генеральном штабе, где составлял карты Средней Азии и Восточного Туркестана, а с конца мая 1860 года по ходатайству министра иностранных дел князя Горчакова он был определен еще и в Азиатский департамент Министерства иностранных дел.

Помимо очень интересной работы, в столице была и крайне насыщенная творческая жизнь. В Петербурге он опять встретился с Достоевским, который познакомил его с художественной богемой русской столицы. Валиханов сразу стал среди поэтов и художников своим, и многие из них потом написали восточные стихи под впечатлением от его рассказов.

Шокан опубликовал множество записанных им по пути сказаний, и европейцы впервые познакомились с этими образцами степного творчества. Валиханов сразу получил признание самых серьезных научных и географических кругов России.

Он стал своим и на балах, где собиралось самое модное петербургское общество. Там его уважали за остроумие. Шокан начал изысканно одеваться и отрастил длинный ноготь на мизинце. За несколько десятилетий до него так же делал молодой Александр Пушкин, это был дендизм высшего сорта.

Однако Петербург его медленно убивал. Вскоре у Шокана была обнаружена чахотка, то есть туберкулез. Весной 1861 года он спешно покинул столицу и вернулся на родину, в аул своего отца.

Ему все были очень рады, поселили в отдельной юрте, стоящей в отдалении. К Шокану сразу потянулись все степные острословы, музыканты, певцы и знатоки легенд. Около его юрты всегда было многолюдно и весело.

На кумысе, вареной баранине и свежем воздухе болезнь быстро отступила. И Шокан решил, что пришло его время послужить на благо народа. Он выдвинул свою кандидатуру на пост старшего султана Атбасарского округа. Он писал Достоевскому:

Должность была выборная, однако такого поворота, как реальная конкуренция, местные политические силы не ожидали и были к нему не готовы. В России Шокан общался не только с поэтами, но и с радикальной молодежью, так что его голова была полна самых прогрессивных идей. Он сам по себе — прекрасно образованный казах, прочно интегрированный в имперскую элиту, — был ярким символом новой эпохи. Казахи Атбасарского округа большинством голосов его поддержали, несмотря на яростное сопротивление чиновников и богачей.

Однако радовался Шокан недолго. Губернатор Западной Сибири Дюгамель снял его с должности, объявив при этом, что Шокан сам его об этом попросил. Для Шокана это решение стало огромным разочарованием, которое его потрясло.

Однако, если подумать, губернатор Дюгамель все сделал единственно ожидаемым от него образом. Россия уже несколько десятилетий управляла этими землями. Российские чиновники и влиятельные богатые казахи наладили взаимоотношения, выстроили систему компромиссов, распределили между собой посты и должности так, чтобы все работало.

И тут вдруг врывается Шокан и, размахивая своими европейскими идеалами, начинает эту систему крушить и расшатывать. Как на это должны были реагировать чиновники и местная элита?

Важным было и то, что Шокан Валиханов, что бы он там себе ни выдумывал, не был европейцем. Он был казахом, и у него, как у всякого казаха, было много родственников. И Шокан не мог по-европейски проигнорировать их мнение. С ним встретились старейшины его рода, состоялось несколько неприятных разговоров, и в итоге Шокан решил губернатору уступить.

И, пожалуй, хорошо, что все так закончилось. В истории есть прецеденты, когда к власти приходят идеалисты, и ничем хорошим это, как правило, не заканчивается. Прежде всего для самих идеалистов.

Шокан некоторое время жил на родине, снова ходил в исследовательские экспедиции, а потом поехал не в Петербург, куда его постоянно звали и куда он страстно желал бы попасть, а в Омск. Увы, петербургский климат был ему категорически противопоказан. Петербург тогда наряду с Лондоном был мировой столицей чахотки: скученность населения, холод и сырость были идеальной средой для развития этой болезни.

Шокан из-за всего этого погрузился в депрессию и внезапно решил принять участие в походе отряда полковника Черняева. Предполагалось идти на юг и брать под имперское подданство всех казахов, страдающих от насилия кокандцев. Валиханов должен был вести переговоры, обеспечивать мирный переход власти. Ему эта задача понравилась.

Поначалу все шло, как было задумано: несколько казахских городов перешли на их сторону. Однако потом пошли земли Коканда, а там население отнеслось к колонизаторам с ненавистью. Вскоре начались бои, часто перерастающие в расстрелы. Местные гибли тысячами, и далеко не все погибшие были военными.

Для Шокана Валиханова эти поля, заваленные порубленными картечью людьми, стали откровением. Он всегда был поклонником всего европейского, верно служил Российской империи и немало для нее сделал. Но империя была прекрасна лишь в петербургских салонах да в возвышенных книжках. А реальная империя оказалась такой, какой он увидел ее на выборах и на поле боя.

Все это произвело на Шокана такое сильное впечатление, что далее участвовать в военном походе он не пожелал. Вместе с несколькими другими офицерами он уехал на обозе в тыл. А полковник Черняев продолжил свой поход, который увенчается тяжелейшим взятием Ташкента.

Шокан тем временем вернулся в Верный, откуда хотел ехать то ли в Омск, то ли сразу в Петербург. Но вскоре его свалила в пути жестокая болезнь, и он был вынужден остаться в гостях у своего родственника.

Вскоре в их маленький аул приехал лично начальник Алатауского округа и казахов Старшего жуза генерала-майор Колпаковский. Его интересовало здоровье штабс-ротмистра, и он желал с ним по многим вопросам посоветоваться. Со здоровьем все уже было очень плохо, поэтому генерал-майор приказал Шокану никуда не ездить и беречь себя в родном климате. И при этом курировать всю дипломатическую и разведывательную информацию, идущую со знакомого ему Востока.

Вскоре в китайской провинции Или вспыхнуло восстание мусульман, и аул превратился в настоящий разведывательный центр. Туда стекалась вся добытая информация, там находились штабы нескольких шпионских операций. Последний год жизни Шокана был таким же насыщенным, как и вся его жизнь. Он успел все. За несколько месяцев до смерти он встретил девушку по имени Айсары, они полюбили друг друга и поженились.

Десятого апреля 1865 года Шокан Валиханов, прожив двадцать девять лет и семь месяцев, умер. На месте, где это случилось, вскоре был поставлена мраморная плита, которая стала одним из самых необычных памятников на постсоветском пространстве. Уникальна она тем, что пережила революцию, а это мало какому из дореволюционных монументов удалось. И хотя плита была поставлена султану и царскому офицеру, большевики ее не тронули. Более того, вскоре после смерти Сталина вместо нее установили гранитный обелиск. А уже в конце 80-х, в канун 150-летия со дня рождения Шокана, там был построен мемориальный комплекс.

Память о Шокане Валиханове оказалась выше классовых предрассудков и политических разногласий. Его блестящая жизнь оборвалась так трагически рано — и это трогает любого человека, как бы он к Шокану и его взглядам ни относился. Но со временем вопросов к истории Шокана становится лишь больше. Есть те, что считают его имперцем-колонизатором, фактически предателем своего народа. Хотя сам Шокан видел в империи лишь средство европеизации казахов, считая это безусловным благом.

Часто любят цитировать письмо Веселовского, который написал, что Шокан Валиханов промелькнул над нивой востоковедения, как блестящий метеор. Этот метеор часто выносят в заголовок… И действительно — похоже: блеснул и погас. Но вот интересный вопрос: куда бы он полетел, если бы не погас?

Обычно в жизни Валиханова описывают два главных конфликта: с губернатором Дюгамелем из-за выборов и с полковником Черняевым из-за методов ведения войны. Однако на самом деле никаких конфликтов не было. И губернатор, и полковник Шокана любили, высоко его ценили и дали ему самую отличную характеристику. Просто оба они были старше Шокана, мудрее его и прекрасно понимали, что с ним происходит.

А происходила с ним обычная для его возраста вещь: книжные идеалы не выдерживали встречи с реальностью. Это грустное открытие делают почти все умные люди на третьем десятке лет и много горюют о несовершенстве мира. А потом обнаруживают, что хоть все вокруг и весьма печально, но в этом можно как-то жить. И начинают в этой жизни устраиваться… Шокану просто нужно было повзрослеть. Губернатор и полковник были уверены, что после этого его ждет славная государственная карьера.

А может, зря они были в этом уверены? Может, не стоило им мерить его по себе? Может, увиденное на выборах и на войне привело бы к тому, что Шокан разочаровался бы в империи?

Наверное, это самое интересное — представлять, каким Шокан Валиханов стал бы в пятьдесят лет или в шестьдесят. Сохранил бы верность своему юношескому увлечению всем европейским? Завязал бы со своими путешествиями, которые, говоря откровенно, чаще всего сводились к шпионажу?

Чем бы он тогда занимался? Единственное увлечение, которое Шокан пронес до конца жизни в его детской чистоте, — это поиски и записывание степного устного творчества. И в свой последний год жизни всякий раз, когда ему позволяли здоровье и работа, Шокан встречался с казахскими певцами и странниками и записывал их стихи и рассказы.

Существует еще теория заговора насчет его смерти. Некоторые подозревают, что его отравили по приказу из Санкт-Петербурга. Придуманы даже какие-то объяснения, почему русским понадобилось убивать своего лучшего эксперта по крайне важному для России региону.

И напоследок можно вспомнить известную цитату профессора сравнительной тюркологии Казанского университета Катанова о Шокане:

«Из монголов и восточных тюрков на путь востоковедения встали три человека — Доржи Банзаров, Шокан Валиханов и я. Каждый посвятил себя полностью русской литературе. Я отрекся от шаманства и стал христианином, служу их науке. Шокан и Доржи умерли от водки, не достигнув и 35 лет, ибо наши русские коллеги ничему, кроме выпивки, нас не научили».

И вот это уже точно неправда. Да, в последних письмах Валиханова упоминается, что он полюбил шампанское. Но полюбить шампанское и умереть от водки — это все же немного разные вещи.

И в другом смысле своего заявления профессор тоже не прав — что русские ничему Шокана не научили. Шокан Валиханов в России не просто стал своим, а моментально оказался в числе лучших своих. Они научили его всему, чем жили сами. Он стал таким же европейцем, как и самая передовая молодежь империи. Они жили общими мечтами о прогрессивных реформах. Однако и в России, и в Казахстане всех этих молодых «европейцев» ждали лишь разочарования и поражения. Друг Валиханова Достоевский от своих юношеских идей быстро отказался и в зрелом возрасте крепко уверовал в Бога и особый путь России. Шокан Валиханов в своей жизни успел лишь разочароваться в юношеских идеалах, а вот найти новые ориентиры ему не хватило времени.