АЛЖИР:

15 августа 1937 года НКВД СССР издал оперативный приказ № 00486 «О репрессировании жён и размещении детей осужденных “изменников Родины”». С этого момента начались массовые аресты женщин и детей. Приказ позволял заключать людей под стражу на годы без каких-либо доказательств их вины.

Первые заключённые прибыли в лагерь 6 января 1938 года. Из печально известной московской тюрьмы Бутырка эшелоном привезли 1600 женщин. В лагере содержались представительницы 62 национальностей. Из них русские — 4390, еврейки — 855, белоруски — 740, грузинки — 146. Были также венгерки, кореянки, полячки, азербайджанки, татарки, армянки. Около двадцати женщин с неустановленной национальностью. Казашек — 87.

Сначала арестовывали мужчин — якобы «по работе направляли в командировку». Затем под предлогом «встретиться с мужем» вызывали жен. В ожидании встречи женщины нарядными приходили в указанные учреждения, где в подвалах были камеры. Там их запирали, уверяя, что «встреча вот-вот состоится», оттягивая время под различными предлогами. Позже начинались допросы, и женщин держали под арестом от трех до шести месяцев. Затем выносили приговор и, выдав постановление, отпускали домой, чтобы те подготовились к отбытию наказания.

Многодетным матерям предлагали выбрать, какого ребенка взять с собой, а кого оставить. Так, у одной женщины была четырехлетняя дочь и шестимесячный сын. Не зная, что делать, она была вынуждена взять с собой младшего. Детей старше трех лет, как правило, отправляли в детские дома. Некоторые оставляли детей на попечение нянек и потом не получали от них никаких известий.

После ареста эти женщины теряли связь с внешним миром. Они не знали, что стало с их детьми, где их мужья, живы они или расстреляны.

Железная дорога, ведущая к АЛЖИРу, была построена позже. А в первые годы женщины после сортировки у ближайшей станции шли пешком 33 километра.

В вагоны набивали до 70 человек. Внутри было тесно, душно, не хватало воздуха. Путь в «ящике» длился до двух месяцев. Хотя в вагоне стояла буржуйка, угля для нее не давали. Санитарные условия отсутствовали — в углу вагонов была лишь импровизированная уборная. На окнах решетки. Спали на двухъярусных деревянных нарах. Те, кто не помещался, спали, прислонившись друг к другу, по очереди.

Женщины знали, что их везут в Казахстан, но не знали, куда именно. Путь был особенно тяжел для беременных и матерей с младенцами. Дети умирали от холода и недоедания. Тела хоронили у ближайших станций, но матери не знали, где именно остались могилы их детей, и не были уверены, смогут ли вернуться туда.

Летняя жара тоже была мучительной: в воде им отказывали. Лишь брали шланг для полива и обливали женщин водой.

Женщины, первыми прибывшие в лагерь в январе 1938 года, столкнулись с тем, что на территории было лишь два барака. В каждый заселили по 300 человек.

В суровом январе температура в бараках не превышала 6–7 градусов. Хотя буржуйка была и тут, но топлива не давали. Женщины ходили к озеру Жаланашколь и в ледяной воде собирали камыш. Камыш плохо сохранял тепло, поэтому его приходилось постоянно подбрасывать в печку. Некоторые не пережили первую зиму.

Так как поток заключенных нарастал, женщин заставили строить бараки. Среди них были архитекторы. С их помощью и строили. Заключенные месили глину ногами, замешивали ее с камышом и лепили кирпичи весом от пяти до 20 кг.

Так было построено 26 бараков. В каждом — по 300 женщин. Они спали на простых нарах из дерева, без подстилок и одеял, только на камыше. Камыш использовали и для обогрева, и как подстилку, и как строительный материал.

Зимой в бараках было всегда холодно, летом — душно, не хватало воздуха.

Барак был не только местом сна, но и пространством для жизни. Здесь ели и вели хозяйство.

Просыпались в 4–5 утра. Завтрак — один половник каши. Кто ел — ел, кто нет — шел голодным на тяжелую работу. Рацион не менялся годами. Из-за отсутствия витаминов и питательных веществ здоровье женщин резко ухудшалось. Организм ослабевал, развивались болезни. Изнурительный труд и голод уносили жизни многих.

Дисциплина была суровой. После завтрака женщин отправляли рубить камыш. Работали в швейных и деревообрабатывающих цехах. Некоторые в стужу и метель пасли скот, сажали огороды. Опытные агрономы выращивали всё — от арбузов до винограда. Собирали урожай малины, смородины, клубники. Даже прежнее название села Акмол — Малиновка — в какой-то мере связано с этим. Посаженные узницами яблони до сих пор плодоносят.

Вечером возвращались измученные. Без сил ложились спать. Тех, кто отказывался или не мог работать, наказывали. Например, могли увеличить срок: с трех до пяти, с пяти до восьми, с восьми до десяти лет.

Во время Второй мировой войны швейный цех АЛЖИРа получал военные заказы из Ленинграда и других городов. Женщины, прибывшие в лагерь в одном платье, шили себе по комплекту теплой одежды, а затем — военную форму для фронта. Кстати, подкладку украшали вышивками вроде «Вы победите!», «Родина верит!».

Цех был в бараке. При свете одной лампы женщины работали по 14 часов в день. От перенапряжения теряли зрение, здоровье, а иногда и рассудок. Но все равно — в шитье и вышивке находили надежду:

Наказания в АЛЖИРе были жестокими. Так, известную певицу советской эпохи, первую исполнительницу песни «Катюша» Лидию Русланову заставляли петь. Она ответила: «Соловей в клетке не поет». За это ее снова отправили в тюрьму во Владимире.

Избиения, физическое насилие были обычными явлениями. Женщин били, отбирали детей. Охрана НКВД с собаками и оружием не позволяла отойти даже на шаг от барака. В воспоминаниях упоминается, что одна глухая женщина ушла дальше от барака, чем разрешалось, и охранник, не докричавшись, без суда и следствия ее расстрелял.

Другой случай был с женщинами-пастухами. Им говорили: «Если хотите жить — спасайте этих животных». Однажды две женщины в мороз попытались спасти теленка, укрыли его всем, что было, прижались друг к другу и уснули. Но теленок замерз. Их обвинили в «уничтожении скота» и расстреляли. Тела не похоронили, а оставили рядом с падалью — «в назидание другим».

Одна из самых тяжелых тем — дети, рожденные в АЛЖИРе. По официальным данным, в АЛЖИРе родилось 1507 младенцев. Большинство — в результате насилия. В графе «отец» в свидетельствах о рождении — прочерк. Их отцами были охранники, сотрудники НКВД.

Когда дети подрастали, они спрашивали: «Кто мой отец? Где он?». Матери часто молчали или отвечали: «Он умер» или «Не хочу говорить». В одном случае подруга матери сказала ребенку: «Твой отец был плохим человеком». На что подросток ответил: «Какой бы он ни был — он мой отец». Тогда мать не выдержала и призналась: «Он изнасиловал меня. Ты ребенок от насилия».

После открытия музея «АЛЖИР» некоторые из этих детей приходили и делились воспоминаниями. Сейчас большинство из них уже ушли из жизни.

Во время репрессий пострадали и семьи казахских деятелей искусства. Так, Гульжамал Майлина — супруга Бейимбета Майлина — была этапирована из тюрьмы Алматы в АЛЖИР. У нее осталось пятеро детей. Старший сын Аукен ушел на фронт и не вернулся. Едиль, Разия, Мереке воспитывались в детдоме в Семее. Младшая — Гульсим — в Осакаровском детдоме.

Гульжамал получила 5 лет. 4 года провела в АЛЖИРе, 1 год — в Караганде. Пасла овец. Зимой в бураны ее нарочно отправляли в поле. В один из дней она потеряла 50 овец. Охранник сказал: «Не найдешь — срок увеличим, а детей уничтожим». Ей пришлось искать овец. В поисках она ушла в Кировский район. Там зашла в аул, стучалась в двери, спрашивала. Узнав, кто она, чья жена, старики приняли ее, накормили, помогли найти овец и отправили двух мужчин проводить ее обратно в АЛЖИР. Говорят, так дети Майлиных остались живы.

Азиза Рыскулова — супруга Турара Рыскулова — получила 8 лет. Ее привезли из Бутырки. Мать Азизы — Арипа Есенкулова — также была осуждена: за «шпионаж в пользу зятя». Она умерла от инсульта за несколько дней до своего оправдания. Сама Азиза была ветеринаром. В лагерь попала с месячной дочерью Ридой, но, когда девочка подросла, ее забрали в Осакаровский детдом. Старшую дочь Сауле отправили в детдом под Одессой. В лагере Азиза страдала от голода. Чтобы поесть, прятала мясо больных животных и делилась с другими женщинами. Так они выживали.

В АЛЖИРе были и Разия, жена Сейиткали Мендешова, и Елизавета, жена Жанайдара Садуакасова, и Гуландам, жена Султанбека Кожанова, и Дамеш, жена Темирбека Жургенова. Все они прошли тяжелую каторгу.

С 1956 года началась их реабилитация. Лишь тогда появилась возможность найти работу. Но страх остался. Они всегда держали узелок с вещами наготове. При виде чужака в доме пугались: «Вдруг заберут снова».

После 1956 года начали официально реабилитировать репрессированных политических и общественных деятелей. Были изданы указы, признаны ошибки и обещана моральная компенсация. В списке были Бейимбет Майлин, Сакен Сейфуллин, Турар Рыскулов. Но это касалось не всех и происходило постепенно.

Информация о самом лагере тоже долго не публиковалась. Даже после смерти Сталина в 1953 году лагерь продолжал работу еще два года. Заключенные использовались как наемная рабочая сила. Позже лагерь сровняли с землей, бараки разрушили. Но те, кто жил рядом, бывшие заключенные и охранники — помнили. Однако молчали — страшились.

В 1989 году, накануне независимости Казахстана, Олег Стефашин, собственный корреспондент газеты «Известия», опубликовал материал о женском лагере в селе Акмол (тогда — Малиновка). После этого начались исследования. В районе Жаланашколь велись раскопки, там были найдены черепа. Исследования показали, что это женские черепа. Выяснилось: тела умерших не хоронили. Зимой трупы лежали открыто, весной выкапывали яму, сваливали туда тела, засыпали землей.

Это — лишь часть нашего большого интервью про АЛЖИР. Полную версию смотрите на YouTube-канале Qalam Tarih.

Редакция Qalam благодарит администрацию музейно-мемориального комплекса «АЛЖИР» за сотрудничество.