МИФИЧЕСКСАЯ ИСТОРИЯ РАСЧЕСКИ-ТАРАҚ

Гребень — атрибут древних женских погребений в степных культурах. Просто посмотрите на деревянный гребень так называемой Таксайской жрицы. Это сарматское погребение женщины, открытое археологом Яной Лукпановой в Западном Казахстане. Погребению две с половиной тысячи лет. Кроме золотых украшений, зеркала, конской сбруи, тел двух служанок, в захоронении был обнаружен короб со странным набором вещей: две волчьи лапы разных особей, клыки волка и гребень из тополя. Он был почти разрушен. Его, как и костюм Таксайской жрицы, восстанавливала лаборатория Крыма Алтынбекова. Гребень двухсторонний — с одной стороны 13 крупных зубцов, с противоположной — 79 мелких частых зубчиков. Такие же, но сделанные из кости или рога были у наших бабушек. В отличие от бабушкиных, центральная часть гребня сарматской жрицы украшена искусно вырезанной батальной сценой: два человека на колеснице, запряженной парой коней, а напротив пеший воин, схвативший коней под уздцы. Считается, что колесница — ахеменидская, а противостоит ей сармат.

Присутствие гребня и зеркала в женском погребении кажется банальным: любимые вещи женщины положили в могилу. Но ведь и степные воины в разные периоды истории отращивали косы. Например, они есть у половецких каменных изваянийiкоторые по ошибке сейчас называют балбалами; правильнее называть их бәдіз или сынтасв украинских степях. Но в погребениях вождей хунну и половцев находят не гребни, а, например, казаны (но это отдельная тема). С другой стороны, в Европе с раннего средневековья известны литургические или церемониальные гребни, которыми перед священнодействием расчесывали волосы епископы и даже короли. Что интересно, в обычной жизни в средневековой Европе в ходу были односторонние гребни, а для церемоний использовались двухсторонние, украшенные сложными изображениями. Совсем как у Таксайской жрицы. Возможно, это отголосок Великого переселения народов?

Исследователь мифологии Серикбол Кондыбай сравнивал казахское слово «тарақ» (гребень) со словами «дарақ» (дерево), «терек» (тополь), «тарау» (расчесывать), «тармақ» (ответвление), «тар» (тесный), «тарқау» (распускаться — о косе, аркане, прядении и т.п.).

Реальный гребень обычно имеет множество зубьев, но тамга «тарақ» у казахов изображается с тремя зубцами, что напоминает трезубец, широко представленный в культурах многих народов Евразии с древнейших времен. Такая тамга есть у некоторых казахских родов, например, у аргынского рода тарақты (букв. «имеющий гребень») и у казахских торе — чингизидов.

Можно проследить генезис этой тамги до юэчжи-кушанской царской династии второй половины 1 тыс. до н.э. Эта тамга у юэчжи-кушан символизировала трех- или четырехглавого дракона (аштак). У небесных тюрковiкёктюрков(6–8 вв.) гребень с тремя (четырьмя) зубцами был тамгой тюрков-аштаков — хатунской (царицынской) династии из рода конырат, который сейчас входит в состав Среднего жуза казахов, а также в состав других тюркских народовiЮ. Зуев, «Ранние тюрки». Алматы, 2002, с. 156.

В казахской традиционной культуре есть негативный образ дракона, сформировавшийся под влиянием восточных культур, и есть собственно тюркский положительный образ духа-предка, покровителя, праматери в образе дракона. У тюркских народов Алтая божественную покровительницу рожениц и младенцев Умай представляют «с гребневидной головой». Например, в телеутском шаманском заговоре к ней обращаются «с гребневидной головой мать Умай»iН.П. Дыренкова. «Умай в культе турецких племен», 1928, с. 64. Тюрколог А.М. Сагалаев переводит то же выражение немного по-другому: «с гребневидными волосами Май-äнä». По словам заслуженного деятеля Республики Алтай Тамары Мендошевой-Мукановой, в оригинале эта фраза звучит как «тарак мусту Май ене»iказ. Тарақ мүйізді Май ене— «Мать Умай с рогом в виде гребня». Тарак и у алтайцев представляется с тремя зубьями, поэтому это выражение понимается у алтайцев как трехрогая мать Умай. У алтайских телеутов есть также образ старухи «Уч Мусту Бай Оны» (трехрогая священная мать).

Один из самых дискуссионных вопросов тюркологии — иконография Умай. Древний образ женщины в «трехрогом» головном уборе или трехзубчатой короне, высеченный на памятниках, часть исследователей (в первую очередь археолог Л.Р. Кызласов) идентифицирует с Умай, а часть (например, исследователь шаманизма Л. Потапов) категорически оспаривают эту гипотезу. Тем более что известны и мужские изображения в подобном головном уборе. Наиболее интересное женское «трехрогое» изображение обнаружено экспедицией С.И. Руденко почти сто лет назад на Кудыргинском могильнике в Восточном Алтае. Ориентировочная датировка — 7 век н.э. Изображение нанесено на валун размером около 40 см, обнаруженный в могиле ребенка.

Сцена, если изображение можно считать единой сценой, размещена на трех гранях валуна. Огромная личина некоторыми тюркологами интерпретируется как Тенгри, женщина в короне с тремя зубцами — Умай, за ней ее жрица или другое божество, слева — поклоняющиеся ей воины.

Ребенок был похоронен нетипично для этого могильника и вообще для традиций того времени, головой на запад. В связи с чем высказываются даже предположения, что он был христианином, и на камне изображено поклонение трех волхвов новорожденному Иисусу. Еще одна версия: представители подчиненного племени склоняются перед представителями доминирующего. На валуне в трехрогом головном уборе изображена не только стоящая богато одетая женщина в серьгах, но и одна из коленопреклоненных фигур. Если это представители разных племен, то имеет ли коленопреклоненная фигура такой же статус в своем племени, как и стоящая женщина? А если это все-таки культовая сцена поклонения Умай, то допустимо предположить, что коленопреклоненная фигура в трехзубчатой короне — жрица культа Умай.

Хочется обратить внимание читателей на способ изображения верхней одежды у центральной фигуры и у девочки, стоящей за ней. Возможно, это просто мех, но если эта деталь так старательно изображена на камне, значит, она важна. И эта деталь напоминает традиционный костюм башкирской женщины, нагрудные и наспинные украшения которых декорировались монетами, имитирующими перьевой покров птицы, которую связывали с культом ХумайiМамбетова, 2017, с. 162.

Но эти украшения из монет, на наш взгляд, больше напоминают чешую змеи, чем перья птицы, что может быть отсылкой к культу змеи. Впрочем, культ змеи и культ птицы, особенно лебедя, могут иметь общее происхождение, восходить к культу дракона. Историк Джулия Гани считает, что эти и некоторые другие традиционные украшения тюркских женщин — рудименты боевых доспехов воительниц. У казахов воинские доспехи — это «жылан қайыс» (змеиная кожа), подарок царя змей Бапы-ханаiЗ.Наурызбай. «Вечное небо казахов», 2020, с. 129. На Кудыргинском камне «в чешуе» изображен и живот коня, принадлежащего коленопреклоненной фигуре в трехрогом уборе. В Восточном Казахстане до сих пор существует представление о «жылан жылқы» — породе лошадей-змей, возникшей от скрещения обычных кобыл с водяными змеями. «Трехрогие» женские изображения были распространены и у кимаков. На петроглифах в Казахстане время от времени встречаются трехрогие копытные, которых археологи определяют как изображения Умай. По гипотезе исследователей, Умай изображалась с рогами, и эта иконография получила продолжение в истории кочевников.

В казахской мифологии также есть рогатые женские персонажи: Мать с овечьей головой «Қойбас-ана». Она — младшая сестра Коркута, покровительница домбровой музыки и домбристов, она одушевляет домбры мастеровiЗ.Наурызбай. «Вечное небо казахов», 2020, с. 285–286. Старуха Мыстан — мать Тазши в вариантах эпоса «Алпамыс» — тоже изображается рогатой, при этом рога рассматриваются в эпосе как положительный знак, символ мудрости, удачи, счастья, одухотворенности. Хан Тайшик, обращаясь к Мыстан, говорит: «Ты — многовидевшая, мудрая». У Койбас-ана пара рогов, а количество рогов Мыстан неизвестно.

Итак, трехрогие образы или образы с короной из трех зубцов, напоминающие тамгу «тарақ», были характерны для древних тюрков и кимаков, а представления о трехрогой матери Умай сохраняются у алтайцев до сих пор. В Пазырыкских курганах погребенные лошади были украшены оленьими рогами, что, вероятно, являлось отсылкой к культу солярного рогатого животного. Непонятно, украшали лошадей рогами только во время погребального обряда, отправляя вместе с хозяином в потусторонний мир? Или так делали и в обычной жизни? В любом случае «рогатые» лошади позволяют предположить, что и человек мог становиться «рогатым» похожим способом. Также можно предположить, что закрепленный в прическе двухсторонний гребень с тремя крупными зубьями с верхней стороны мог символизировать эту трехрогость или заменять корону.

У наших далеких предков в разные периоды истории были довольно сложные ритуалы и практики, связанные с волосами. Например, у скифов Алтая в древности (6–3 вв. до н.э.) существовал обычай, согласно которому женщина обривала голову и надевала искусственную накладку, сделанную из войлока, шерсти и собственных волос, — проще говоря, парик. Обрита голова женщины на ковре из Пазырыкского кургана, у «Укокской принцессы» и «Урджарской женщины». Непонятно, делалось это при жизни или посмертно. Возможные культовые, социальные, а также связанные с астральной мифологией причины такого обычая Серикбол Кондыбай анализирует в главе «Лысая женщина (женщина с обритой головой) и женщина с волосами» Книги третьей «Мифологии предказахов» и позже несколько раз возвращается к этой темеiС. Кондыбай. «Мифология предказахов». Книга третья, 2008: с. 206–208, 383–385, 400–408.

Какое отношение этот обычай восточных скифов имеет к нам? Кондыбай сравнивает этот исторический факт с постоянным мотивом казахских генеалогических легенд о девушке-пери в облике лебедя. Когда герой, украв лебединое одеяние водной пери, вынуждает ее выйти за него замуж, она ставит ему несколько условий. Одно из них — не смотреть на нее, когда она расчесывает волосы. Потому что для этого она снимает голову с плеч и держит перед собой. Герой нарушил ее условие, она надела лебединое одеяние и улетела, а позднее передала герою его сына. Этот сын стал первопредком того или иного рода или династии.

По мнению исследователя, речь первоначально шла не о том, что девушка-пери снимает свою голову, а о том, что она снимает накладные волосы, парик. В варианте эпоса «Едиге», записанном Шоканом Уалихановым в 1841 году, девушка-пери, чтобы расчесать волосы, снимает не голову, а кожу головы (скальп): «В один из дней девушка помыла волосы. Держа перед собой кожу головы, она расчесывала ее. Джигит опять увидел (то, что не должен был видеть). Девушка взлетела в небо»iТағы күндерде бір күн қыз шашын жуды. Бас терісін алдына алып тарап отыр. Жігіт тағы көрді. Қыз аспанға ұшып жөнелді..

Непонятно, кто «превратил» снятую голову в «более правдоподобный» снятый с головы скальп, — один из сказителей в цепочке преемственности, Уалиханов или редактор, готовивший рукопись к изданию. В любом случае наличие такого варианта подтверждает гипотезу Кондыбая о том, что изначально речь шла о парике, существовавшем в культуре алтайских скифов. Позднее эта практика была забыта, вот и появились в казахском фольклоре девушки-пери, расчесывающие волосы, держа в руках перед собой свою голову или скальп. В любом случае, как ни удивительно, в казахском фольклоре нашел отражение скифский обычай давностью в две с половиной тысячи лет, открытый археологами во второй половине 20 века.

Этот парик скифской женщины аналогичен сказочному лебединому одеянию, которое девушка может надеть, превратившись в лебедя, или снять. Кондыбай сравнивает это с превращением героя в плешивца-тазшу. Например, Козы-Корпеш — герой с золотой косичкой «айдар» — принимает облик тазши, когда приходит в аул к своему тестю Карабаю, символу темной ночи и нижнего мираiПодробнее об этом в статье Таласбека Асемкулова «Казахский эпос: человеческий дух в поисках изначального смысла» 1979 года в книге «Субъект(ив)ная казахская культура». Но когда во время свидания с Баян Козы снимает шапку тазши, то сияние его волос освещает все вокруг. Герой с волосами, со светящимся айдаром — это Солнце, испускающее лучи. Безволосый тазша — это тусклая Луна. В других эпосах таких эпизодов нет, но по мифологической логике любой эпический батыр — солнечный герой — меняет состояние, превращается в плешивца-тазшу — лунного персонажа, когда оказывается в нижнем мире. И это касается не только эпических героев. В знаменитом историческом романе Мухтара Магауина «Аласапыран» («Вешние снега») главный герой — попавший в плен к русским и делающий карьеру в Москве в Смутное время хан Ораз-Мухаммед — отращивает косы в периоды активного действия и обривает голову, когда после очередной катастрофы впадает в депрессию.

Скифская женщина с обритой головой — аналог тазши. А в парике она становится аналогом героя с айдаром. Кондыбай предполагает связь этого ритуала с двумя светилами, а также с сезонами года, зимним и летним солнцестоянием.

А еще оппозицию женщины с волосами и женщины обритой можно сравнить с оппозицией старшей жены (бәйбіше, царицы-катун) и младшей жены (тоқал). В казахском языке слово «тоқал» означает комолое, безрогое животное (козу, корову), а также вторую жену. Старшая жена, по такой логике, является «рогатой». Кстати, происхождение слова «бәйбіше» объясняют так: бай — муж, глава семьи, старший; біше/биче — его жена, советница, хозяйка в доме. Но, возможно, первая часть слова связана с древней рогатой Умай/Май/Бай, ведь на древнетюркских памятниках царицу-катун называют «подобная Умай».

Если в пазырыкской культуре женщина могла обривать голову и надевать искусственную накладку из войлока и собственных волос, то у средневековых половцев (кыпчаков западной части Степи) женщины сохраняют свои волосы, но они дополняются рогами из войлока. Имитация рогов делалась из войлока, на который надевали серебряные полукольцаiС. А. Плетнева. «Половецкие каменные изваяния», 1974.

Отличить половецкие каменные женские изваяния от мужских археологи иногда могут только по головному убору. Каменные изваяния и мужчин, и женщин изображаются с косами на спине. Более того, некоторые мужские изваяния, как объясняет академик С.А. Плетнева, имеют женские груди. Основное отличие — в головном уборе: женские изваяния изображаются с рогами.

Рогов, как видим, пара, а не три. Когда произошло это изменение, да и связаны ли «генетически» трехрогие и двурогие тюркские женские изображения, трудно сказать. Быть может, есть некая неизвестная нам преемственность между этими двумя подходами. Возможно, косы в символическом плане заменяли третий рог? Кстати, ребристая поверхность «рогов» напоминает гребень. Головной убор с рогами сохранился у халха-монгольских женщин: шапка с острым верхом вполне может рассматриваться как рог или даже три рога. Рога эти бараньи или, скорее, горного барана — архараiНапомним, «арқар» — название тамги каганского рода ашина у древних тюрков и боевой клич казахских чингизидов. Судя по наличию рогов, кыпчакские каменные изваяния изображали только влиятельных женщин — жриц, воительниц и старших жен (бәйбіше) — «рогатых».

У этой темы есть еще много нюансов. Например, у саха-якутов персонаж, похожий на нашего Тазшу, называется таракай, а у алтайских тюрков — тастаракай. Кондыбай предполагал, что в образе тастаракая слились два первоначально противоположных образа: плешивый, безволосый тас (таз, тазша) и волосатый, длиннобородый таракай. С забвением исходной двойственности, они слились в один образiС.Кондыбай. «Мифология предказахов. Книга вторая», 2011: с. 141–152. Изначально Таракай являлся не только солярным символом, но и персонификацией Мирового древа (тарақ — дарақ, терек). С этим образом связан и исторический титул тархана. С другой стороны, слово Тазша он этимологизировал как Таз-әже (плешивая праматерь) или Тас-әже (праматерь-камень). Но этот анализ уведет нас в тайны древней мифологии, о которых можно говорить бесконечно.

Возвращаемся к эпизоду эпоса, с которого мы начали этот экскурс о символизме гребня-тарақ. Батыр передает ханской дочери гребень, сделанный из рога, через тазшу. По мифологической логике тазша и есть сам батыр, точнее, его теневая ипостась в потустороннем, нижнем мире. Он вручает дочери хана нижнего мира гребень, сделанный из рога и связанный с солнечной символикой. И она готова служить ему. Возможно, батыр/тазша, передавая гребень девушке из нижнего мира, помогает ей поменять статус, выйти из нижнего мира? Или это своего рода обещание сделать ее «рогатой» байбише, «подобной Умай царице-катун»? Хотя по сюжету она становится младшей женой батыра или он вообще выдает ее замуж за тазшу, которого назначил ханом. С другой стороны, возможно, ханская дочь, несущая на плечах тазшу, — это отголосок забытого древнего ритуала, когда женщина высокого статуса обривала голову и представала то тазшой (Таз-аже), то в парике и с гребнем, то лунным, то солнечным персонажем.