Судьбы казахстанцев — героев Второй мировой войны — хорошо известны соотечественникам. В любом городе страны найдутся площадь, парк или улица, носящие одно из этих славных имен. И все-таки стоит снова и снова повторять рассказы о людях, переживших эту трагедию и обессмертивших себя подвигом. Хотя бы для того, чтобы новые поколения не забывали испытаний, выпавших на долю их прадедов. И прабабушек.
Все, кто знал Алию лично, удивлялись, какая она серьезная, целеустремленная и требовательная к себе. Староста в классе, лучший снайпер на курсе… Но, скорее всего, изначально Алия была совсем другой. Веселой, беззаботной и вполне обычной девочкой... просто жизнь ее с самого начала сложилась так, что ей пришлось очень рано стать серьезной.
НЕДЕТСКОЕ ДЕТСТВО
Алия родилась 15 июня 1925 года в ауле Булак Хобдинского района Актюбинской области. По отцу ее фамилия была не Молдагулова, а Саркулова, и происходила она из знатного рода табын племени жетыру Младшего жуза. Ее отцу Нурмухамбету за такое происхождение от советской власти сильно доставалось. Ему не давали нормально работать и содержать жену и детей (у Алии были младший брат и, возможно, сестра). В середине тридцатых он взял фамилию жены и переехал туда, где их не знали. Семью это не спасло.
В 1933 году мать Алии Маржан была убита выстрелом сторожа, когда проходила мимо колхозного картофельного поля. Случайная трагедия... так, во всяком случае, об этом обычно рассказывается в историях об Алие. Однако в 1933 году в Казахстане бушевал голод, так что, возможно, мать Алии не просто проходила мимо колхозного поля — и трагедия с ней была не случайной.
Отец похоронил убитую мать Алии где-то в низовьях реки Курайли, где они тогда скитались. Он был полностью раздавлен и уничтожен, не имел ни сил, ни средств заниматься детьми, оставил их и исчез. Алия с младшим братом примерно год странствовала по селам, выживая на улицах небольших городков, и, судя по всему, младший брат Багдат в этих скитаниях умер. Алие же повезло: ее дядя, брат матери, Аубакир Молдагулов разыскал девочку и забрал к себе в Алма-Ату. Ей было тогда десять, и она впервые пошла в школу.
Однако скитания на этом не закончились. Дядя вскоре поступил в Военно-транспортную академию в Москве и переехал в столицу. Вместе с ним туда перебрались еще семь членов семьи: женщины, дети и старики. Время было тяжелое, бросить близких на произвол судьбы было нельзя, и дядя Аубакир, несмотря на свою молодость, тянул семью. Через несколько лет академия, в которой учился дядя, перебазировалась в Ленинград. Он тоже переехал, а за ним и вся его большая семья. Так Алия оказалась в Ленинграде.
Там она снова пошла в школу. Ее первая учительница потом вспоминала: «Лия была… исключительно серьезная, вдумчивая, любознательная девочка. Она проявляла большую заботу о классе, была первой помощницей и не терпела лодырей. В 6–7-х классах была старостой».
ЛЕНИНГРАДСКАЯ ЮНОСТЬ: ИНТЕРНАТ И БЛОКАДА
Но жизнь продолжала быть нелегкой. Девять человек жили в небольшой комнате: Молдагулов, его жена, трое детей, его сестра Сапура — тетя Алии, две бабушки и Алия. Лучше всего у девочки сложились отношения с тетей, с которой они были почти ровесницы, так что Алия называла Сапуру не тетей, а сестрой.
В 1939 году дядя отдал 14-летнюю Алию в школу-интернат № 46. Эту школу через несколько лет официально реформировали в детский дом, которым она и была, по сути, до того. Можно представить, что чувствовала Алия после того, как одна ее семья вдребезги рассыпалась, а вторая ее изгнала.
В 1985 году студия «Казахфильм» сняла фильм «Снайперы» о жизни Алии, в котором главная героиня прямо заявляет, что тетка ее била и заставила мужа отдать девочку в детдом. Правда ли это? С одной стороны, в письмах Сапуре Алия постоянно передает приветы всем членам семьи, включая тетю. С другой, иногда и по этим приветам видно, что тетя была человеком сложным, а их отношения были непростыми. Вот, например, письмо от июля 1943 года: «Очень тебя прошу написать тете от меня письмишко, сама хочу, но выразить мысли, которые ей нужны, сообщить мне очень трудно. Напиши ей о моем отъезде, напиши, что чувствую себя прекрасно, настроение очень хорошее, пусть не расстраивается. Передай, что я очень прошу быть ласковой с малышами, хотя она, как мать, может обижать своих детей, может быть, любя. Дядя, когда меня навестил, выразил некоторое неудовольствие по поводу того, что она жестока со своими ребятишками».
Наверное, раз мать была жестока со своими ребятишками, то и приемной дочери от нее доставалось. Но никаких более прямых указаний на то, что тетя била Алию, у нас нет.
В детдоме Алия хорошо училась, была активной пионеркой и в 1941 году была награждена путевкой в «Артек». Она уже собрала вещи, но началась война и вместо пионерского лагеря Алия вместе с другими воспитанниками детдома поехала на строительство земляных укреплений.
В ноябре 16-летнюю девушку приняли в комсомол. Вместе с другими детдомовцами и обычными ленинградскими ребятишками она ночами дежурила в городе, тушила бомбы-«зажигалки». В это время дядя Аубакир сумел вывезти свою семью в Ташкент; из-за переезда связь с семьей прервалась почти на два года. Алия осталась одна в блокадном городе.
В первую, самую страшную блокадную зиму Алия чуть не умерла. Ее бывшая пионервожатая рассказывала, что как-то девочка пошла с санками за водой и не вернулась. За ней побежали и нашли лежащей на улице. Врач, осмотрев ее, заявил, что она потеряла сознание от истощения. Когда Алия очнулась и ее расспросили, оказалось, что она отдавала половину своего пайка маленькой и слабой девочке Кате. В итоге Катя выжила, а Алия чуть не погибла.
ДЕВУШКА, КОТОРАЯ ХОТЕЛА ВОЕВАТЬ
В марте 1942 года детский дом по Дороге жизни был эвакуирован в село Вятское Ярославской области. Однако там Алия надолго не задержалась: окончив школу-семилетку, она поехала одна в незнакомый ей город Рыбинск и поступила там в авиационный техникум. Известно, что она мечтала стать летчицей, воевать с фашистами в воздухе.
Это один из самых загадочных фактов ее недолгой биографии: в техникум Алия поступила на специальность «холодная обработка металла», которая совсем не подразумевала полеты. Через три месяца девушка в выбранной профессии разочаровалась и подала документы в военкомат с просьбой зачислить ее добровольцем в РККА.
«На казахском все, что хочу, не могу написать, а на русском, думаю, она не все поймет»
Некоторые биографы объясняют неудачный выбор специальности тем, что Алия еще плохо знала русский и не разобралась в документах. Однако это точно не так. В конце концов, Алия была старостой в ленинградской школе — вряд ли бы ее выбрали, если бы она плохо понимала русский. К тому же сохранился ее школьный аттестат, там по всем предметам только «хорошо» и «отлично».
К тому же в мае 1943 года дядя прислал ей новый адрес семьи и она начала писать письма Сапуре. И писала их на хорошем грамотном русском языке. Более того, в первом письме она пишет: «хочу просить у тебя прощенье за то, что пишу не на родном языке. Я думаю, что ты догадалась, почему пишу на русском языке: я на нем легче объясняюсь. Сейчас нужно писать тете — не знаю, как быть с ней. На казахском все, что хочу, не могу написать, а на русском, думаю, она не все поймет».
Это тоже по-своему загадочно: что такое можно написать на русском, чего нельзя написать на казахском? Просится объяснение, что Алия просто не очень хотела общаться с тетей и придумала себе такое оправдание. В дальнейшем она будет просить Сапуру передавать тете приветы и извинения за то, что не пишет.
В военкомате девушку ждало разочарование: ей было всего 17 лет, а на фронт брали только с восемнадцати. Однако Алия не отступала: она говорила о пережитой блокаде, о любимом городе, который окружают враги, о страданиях его жителей и о том, что она должна им помочь… Военкомы нашли компромиссный вариант — девушку отправили под Москву, где в селе Вешняки в это время формировалась Центральная женская школа снайперской подготовки. Когда она пройдет эту подготовку, ей как раз исполнится восемнадцать и она сможет поехать на фронт… Этот вариант всех устроил.
Там же в рыбинском военкомате Алия познакомилась с Надей Матвеевой, которая тоже пришла записываться добровольцем и была отправлена в школу снайперов. Позднее, на фронте девушки стали снайперской парой и лучшими подругами. После гибели Алии у Нади часто брали интервью — во многом наш образ Алии на фронте сформирован именно ее рассказами.
Вспоминала Надя и их учебу. Рассказывала, что условия были тяжелые, спали в оранжерее на трехъярусных нарах, было очень холодно, негде было сушить одежду и обувь. Бывший комиссар школы Екатерина Никифорова отмечала: «Блокада оставила следы на неокрепшем теле Алии. Она часто мучилась от фурункулов. Ростом небольшая, хрупкая, она мужественно превозмогала боль и старалась не отставать от сокурсниц, как все, бегала и тренировалась, удивляя всех нас выносливостью и твердостью характера». Сохранились рассказы сокурсниц про то, как Алия убегала после отбоя в лес, чтобы учиться лазить по деревьям (там, где она выросла, леса было немного, лазить по деревьям Алия не умела и считала, что ей нужны дополнительные занятия), про марши со стертыми в солдатских сапогах ногами…
Ничего этого в письмах Алии из снайперской школы нет: «Сегодня ходила в лес за цветами, набрала букет. Лес близко-близко, а кругом поля, цветов много и какие красивые. Вот, чтобы не одной наслаждаться, я шлю тебе гвоздичку, незабудочку и землянику», — пишет она Сапуре.
Кстати, свои письма она подписывала «Целую, Лия». Лией ее стали называть русские подружки еще, кажется, в ленинградской школе. Ей это имя нравилось, им она в дальнейшем и представлялась.
Сокурсницы вспоминали, что Лия была очень увлеченным человеком: читала стихи на вечерах художественной самодеятельности (занимаясь по 15 часов в день снайперским обучением, они находили время и для самодеятельности), проводила политзанятия.
В июле 1943 года учеба в школе снайперов была закончена. Так как Алия после блокады была еще очень слабой, а училась на «отлично», ей предложили на несколько месяцев остаться в школе инструктором. Она наотрез отказалась и уехала на Северо-Западный фронт вместе со своими сокурсницами.
На фронте они были зачислены в 54-ю отдельную стрелковую бригаду. Первое, что они услышали от своего батальонного командира: на передовую не соваться, заниматься тыловой работой. Алию и Надю такой приказ не устраивал, и они решили проблему чисто по женски: оба снайперских номера расплакались в командирском блиндаже и рыдали там навзрыд до тех пор, пока командир не плюнул и не разрешил им заниматься своим снайперским делом.
Алия на фронте: мифы и реальность
Сразу после того, как Алия погибла и получила звание Героя, созданием ее биографии озаботилось Политуправление РККА. В часть, где она воевала, поехали корреспонденты, которые собирали воспоминания о героине у ее сослуживцев и командиров. После войны эта работа продолжилась — сначала советскими журналистами, а потом российскими и казахстанскими энтузиастами. В результате мы теперь имеем множество рассказов об Алие, которые не всегда между собой согласуются, а иногда и прямо друг другу противоречат.
Например, во многих источниках упоминается, что воевала Алия с именной винтовкой с надписью «От ЦК ВЛКСМ за отличную стрельбу». Обычно рассказывают, что она получила ее в снайперской школе за хорошую учебу (так, скажем, написано в русской «Википедии»). И только когда Асылжан Мурзабулатова, экскурсовод Западно-Казахстанского областного историко-краеведческого музея, обратилась к архивам снайперской школы, выяснилось, что Молдагулова среди отличившихся студентов не числится и в школе винтовку от ЦК ВЛКСМ ей не выдавали. А значит, получила она ее уже на фронте — и не за учебу, а за боевую работу.1
После того, как Алия и Надя слезами добились от комбата права воевать на переднем крае, они стали ученицами лучшего снайпера бригады Бандурова. И уже вскоре он отправил девчонок на их первое задание. Это задание Надя Матвеева описывает так: «Вспоминается наша первая охота. Мы начали охотиться из блиндажа. Наблюдали весь день, но немцы не показывались. В этот день открыла счет Шура Ужегова. Лия очень расстроилась, что не увидела ни одного фрица, и завидовала подруге. Но на следующий день открыла счет, и надо было видеть, как она ликовала. У Лии была горячая казахская кровь. И эта благородная кровь бывала часто причиной, что у Лии иногда не хватало терпения. Мы держали оборону на Ловати. Мы были на одном берегу, немцы — на другом. Расстояние — метров 150. Наблюдать приходилось много и надоедало. Так, Лия выглянет через бруствер и кричит: “Фриц, покажись!”, и присвистывает. Мы говорили, что если она погибнет здесь, то глупой смертью. А она только смеялась в ответ».
На самом деле ничего смешного в этом не было, и Бандуров свою подопечную потом не зря за эту выходку ругал. Из-за такой вот лихости молодые снайперы обычно и гибли. А у Алии были с этим проблемы, случай на Ловати был не единственным. В другой раз она убила двух немцев-наблюдателей, наводящих на советские окопы немецкую минометную батарею, а третьим выстрелом разбила их стереотрубу. И вот этот третий выстрел был уже лишним: Алия захотела блеснуть меткостью и выдала свою позицию. По ней тут же открыли минометный огонь. Девушке повезло, что она расположилась под подбитым немецким танком и его броня ее спасла. За этот случай ей от Бандурова тоже досталось.
А в третий раз ее мог наказать за неуместную смелость вражеский снайпер. Алия сделала выстрел и выглянула, чтобы посмотреть, удачен ли он. Немецкий «коллега» тут же выстрелил — и девушке просто повезло, что пуля прошла по касательной, лишь оставив вмятину на каске.
Несмотря на легкомысленное отношение к опасности, Алия оказалась очень талантливым снайпером. На фронт она прибыла в августе, а уже к октябрю на ее счету было 32 убитых фашиста. Она очень быстро стала в бригаде уважаемым бойцом и взяла шефство над земляками-казахами. В письмах Сапуре она называла их «мои кочевники».
Появились про нее и несколько окопных легенд разной степени правдоподобности, их потом сослуживцы пересказывали журналистам. Первая легенда повествует, как снайперская группа ефрейтора Молдагуловой в составе пяти девушек пробиралась по нейтралке, чтобы занять позиции поближе к вражеским окопам, и наткнулась на такую же группу немцев. Девушки среагировали на неожиданную встречу первыми. Алия и две ее подруги выстрелили — и три немца упали мертвыми, а двух оставшихся девчонки взяли в плен. Вся эта перестрелка в стиле Дикого Запада, конечно, выглядит несколько по-киношному, но теоретически такое и впрямь могло произойти.
«Дорогая Сапура, я буду представлять, будто живу вместе с вами, там, в родном Казахстане. О, как хочется повидаться, побывать в родном ауле! Но ничего. Придет час, когда мы будем праздновать нашу встречу, возвращение на родину и победу. Все вместе»
Вторая история менее правдоподобна. Согласно ей, Алия переоделась в крестьянскую одежду и проникла в тыл врага, выдавая себя за местную. Зашла в избу, стоящую на краю оккупированной немцами деревни, увидела там двух сидящих за столом немецких офицеров. Один схватился за оружие, но Алия выстрелила первой и убила его наповал. Второго немца она взяла в плен, и он дал советскому командованию ценные сведения.
Идея послать снайпера в подобную разведку сама по себе выглядит очень странной, но даже она меркнет на фоне идеи отправить в тыл врага казашку, чтобы она выдавала себя за местную в Новгородской области. Скорее всего, это просто солдатские байки или фантазии советских журналистов. А может, и то и другое: сначала фронтовики после войны травили журналистам всякие выдумки, а потом те еще и добавляли к ним от себя. Это, кстати, большая проблема в изучении Великой Отечественной войны: нередко бывалые солдаты во время разговоров с журналистами над своими интервьюерами явно прикалывались, с серьезным лицом скармливая им совершенно невероятные истории. Но те-то на войне не были, всему верили, а потом пересказывали байки своим читателям, еще и добавляя подробностей от себя. А нам теперь, когда все участники уже умерли, непросто разобраться, где в записанных воспоминаниях правда, а где вымысел. Поэтому и нужно изучать архивные документы. В них, конечно, тоже часто писали неправду, например, почти всегда завышали потери противника, но никто не стал бы писать туда выдуманные истории просто потому, что это очень забавно — вешать лапшу на уши несведущему человеку. Все-таки документ — дело ответственное, и его составитель за такое мог как минимум слететь с должности, а то и загреметь под трибунал.
Все лето и осень 1943 года 54-я отдельная стрелковая бригада располагалась у города Холм, где была окружена немецкая группировка. Задачей бригады было не дать немцам из Холмского котла вырваться; впрочем, те на их участке вырваться и не пытались. Это была позиционная война и более-менее устоявшаяся жизнь на хорошо обустроенных позициях. Собственно, поэтому Алия так быстро и пополнила свой снайперский счет: больших боев не было, враги действовали друг против друга снайперами, разведгруппами и минометами. Однако вскоре эта тихая (по фронтовым меркам) жизнь закончилась.
В ноябре их стрелковая бригада была переброшена из-под Холма в Новгородской области в район Новосокольников Калининской области. Им предстояло принять участие в грандиозном сражении — снятии блокады Ленинграда. В битве участвовало несколько фронтов, с десяток армий, под сотню дивизий — всем им предстояло наступать по разным направлениям, чтобы не только пробиться к окруженному городу, но и самим окружить блокирующие его немецкие войска. Впрочем, задача их фронта была скромнее: связать боями 16-ю армию противника, чтобы она не смогла прийти на помощь немецким войскам под Ленинградом.
Тринадцатого декабря Алия написала Сапуре очередное письмо: «Сейчас мы находимся на переднем крае. Письмо пишу в глубоком окопе, вокруг много деревьев. С немцами встречаемся лицом к лицу. У меня на голове каска, за поясом граната, в руках винтовка... Фрицев не жалею, а вначале немного волновалась... ». Дальше она рассказывает, как командир объявил ей благодарность перед строем за то, что она за три дня убила 14 фашистов, «потом перед людьми oн меня поцеловал, как сына, я покраснела от стыда». Этот момент стоит запомнить, он позднее создаст немало путаницы.
Двенадцатого января началось наступление, и оно сразу же пошло плохо. Советские войска проводили локальные операции в районе Новосокольников всю осень 1943 года, и на рубежи, с которых началось январское наступление, они вышли совсем незадолго. Так что наступали они по незнакомой местности на оборону, система которой им была почти неизвестна. Как потом выяснилось, сплошной линии обороны у немцев тут и не было, они держали отдельные опорные пункты и тщательно замаскированные доты, местоположение которых разведка установить не смогла. Войска же считали, что будут прорывать сплошную оборону и проводили артподготовку на всю ширину фронта, то есть большинство снарядов пришлось по пустому месту. В результате огневые точки врага подавлены не были, и в снегу перед ними завязла и вся 22-я армия, и весь 2-й Прибалтийский фронт. 54-я отдельная стрелковая бригада была единственной, в первые два дня добившейся заметного успеха: она прорвала немецкую оборону севернее Новосокольников и вышла к железной дороге у станции Насва, из которой смогла выбить немцев. Но потом наткнулась на очень плотный огонь и тоже залегла.
При этом главное наступление под Ленинградом развивалось вполне успешно, и было очень важно продолжать создавать немцам проблемы и угрозы под Новосокольниками, чтобы они не могли перекинуть туда подкрепления. Получалось, что сделать это могла только 54-я бригада, так что на следующий день ей приказали продолжать наступление и перерезать железную дорогу.
Тринадцатого января они весь день атаковали и отбивали контратаки немцев. Вперед продвигались, но очень медленно, платя кровью за каждый взятый метр. Утром 14 января они снова пошли в атаку и взяли деревню Казачиха. Там Алия Молдагулова и погибла.
КАК ПОГИБЛА АЛИЯ МОЛДАГУЛОВА
Обстоятельства и ее подвига, и ее гибели довольно туманны и противоречивы. По некоторым источникам, Алия как снайпер прикрывала наступление разведвзвода бригады, по другим — она незадолго до начала наступления была переведена из снайперов в автоматчики. Судя по всем описаниям обстоятельств ее гибели, второе куда вероятней, что очень странно. Талантливый снайпер — это штучный специалист, таких на фронте стараются беречь, их не бросают в лобовые атаки на немецкие пулеметы. Тем более что 18-летняя хрупкая девушка, недавно пережившая блокаду, явно не очень подходила для штурмовой работы. Однако Алия наступала в пехотных цепях, и свою золотую звезду она получила именно как штурмовик, а не снайпер.
Подвиг Алии заключался в том, что она подняла в атаку залегшую под огнем пехоту. Сколько раз она это сделала и как именно это происходило, из рассказов не очень понятно. Например, одна только Надя Матвеева рассказала две немного разные истории: «В жаркой схватке за деревню Казачиха вышел из строя командир… Алия поднялась во весь рост и крикнула: “Вперед, за Родину!”, увлекая за собой взвод оставшихся бойцов. Мы ворвались во вражеские траншеи…». Вот другой рассказ Матвеевой об этих событиях: «Тогда поднялась Алия… За ней пошла вся рота и ворвалась в траншеи врага. Взрыв мины, и Лия ранена в руку, а я сгоряча ушла вперед… Потом я узнала со слов бойцов, которые шли позади нас, что, несмотря на ранение, Лия не бросила автомат и подстрелила одного вражеского офицера. Но и он все-таки успел выстрелить в ответ и вторично ранил Лию. Последний выстрел остался все же за ней. С поля боя вынесли ее командир отделения разведчиков Поляков и еще трое солдат, фамилии которых я не помню».
Есть также разные свидетельства, что именно она кричала, поднимая людей в атаку. Некоторые вспоминают, что это были слова «Братья-солдаты, за мной!» — причем на казахском, потому что так получилось, что вокруг Алии были солдаты-казахи, ее «кочевники», и она обратилась к ним на родном языке. А в наградном листе ефрейтора Молдагуловой сказано, что она кричала то, что и должны кричать в атаке советские герои: «За Родину! За Сталина!». В этом наградном листе много таких подробностей, которых нет в рассказах близких к Алие людей, воевавших в тот день рядом с ней. В этом документе Алия не только поднимает и ведет за собой солдат, она убивает немцев десятками, берет одну деревню за другой, уничтожает немецкие пулеметы и минометы, а также захватывает пленных.
Если же почитать статьи о подвиге в газетах времен войны, то по ним выходит, что с 12 по 14 января Алия Молдагулова поднимала пехоту в атаку шесть раз.
Свести все это в один связный рассказ — невыполнимая задача. Самую драматичную историю гибели Алии рассказала другая ее подруга, тоже снайпер, Зина Попова, которая после войны вышла замуж за бригадного разведчика Полякова и взяла его фамилию. Вот рассказ Зинаиды Поляковой, записанный после войны: «Лия вела огонь с чердака одного дома по наступающему противнику. Один снаряд разорвался рядом, Лия была тяжело ранена. Разведчики вынесли ее в деревенский сарай, где находились раненые. Бои продолжались. От мин и снарядов этот сарай загорелся, не всех раненых смогли вынести. Погибла и Лия. В этом бою была ранена также и я и эвакуирована в госпиталь».
Показательно, что Галымжан Байдербесов, авторитетный исследователь жизни Алии Молдагуловой, в своих последних книгах стал придерживаться именно этой, самой страшной версии гибели Алии. Но в фильмах, статьях и книгах обычно рассказывают наиболее героическую версию про перестрелку с немецким офицером, в которой Алия одержала свою последнюю победу. Оно и понятно: картина сгорающей заживо раненой девушки — это, пожалуй, немного слишком для кинематографа.
Остается еще загадка, которую мы попробуем разгадать. Во всех источниках указывается, что Алия Молдагулова убила 78 немецких солдат. Откуда эта цифра взялась, если все ее подруги-снайперы говорят, что на ее счету к октябрю 1943 года было 32 убитых фашиста?
Скорее всего, она взялась из наградного листа. Если пересчитать всех убитых ею в этом документе немцев (10+12+23+последний офицер) и суммировать это с ее снайперским счетом в 32 человека, то как раз и получается 78 убитых врагов. И тогда, кстати, выходит, что как автоматчик-штурмовик Алия убила немцев больше, чем как снайпер.
Однако вспомним ее письмо от 13 декабря, в котором комбат расцеловал ее «как сына» за 14 фашистов, убитых за три дня. Эти фашисты и в снайперский счет не занесены (он ведь только по октябрь), и в наградном листе их нет (он ведь описывает только последние два дня ее жизни). Поэтому многие историки говорят, что на самом деле на счету Молдагуловой под сотню уничтоженных врагов.
Может создаться впечатление, что Алия погибла за Ленинград — город, который она любила. Там она будто бы обрела дом. Но такой вопрос не совсем корректно задавать советскому прошлому. Люди разных национальностей с детства воспитывались в мысли, что живут в одном большом гостеприимном доме, хоть это и был, как мы теперь понимаем, пропагандистский трюк.
Однако по письмам Алии видно, что Казахстан оставался ее родиной. В письмах Сапуре она постоянно спрашивает о новостях из родного аула, о жизни своих родственников (оснований любить которых у нее, честно говоря, не было, но она их все равно любила) и мечтает, что после войны вернется жить в Казахстан. Да, свою будущую жизнь Алия видела не в Ленинграде, а на родине. В одном из писем она пишет об этом недвусмысленно: «Дорогая Сапура, я буду представлять, будто живу вместе с вами, там, в родном Казахстане. О, как хочется повидаться, побывать в родном ауле! Но ничего. Придет час, когда мы будем праздновать нашу встречу, возвращение на родину и победу. Все вместе».