Слово месяца: свифтотрясение
Новый языковой барьер Тейлор Свифт
Раз в месяц Qalam выбирает некое важное для понимания окружающего нас мира слово и пытается разобраться в оттенках его значения.
Собственно, это явление уже наблюдалось на концертах Тейлор Свифт прошлым летом в Сиэтле, но само слово "свифтотрясение" окончательно, кажется, прижилось после ее шотландских гастролей в июне этого года. В Эдинбурге люди во время ее выступлений впали в такое неистовство, что Британская Геологическая служба несколько раз зафиксировала повышенную сейсмическую активность (возможно, причина еще и в том, что в Европе билеты на концерты ее The Eras Tour сильно дешевле, чем в США, из-за ограничения наценок, и нахлынувшие в связи с этим американские поклонники выражали чувства с удвоенной силой).
Современный вокабуляр и без того в значительной степени освифтился: в нем уже есть слова свифти, свифтономика, свифтомания, тей-кономи. В этом месяце появился еще тейлор-таун: после того как в Ливерпуле (то есть на родине The Bealtles) в честь ее гастролей выкатили специальную инсталляцию в Королевском Альберт-Доке и провели университетский симпозиум Tay Day, посвященный культурному феномену девушки.
Но термин "свифтотрясение" удачен тем, что он так или иначе подчеркивает природу происходящего. Непомерный успех Свифт представляется чем-то из области теории хаоса: подобно тому, как вспорхнувшая бабочка может вызвать ураган в другой части света (а на последнем альбоме есть песня про ураган ее имени), так и общественная реакция на эту музыку скорее напоминает детерминированно-хаотические системы, которые чувствительны к малым воздействиям.
Ее гигантомания и стремление заполнить собой все пространство — это тоже что-то из сферы физики. Она и сама здоровенная (180 см), и концерты длятся больше трех часов (фактор, устрашивший ее юную конкурентку Билли Айлиш), и альбомы она выпускает сразу стопками: сегодня вышел один, а уже завтра другой такой же, но с пятнадцатью новыми песнями прицепом, etc. Однажды, поссорившись со своим лейблом из-за прав, она просто перезаписала все шесть своих пластинок и заново их продала. Никто уже даже не обсуждает, сколько зарабатывает лично Тейлор Свифт, — речь теперь идет о макроэкономических показателях и ее непосредственном влиянии на ВВП США и других государств. И хотя некоторые экономисты считают это влияние сильно преувеличенным, особенно в Европе, она-то, судя по всему, как раз действительно разгадала знак бесконечности.
Если послушать ее последний альбом, там будут сплошь взмахи крыльев бабочки: песни про разбитое сердце, космическую любовь и эмоциональное насилие, то есть те самые малые воздействия, которые по непонятной причине способны побудить миллионы людей потратить миллиард долларов (а сборы тура приблизились к этой цифре). Свифт вполне интересничает со стилями и музыкальными решениями, так что, даже не будучи ее почитателем вовсе, легко удостовериться в том, что композиция, например, «So Long, London» неплохая, и строчка «and my friends all smell like weed or little babies» («друзья сплошь пахнут, как трава или младенцы») неплохая, да и песни все больше с матерком, и ситуации, описанные в них, довольно человечны: муж-изменщик исчез, а я забаррикадировалась в ванной с бутылкой вина.
В этой музыке много чего при желании можно обнаружить. Единственное, чего в ней нет, — это ответа на вопрос: а как так произошло, что именно это стало главным? Почему данный норматив вдруг перерос рекорд, а среднее арифметическое превратилось в натуральный гуголплекс?1
Можно предположить, что Свифт утверждает некую новую подвижную добродетель, по которой все, предположительно, успели соскучиться. Например, ее давний враг Канье Уэст — тоже человек с немалыми претензиями на мировое господство — работает по старой схеме анфан террибля со всеми засаленными козырями: Гитлер, порнография, нарциссизм с налетом буйного помешательства, etc.
Cвифт же выглядит натуральной королевой света и победительницей внутренних демонов. Ее, впрочем, и саму обвиняли в сатанизме, а также в принадлежности к секте иллюминатов2
Заговор не заговор, но старый мир будто бы делает на нее ставку — как на аллегорию традиционных ценностей (расовая принадлежность играет тут не последнюю роль, как и христианское воспитание). Ее, разумеется, при всем желании нельзя отнести к консервативному лагерю: основательница свифтономики уверенно лавирует в русле либеральной повестки, аккуратно поддерживая все необходимое, будь то право на аборт, BLM и индивидуализм как норму жизни. Однако на более глобальном цивилизационном уровне она все же символизирует сколь угодно тюнингованную и эмансипированную, но архаику — собственно, не зря же она изначально вышла из мира кантри, и в музыке ее дышит закоренелая мощь тривиального. Та же Билли Айлиш по сравнению с ней уже совершенная альтушка, выражаясь нынешним языком. Но Айлиш — типичная дива, как, например, Бейонсе — классическая прима. А Свифт — это уже скрепа. Ее легко, наверное, вообразить воительницей в грядущем сражении человечества с искусственным интеллектом и прочим постгуманизмом.
Когда, например, она в Париже выступает в алом корсете в духе парижских же варьете, если не борделей, — это опять-таки отсыл к глубоко традиционным сексуальным стереотипам. Вообще, сексуальность сценического образа Свифт кажется явлением трансгенерационным. Она, как программа долгосрочных сбережений, аукается разным поколениям — что бумерам, что зумерам (на днях в Guardian был исповедальный текст о том, как мать в обнимку с дочерью со слезами счастья посещали ее представление). У Свифт такая внешность, которую нетрудно представить как в галерее семидесятнического фолка, так и на нью-йоркской диско-сцене восьмидесятых, а то и на социалистическом конкурсе эстрады в Сопоте. Она, в частности, похожа на актрису Елену Денисову, которую старшее поколение, что называется, может помнить по советской телевизионной комедии из французской жизни «Ищите женщину» (1982), она там играла в высшей степени соблазнительную секретаршу.
Ставя в центр всего сердечные дела, душевные травмы и прочую частную жизнь, Тейлор Свифт манифестирует то, что британский историк Нил Фергюсон в 2019 году назвал эмократией: «Мы больше не живем в демократии. Мы живем в эмократии — где рулят не большинства, а эмоции, и чувства значат больше, чем разум». Но этому избытку чувств также положен некий управляющий лидер, в каковые певица и выбилась, в полной мере реализовав старинный феминистский слоган «личное — это политическое».